Книга: Общее языкознание - учебник

Переходя теперь к характеристике естественного человечес­кого языка с точки

зрения его структурной организации, заметим, что среди всех перечисленных выше

особенностей языка, характеризующих его с точки зрения предусматриваемых

языковым кодом сигналов и сообщений, принципиальная безгра­ничность

ноэтического поля языка (и связанная с этим неограни­ченная способность к

бесконечному развитию и модификациям) представляется наиболее существенным

качеством, присущим лю­бому известному или неизвестному нам языку,

заслуживающему этого названия. Поэтому кажется целесообразным использовать это

необходимое — и притом специфическое — свойство в каче<152>стве критерия

для определения существенности тех эмпирически выделенных признаков структурной

организации языковой си­стемы, которые были обнаружены лингвистической наукой в

про­цессе наблюдения над конкретными языками, т. е., другими словами, оценивать

универсальность и релевантность каждого при­знака именно с точки зрения его

соответствия этой априорно при­писанной нами языку особенности, ибо, как

отмечал еще Матезиус, «общие потребности выражения и коммуникации, свойственные

всему человечеству, являются единственным общим знаменателем, к которому можно

свести выразительные и коммуникативные сред­ства, различающиеся в каждом языке»

[17, 226].

В этом плане, несомненно, существенным структурным качест­вом языка является

то, что каждый языковый знак (а также и элементы знака) имеет отношение к

двум способам организации — парадигматическому и синтагматическому, первый из

которых предполагает выбор определенных единиц, а второй — их сочета­ние в

единицы высшей степени сложности.

Частный случай взаимодействия двух основных актов языко­вой деятельности —

селекции и комбинации, а именно отбор еди­ниц номинации и их сочетание в

предложение, лежит в основе кон­цепций Матезиуса, предложившего в начале 30-х

гг. фундаменталь­ное деление языкознания на ономатологию и синтаксис

34, Гарвина, описывающего язык в своей определительной модели, в част­ности,

в терминах «двух уровней организации» [40; 41], Милевского, выдвигающего

признак «двуклассовости» языкового кода [62].

Все эти концепции восходят в конечном счете к бюлеровскому определению языка как

«двупольной» системы «Zweifeldersystem», которая состоит из поля предложения

(«Satzfeld») и словесного по­ля («Wortfeld»). Это наблюдение Бюлера было

развито в работах знаменитого венского психолога Кайнца, противопоставившего

человеческий язык, в частности, именно по этому признаку ком­муникативным

системам животных, которые, подобно простейшим искусственным системам сигналов,

не включающим в свой состав «знаков-наименований», знают знаки только одного

типа — «зна­ки-сообщения»35,

соответствующие предложениям естественного человеческого языка.<153>

Именно с этим отличием связана возможность составить исчер­пывающий инвентарь

сигналов коммуникативных систем жи­вотных или знаковых систем типа системы

дорожных знаков — нечто вроде лексического списка семиотем, или «словаря»,

кото­рый, впрочем, нельзя назвать словарем, так как он содержал бы

предикативные знаки, подобные не словам, а предложениям есте­ственного

человеческого языка. Характерно, что ничего другого, кроме того, что содержал

бы такой инвентарь, системы, распола­гающие знаками только одного типа,

выразить не в состоянии.

Напротив, творческий характер языковой деятельности свя­зан как раз с тем,

что наличие номинативных знаков и операция комбинации, предусмотренная

человеческим языком, позволяет создавать из ограниченного числа слов (60—100

тыс.) практи­чески неограниченное число высказываний.

Так как для целого ряда знаковых систем, содержащих только предикативные

знаки, отбор является единственным организую­щим принципом, наличие двух

способов организации — отбора и сочетания — может считаться одним из

дифференциальных признаков естественного человеческого языка. Важно при этом,

что сочетание языковых знаков есть не просто механическое объ­единение

равноправных знаков, но дает в результате не­кий сложный знак определенной

иерархической структуры, об­ладающий свойством, не выводимым из суммы свойств

составляю­щих его элементов. С этой точки зрения сочетание определенных

номинативных знаков в знак предикативный, т. е. в знак другого уровня,

отличается от возможного сочетания автономных знаков в других системах —

например, от комбинации зеленого сигнала светофора, означающего 'движение

прямо разрешено' с зеленой стрелкой соседней по горизонтали секции,

означающей 'движение направо разрешено' (в языке о подобном механическом

соедине­нии, отличном от интеграции единиц в единицу другого уровня, можно,

видимо, говорить в случаях объединения законченных предложений в тексте [2;

60], что среди прочего и позволяет согла­ситься с утверждением о том, что

категорематический уровень в языке является последним [1]).

Отчетливо иерархический характер имеют и отношения между компонентами

знака-наименования в тех языках, в которых авто­номность номинативного знака,

т. е. способность функциониро­вать в качестве компонента знака-сообщения (и в

предельном слу­чае быть его эквивалентом) несовместима с его элементарностью. В

этом случае каждый самостоятельный компонент предложения представляет собой

сочетание знака, обозначающего некоторый элемент действительности, со знаком,

отдельно выражающим тип отношения этого элемента с другими элементами сообщения

(т. е. выражающим так называемые синтаксические значения). Кроме того,

различные языки, как известно, считают необходимым вы­ражать некоторые

категориальные значения, обязательные для<154> всех членов некоторого

класса знаков независимо от потребностей конкретного сообщения (так называемые

несинтаксические грам­матические значения).

Целесообразность отдельного знакового выражения для каж­дого элемента опыта и

для их обязательных, всякий раз повторяющихся характеристик, оче­видно,

связана с принципиальной неограниченностью количества знаков, обозначающих

элементы опыта.

Глобальное, нерасчлененное выражение лексического и грам­матического значения,

очевидно, увеличило бы в несколько раз и без того огромное количество имеющихся

в каждом языковом коде лексических морфем. Поэтому супплетивные образования,

подобные, скажем, русским формам местоимений мы — нас, он — его,

представляют во всех языках исключение.

Иначе обстоит дело в некоторых простейших неязыковых си­стемах, часто

использующих глобальные знаки для выражения определенного сообщения, хотя бы

в некоторых сообщениях и присутствовали бы одинаковые (впрочем, одинаковые

лишь с точ­ки зрения языкового кода) компоненты — так, например, в си-теме

дорожных знаков (инвентарь, которой, впрочем, включает и семиотемы, членимые

на меньшие знаковые элементы) означаю­щее семиотемы 'железнодорожный переезд

без шлагбаума' (полуиконический знак, изображающий паровоз) не имеет никаких

общих элементов с означающим семиотемы 'железнодорожный переезд со

шлагбаумом', кроме формы и окраски фона (равносто­ронний треугольник с

красной окантовкой), общих для всех «пре­дупреждающих знаков». Ограниченный

инвентарь семиотем поз­воляет в подобных случаях предпочитать

синтагматическое удоб­ство удобству парадигматическому.

Представляется несомненным, что наличие во всех языках по меньшей мере двух

типов знаков — номинативных и предикатив­ных — непосредственно связано с

безграничностью языкового по­этического поля: в самом дело невозможно себе

представить, чтобы каждой ситуации, которая может быть предметом сообще­ния,

соответствовал бы особый нечленимый знак. Поэтому эта отмеченная еще Бюлером

особенность должна быть признана одним из универсальных свойств языка. Так

как количество типов зна­ков различных уровней (или различной степени

сложности) может не совпадать в конкретных языках, можно утверждать в общей

фор­ме, что универсальным специфическим каче­ством языка является наличие

более чем одного типа знаков, при­чем всякий языковый знак, по удачной

формулировке Якобсона, «состоит из конституентных знаков и/или встречается

только в комбинации с другими знаками» [49, 158].

Не менее очевидно безграничности поэтического поля языка и неограниченным

возможностям расширения знакового инвен­таря соответствует наличие двух

«уровней структурации — зна<155>кового и не-знакового» [40], т. е.

принцип построения знаков из ограниченного числа не-знаковых элементов, или

фигур выраже­ния и содержания — как это было убедительно показано в рабо­тах

Мартине — с одной стороны, и Ельмслева — с другой. В са­мом деле, включение в

инвентарь некоторого нового знака есть не что иное, как новое сочетание уже

известных элементов выражения, представляющее собой означающее этого нового

знака, и новое сочетание уже известных элементов содержания, представляющее

собой означаемое этого нового знака. Так, например, означающее знака протон

было новым в момент создания этого знака только в том смысле, что это было новое

сочетание уже известных фигур выражения, а именно фонем п, р, о, т, о, н,

а его означаемое было новым только в том смысле, что это было новое сочетание

тоже уже известных элементов содержания, а именно: 'положительно заряженная

частица, входящая в состав атома' (тот факт, что наз­ванные компоненты

неэлементарны, т. е. в свою очередь разла­гаются на семантические компоненты,

не имеет принципиального значения, так как это все равно односторонние единицы

содержа­ния, поскольку ни один из них не имеет в данном случае собствен­ного

означающего, т. е. является здесь не знаком, а фигурой).

Едва ли целесообразно считать этот новый знак результатом сочетания известных

знаков, для которого изобретается сокращен­ное означающее, как это делают

некоторые противники существо­вания фигур содержания — например, Серенсен (ср.

его интер­претацию приведенного выше примера в [74]) — на том основании, что

каждый компонент означаемого данного знака может высту­пать и в качестве целого

означаемого самостоятельного знака. Ведь и фигуры выражения, существование

которых в языке, ка­жется, никто не подвергает сомнению, в принципе могут в

одних случаях быть компонентами означающего знака, а в других — означающими

самостоятельных знаков — например, в слове сок каждый из трех

компонентов означающего может быть самостоя­тельным означающим.

МНОГОУРОВНЕВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ И ПРИНЦИП ЭКОНОМИИ

Из всего, что было сказано, следует, что разделяемая многими лингвистами идея о

существовании в языке единиц различных уров­ней (различных знаковых единиц

переменной степени сложности, означающие и означаемые которых разлагаются на

односторонние единицы выражения и содержания) вскрывает весьма существен­ные и

специфические особенности его структурной организации [1; 2; 8; 15; 33; 40; 41;

46; 47; 49; 58; 61; 64; 76]. Неслучайно высказывалось мнение о том, что

многоуровневое строение языковой системы может иметь силу критерия для того,

чтобы считать зна<156>ковую систему «языком» (независимо от того,

называется она так или нет) или полным его изоморфом (ср. в особенности [40]).

С другой стороны, недавние общесемиологические исследова­ния Жоржа Мунэна

[65], отчасти Бейссанса [37] и, в особенности, Луиса Прието [68] показали,

что наличие фигур (другими слова­ми — единиц не-знакового уровня), а также

существование на­ряду с полными знаками (по терминологии Прието и Бейссанса —

«семами») частичных знаков (по терминологии Прието и Бейссан­са — просто

«знаков») — другими словами, наличие нескольких уровней интеграции внутри

знакового уровня — может характе­ризовать как лингвистические, так и

нелингвистические знако­вые системы, причем в этих системах наличие единиц

названных типов определяется механизмом экономии, который четко отли­чается

от функционального механизма тем, что в то время, как этот последний является

неотъемлемым условием нормальной коммуникации, механизм экономии является

лишь необязатель­ным средством уменьшить затраты, связанные с коммуникацией,

которое система предлагает участникам коммуникации в качестве факультативной

возможности, но которое каж­дый участник может использовать или не

использовать по своему усмотрению.

Действительно, наличие разных уровней структурации и интег­рации не является

исключительным достоянием естественных че­ловеческих языков. Нельзя,

например, считать, как это иногда делается, что фонематический принцип

построения означающих знака из единиц не-знакового уровня, или фигур

выражения, вы­водит естественный человеческий язык за пределы семиотических

систем (так, в частности, иногда понимают ельмслевское утвер­ждение, что язык

является не системой знаков, а системой фигур). Целый ряд кодов, но

принадлежащих к категории естественных языков, использует означающие,

разложимые на элементы, сами по себе не имеющие значения, т. е. на фигуры

выражения. Так, например, морская сигнализация при помощи флажков состоит из

26 знаков, означаемыми которых являются буквы латинского алфавита, а

означающее манифестируется посредством сигнала, со­стоящего из определенного

положения флажка в правой руке в комбинации с определенным положением второго

флажка в левой руке. Один флажок в любом положении не передает никакого

со­держания, т. е. является фигурой выражения; только в сочетании с другим

элементом того же рода он образует означающее знака. Два уровня, аналогичные

фонологическому и морфологическому уровням лингвистических систем, были

обнаружены в системах коммуникации при помощи жестов [34].

Можно утверждать, в общем плане, что наличие фигур, или еди­ниц не-знакового

уровня, не только не противоречит задачам, стоящим перед знаковыми системами

известной степени сложно­сти, но, напротив, находится в соответствии с

естественным для<157> коммуникативных систем принципом экономии, т. е.

является ре­зультатом вполне закономерного стремления возможно более уменьшить

затраты, необходимые для передачи определенной ин­формации.

Более того, при определенных характеристиках субстанции содержания и

субстанции выражения названная особенность формы выражения (а также и

содержания) становится необхо­димым условием успешного выполнения

коммуникатив­ных задач (об этом ниже).

Соответствие способа построения означающих путем сочетания единиц не-

знакового уровня принципу экономии можно проде­монстрировать на следующем

примере (заимствованном нами из [68]).

Пусть коммуникативные потребности предполагают передачу 16 сообщений

36. Эти потребности могут удовлетворяться несколь­кими кодами различной

структурной организации.

Так, можно представить себе код, использующий инвентарь из 16 классов сигналов,

например, А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, 3, И, К, Л, М, Н, О, П, Р, каждый из которых

имеет определенное соответ­ствие с одним из 16 классов сообщений, составляющих

ноэтическое поле данной системы. Инвентарь этого кода состоит, таким об­разом,

из знаковых единиц, между означающими которых суще­ствует глобальное различие:

сигналы, принадлежащие к разным классам, отличаются друг от друга целиком, так

что для того, что­бы идентифицировать данный сигнал, например, [А] (А,

А, а), мы должны установить принадлежность его к классу /А/ путем

исключения его принадлежности к классу /Б/, классу /В/ и т. д.

Возможен и другой код для передачи тех же 16 классов сооб­щений, использующий

только 4 элементарных единицы: А, Б, В, Г. Двойные сочетания этих единиц

дадут 16 различных сигналов, каждый из которых будет соотноситься с одним из

входящих в состав ноэтического поля означаемых: АБ, АВ, АГ, АА, БА, БВ, БГ,

ББ, ВА, ВБ, ВВ, ВГ, ГА, ГБ, ГВ, ГГ. Нетрудно заметить, что в этом случае

релевантной оказывается позиция каждого элемента внутри сигнала, так что в

сущности каждый сигнал является логи­ческим произведением двух классов:

класса, характеризующегося наличием определенного элемента на первом месте, и

класса с наличием определенного элемента на втором месте.

Вместо одной системы из 16 классов мы имеем здесь дело с дву­мя системами,

каждая из которых состоит из четырех классов: 1) А—, Б—, В—, Г— и 2) —А, —Б,

—В, —Г.

Чтобы идентифицировать данный сигнал, например, [АБ], мы должны установить его

принадлежность к классу /А—/ первой<158> системы и к классу /—Б/ второй

системы. Каждый из этих классов, очевидно, больше по объему, чем классы,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100