Книга: Общее языкознание - учебник

обычно ослабевает. Происходит так называемая «либерализация» норм, которая

определяется значительным влиянием на литературную речь различных форм

обиходно-разговорного языка, что прослеживается на самом раз­нообразном

материале. Следует сопоставить соответствующие выводы В. Г. Костомарова [40]

и Т. Г. Винокур [20] в отношении русского языка, наблюдения В. Н. Ярцевой,

связанные с англий­ским литературным языком [81], а также соответствующие

поло­жения в работах М. М. Гухман, высказанные ею на основе обоб­щения

разнообразного языкового материала [25, 305] (см. также [96]).

Историческая непрерывность и неравномерность нормализационных процессов

Важным моментом для общей оценки исторической стороны нормы является

положение о непрерывности нормализационных процессов [21; 40], которое

опирается на идею непрерывности развития языка в структурном плане (изменения

в его строевой организации), а также в нормативном (изменения в традиционных

формах реализации этой структуры) и функциональном (изменения в общественных

функциях литературного языка) аспектах. Вместе с тем необходимо отметить

различную интенсивность нормализации в разных сферах использования языка, что

находит свое отражение в неравномерном выявлении соответствующих процессов в

языке отдельных видов и жанров письменности. «Интенсивность и стро­гость

нормализации неоднородны в разных типах или стилях лите­ратурного языка»,—

пишет В. В. Виноградов, характеризуя поло­жение, наблюдающееся на материале

славянских литературных языков [13, 57] (ср. также на немецком материале [64;

65]).

Неравномерность нормализационных процессов прослежива­ется и по отношению к

явлениям, соотнесенным с разными сторо­нами языковой системы. Вопрос этот мало

изучен и критерии сло­жившейся нормы пока остаются для разных сторон языка

недо<583>статочно ясными. Особенно неопределенны признаки сложившейся

лексической нормы. С точки зрения В. Н. Ярцевой, ее становление тождественно

оформлению нейтрального в стилистическом отноше­нии «ядра» нормы. Однако, можно

понимать лексическую норму развитого литературного языка и как сложную

совокупность «иерархически организованных лексических слоев» (Э. А. Макаев).

Последнее предполагает выделение в процессе ее формирования второго —

практически бесконечного — этапа, ведущего к по­степенному функциональному и

стилистическому усложнению лексической нормы.

Принято считать, что орфографическая и морфологическая нор­мы складываются

значительно раньше синтаксической и лексичес­кой. Так, характеризуя

последовательность формирования лите­ратурных норм немецкого языка, М. М.

Гухман пишет: «Не только орфоэпическая, но и грамматическая, а тем более

лексическая норма, еще не сложились в XVII веке» [27, ч. II, 170]. Однако

пока еще неясно, насколько универсальной можно считать подобную

последовательность складывания норм для разных литературных языков.

Высказанное в общей форме, это утверждение основыва­ется на интуитивном

ощущении специфики синтаксической и — особенно — лексической норм специфики,

заключающейся в многообразии их инвентаря и широких возможностях

варьирова­ния и дифференциации нормативных реализаций. Существенным, хотя и

косвенным доказательством неодновременности нормализа­ции разных сторон

литературного языка, является соответствую­щая историческая разобщенность

кодификации разных типов литературных норм (см. ниже, стр. 589).

Типы нормативных изменений

Опираясь на положение о непрерывности нормализационных процессов, можно вместе с

тем указать на отдельные формы нор­мативных изменений, к числу которых

относятся: изменения в ха­рактере и степени стабильности нормативных

реализаций; изме­нения в соотношении разных видов норм в рамках литературного

языка; изменения в задачах и формах кодификации норм. Рас­смотрим в первую

очередь изменения в характере нормативных реализаций. Считая вариантность одним

из основных признаков нормы (см. выше, стр. 567), можно использовать данный

признак для характеристики процессов ис­торического изменения норм (см. также

[37]). Чтобы отчетливее охарактеризовать специфику вариантности в тот или иной

период развития определенного литературного языка, целесообразно, ви­димо,

использовать понятие «диапазона варьирования», включа­ющее представление о

сфере, объеме и специфических условиях<584> употребления имеющихся

вариантов42. Применяя данное

понятие, можно попытаться представить сам процесс изменения литератур­ных норм

как ряд последовательных преобразований, ведущих к постепенному изменению

характера и диапазона варьирования.

Для ранних этапов развития национального литературного языка характерно

отсутствие устойчивости в функционировании языковой системы, что проявляется, в

частности, в существовании многочисленных колебаний и вариантов. Значительная

вариант­ность литературного языка на ранних этапах его развития отмече­на на

материале разных языков многими исследователями (см., например, [17; 27; 64;

71; 80; 81; 82; 88]). С установлением литера­турной нормы неустойчивость и

вариантность существенно ограничиваются. Это ограничение происходит за счет

различных процессов. Наблюдается, например, исчезновение некоторых ти­пов

варьирования. Так, исключается, как правило, свободное варьирование графем в

составе слова, широко представленное на ранних этапах существования

литературных языков национального и донационального периода (ср. [17; 64] и

др.)43. Ряд вариантов

оттесняется за рамки литературного языка или совершенно исче­зает из

употребления, ср., например, русск. надёжа ? надежда, ветхой ?

ветхий, глубокий ? глубокий, намедни ? на-днях; нем. seind ?

sind, sahe ? sah, fleugt ? fliegt.

Наблюдаются также существенные изменения в диапазоне и характере

варьирования. При этом следует отметить:

а) Тенденцию к укорачиванию вариантного ряда за счет сокраще­ния числа единиц,

находящихся в отношениях варьирования. ср. русск. высуня ? высунув

? высунувши; нем. Konti ? Kontos ? Konten.

б) Тенденцию к уменьшению диапазона варьирования в резуль­тате лексемных,

парадигматических и позиционных ограниче­ний в использовании отдельных

вариантов. Крайним звеном ограничений данного типа является изоляция отдельных

вари­антов в составе устойчивых словосочетаний типа русск. (бе­жать)

высуня язык, (носить, ходить) на босу ногу, нем. auf Erden

'на земле' Auf gut Glьck! 'Счастливо!'.

в) Тенденцию к переходу полных вариантов в группу вариантов неполных, связанную

с появлением у них некоторых дополни<585>тельных разграничений различного

плана, ср. русск. копает ? каплет, брызгает ? брызжет,

коклюш ? мед. куклюш; нем. wurde ? поэт. ward, die Lager ? торг.

die Lдger. Процесс исчезновения «полной» синонимии и замену ее синонимией

сти­листической отмечает также на материале истории итальянс­кого литературного

языка Т. Б. Алисова [2].

Вариантность языковых средств, являющаяся избыточной с точки зрения

структурной организации, составляет вместе с тем тот резерв языка, который

обеспечивает гибкость и разнообразие форм выражения определенного содержания,

а также составляет базу для выявления целого ряда значений функционально-

сти­листического и экспрессивно-стилистического плана, играющих в

естественных языках столь существенную роль.

В некоторой степени вариантность может также рассматривать­ся как база для

развития языка [30, 533; 35, 12], но преимущест­венно в весьма определенном

плане, а именно как резерв для его функционально-стилистического обогащения и

развития. Значи­тельно реже наблюдается дифференциация вариантов по их

основ­ному значению, хотя отдельные случаи подобного рода можно от­метить,

видимо, для каждого языка (ср. приведенный Э. Косериу пример латинской

сравнительной конструкции с magis [39, 229— 230]). Наиболее часто полная

дифференциация первоначальных вариантов наблюдается в лексике, ср., например,

русск. храм — хором(ы), диалектный — диалектический; нем. drucken —

drьcken 'печатать' — 'давить' и т. п.

Рассмотренные выше тенденции исторического преобразования вариантов

реализуются на фоне общего перераспределения вари­антных средств,

совершающегося по мере оформления литератур­ного языка как относительно

стабильной и территориально еди­ной, но вместе с тем полуфункциональной

системы.

Поэтому для всесторонней характеристики изменения литера­турных норм

необходимо учитывать и сдвиги в соотноше­нии разных типов и разновидностей

норм литературного языка, сопровождающиеся изменением в соотношении различных

типов вариантов и дифференциаций. Хотя процессы эти достаточно индивидуальны

для отдельных лите­ратурных языков, могут быть все же названы некоторые

наиболее характерные для большинства из них моменты.

Существенными для перегруппировки вариантов являются, как уже отмечалось выше,

процессы отграничения нормированного литературного языка от различных

нелитературных форм речи. При этом происходит вытеснение ряда вариантов, не

включенных в литературную норму. В качестве примера можно привести для русского

языка оттеснение в сферу просторечия таких форм, как к ему, ребяты, три дни

и т. д., принадлежавших литературной фор<586>ме речи еще в конце XVIII в.

— начале XIX в. Сходные процессы наблюдаются и в немецком языке, где к концу

XVIII в. оконча­тельно выходят из литературного употребления и оттесняются в

сферу Umgangssprache такие конструкции, как Dem Vater sein Hut 'шляпа отца',

ср. лит. (Des) Vaters Hut ? Der Hut des Vaters. Некоторые исследователи

характеризуют данный процесс, пред­ставленный в различных языках, как переход

одного из вариантов на «субстандартный» уровень [7, 22]. Однако граница,

устанавли­вающаяся методу литературным языком и различными типами обиходной

речи, отнюдь не является устойчивой. Влияние нелите­ратурной разговорной речи

постепенно расшатывает литературный узус, создавая новые варианты, возникающие

на пересечении этих двух форм языка (ср. совр. русск, шофйры ?

шоферб, звонят ? звунят, красъвее ? красивее и т.

д.). Определенная часть вариантов подобного типа со временем закрепляется в

норме литературного языка. Заметим в этой связи, что влияние

обиходно-разговорного языка служит одним из важных стимулов нормативных

изменений (ср. также [48]).

Взаимодействие литературной и обиходно-разговорной речи перекрещивается в

известной степени с взаимным влиянием норм письменной и устной разновидностей

литературного языка. В тех случаях, когда расхождение их достаточно велико,

это сближение осуществляется под сильным воздействием сознательной

кодифика­ции (ср. сближение нормы письменного нидерландского языка с нормами

устного разговорного языка в результате ряда реформ, или движение за единство

слова и письма в Японии в конце XIX в., а также сходное по своему содержанию

движение, наблюдавшееся в начале XX века в Китае). Процесс взаимодействия

письменной и устной форм языка также ведет к перегруппировке вариант­ных

средств, используемых в обоих типах литературных норм. Так, нередко варианты,

закрепленные в письменной речи, вос­принимаются как нормативные и ведут к

появлению соответст­вующих форм в разговорной речи. Напротив, существенным

мо­ментом для письменной формы литературного языка является вы­теснение или

ограничение употребления некоторых архаичных и чисто книжных элементов.

Наконец, целый ряд различных процессов перераспределения вариантов связан в

литературном языке с изменением положения его отдельных территориальных

разновидностей. Общей для боль­шинства современных литературных языков является

тенденция к нивелировке различий между разными территориальными вариан­тами

стандартного языка [7, 16]. Параллельно значительно огра­ничивается и частично

переосмысляется и территориальная вари­антность в пределах литературной нормы:

если некоторая часть вариантов окончательно оттесняется в сферу диалекта или

обиходной речи, то другая часть закрепляется в литературном языке на правах

дублетных или синонимичных форм или лексем<587> (ср. нем. Junge ? Bube

'мальчик'; австр. Hьgel ? Bьchel 'холм')

44.

Однако если литературный язык развивается в многонацио­нальной общности или в

условиях территориального или государ­ственного обособления его отдельных

вариаций, то полного слия­ния территориальных разновидностей не наступает, и

определен­ная часть вариантных форм остается территориально

дифференци­рованной, ср., например: австр., швейц., ю.-нем. der Hochzeiter ?

нем. der Brдutigam 'жених'; австр. das Hundertel ? швейц. der Hundertstel ?

нем. das Hundertstel 'сотая часть'

45.

Таким образом, исторические тенденции, связанные с пере­группировкой

территориальных вариантов, реализуются весьма многообразно. В том случае,

когда разные литературные разновид­ности языка обслуживают одну нацию, может

наблюдаться тен­денция к отчетливому сближению обеих типов норм,

поддерживае­мая кодификацией (ср., например, реформу орфографии, проведен­ную

в 1940 г. в Армении и направленную на сближение западного и восточного

вариантов армянского литературного языка). В том же случае, когда отдельные

вариации литературного языка обо­собляются в связи с его территориальным и

государственным раз­делением (ср. ситуацию с немецким, английским,

нидерландс­ким, португальским языками и др.), сближение обеих норм

ока­зывается гораздо более трудно достижимым. Однако и в этих ситуа­циях

может возникать задача частичного объединения разных ти­пов норм на основе их

сознательной унификации (ср. орфографичес­кие реформы, направленные на

сближение португальского и бра­зильского литературных вариантов, проведенные

в 1915, 1936 и 1943 гг. в Португалии и Бразилии).

Параллельно сдвигам в соотношении типов норм наблюдаются тоже изменения в

задачах и способах кодифи­кации норм.

Историческая непрерывность нормализационных процессов, на которую указывалось

выше, вызывает необходимость в перио<588>дическом обновлении кодификации.

Вместе с тем общее содержание нормализационных процессов исторически изменчиво.

Так, для раннего этапа формирования национальных литературных языков

существенным является отбор основных константных элементов орфографической,

грамматической и лексической норм. Устраня­ется также избыточное варьирование в

этих сферах языка, проис­ходит определенное сужение диапазона использования

отдельных вариантов, наблюдается начальная дифференциация некоторых вариантов и

т. д. Для более позднего периода основным является поддержание функционально

обусловленного варьирования, свя­занного с распределением отдельных вариантов

по разным функ­циональным сферам языка и, напротив, устранение варьирования, не

имеющего такой значимости.

Разное историческое содержание кодификационных процессов отражает различный

характер нормализации на отдельных этапах развития литературного языка. К тому

же в каждый исторический период кодифицируется лишь некоторая часть языковых

явлений. Например, для немецкого языка XVIII—XIX вв. была характер­на тенденция

к кодификации орфографии и грамматики (преиму­щественно в ее морфологическом

аспекте). Лексика активно коди­фицируется здесь лишь начиная со второй половины

XVIII в. (словари И. Аделунга и И. Кампе). Синтаксические явления

нор­мализуются для немецкого языка, так же как и его лексика, в те­чение весьма

длительного периода — с XVIII по XX в., а ко­дификация произношения относится в

Германии, как уже отмеча­лось выше, лишь к концу XIX — началу XX столетия. Для

рус­ского литературного языка с XIX по XX в. происходит упроче­ние фонетических

и грамматических норм, чему способствует, в частности, и издание нормативных

грамматик Греча и Востокова. Орфография стабилизируется здесь относительно

поздно, о чем сви­детельствуют многочисленные колебания литературного узуса

(еще у Пушкина и Грибоедова наблюдаются такие написания, как окуратный,

прозьба, завяски, лезит, карман и др.).

Однако процесс кодификации норм не кончается с оформлением национального

литературного языка. Изменения в его структуре, спонтанные сдвиги в характере

ее реализации, постепенное рас­ширение нормализационной базы

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100