Книга: Общее языкознание - учебник

обусловлена прежде всего сложностью и противоречивостью природы и мышления и

языка. Будучи необ­ходимыми атрибутами человека, оба явления сочетают в себе

соци­альное и биологическое (соответственно двойственной природе человека). С

одной стороны, и язык и мышление представляют собой порождение мозга человека

как homo sapiens, с другой сто­роны, язык и мышление являются социальными

продуктами, по­скольку сам человек есть социальное явление. По словам К.

Марк­са, «индивид есть общественное существо. Поэтому всякое про­явление его

жизни — даже если оно и не выступает в непосредст­венной форме коллективного,

совершаемого совместно с другими, проявления жизни, — является проявлением и

утверждением об­щественной жизни» [49, 590].

В единстве социального и индивидуально-биологического про­является наиболее

общая специфика и языка и мышления.

Именно этим, по-видимому, в первую очередь объясняется то трудно обозримое

многообразие концепций, которые существо­вали и существуют в соответствующих

науках относительно и языка, и мышления, а тем самым и соотношения между

ними. При этом важно подчеркнуть обусловленность этих концепций теми или

иными философскими системами, которые иногда даже неосознанно разделялись их

авторами.

Решение проблемы отношения между языком и мышлением (отношения слова и мысли)

«колебалось всегда и постоянно — от самых древних времен и до наших дней —

между двумя крайними<371> полюсами — между отождествлением и полным

слиянием мысли и слова и между их столь же метафизическим, столь же

абсолют­ным, столь же полным разрывом и разъединением» [13, 5].

Отождествление языка и мышления (нужно отметить, что оно происходит далеко не

всегда в явной форме) логически приводит к снятию проблемы вообще. Вопрос о

связи языка и мышления объявляется псевдопроблемой и устраняется из поля

зрения ис­следователя.

Полное же разъединение и противопоставление языка и мыш­ления как независимых

и лишь внешне связанных явлений, рас­смотрение слова как внешнего выражения

мысли, ее одеяния — «только разрубает узел, вместо того, чтобы развязать

его», ибо в этом случае связь рассматривается как нечто в такой степени

механическое, что возможно пренебречь ею при рассмотрении обоих соотносящихся

явлений.

В настоящее время обе крайние тенденции продолжают суще­ствовать в различных

вариантах. Так, различное отношение к мышлению и его связи с языком лежит в

основе двух разных направлений: «менталистического», в котором отмечается

стрем­ление к отождествлению языка и мышления, приписыванию язы­ку той роли в

психике человека, которая принадлежит мышлению, и «механистического»

(бихевиористского), которое отрывает язык от мысли, рассматривая мышление как

нечто внеязыковое (экстра­лингвистическое) и исключая его из теории языка,

вплоть до того, что мышление вообще объявляется фикцией [41; 103].

По-видимому, правильным подходом к данной проблеме будет тот, который исходит

из очевидного факта — наличия сложной взаимосвязи между языком и мышлением. В

общем виде она пред­ставляется следующим образом. Основу выражаемого в языке

содержания образуют мысли. Именно через мышление, через от­ражательную

деятельность человеческого мозга языковые еди­ницы могут соотноситься с

предметами и явлениями объективно­го мира, без чего невозможно было бы

общение между людьми при помощи языка. С другой стороны, в звуковых

комплексах того или иного языка, которые выступают как материальные сигналы

элементов объективного мира, отражаемых в мышлении, закрепляются результаты

познания, а эти результаты служат ба­зой дальнейшего познания. Поэтому язык

часто характеризуют как орудие, инструмент мышления, а взаимосвязь языка и

мыш­ления как их единство.

Признание тесной связи между языком и мышлением является одним из основных

положений материалистического языкозна­ния. Однако, один этот постулат еще не

решает всей проблемы. Отношение между языком и мыслью (сознанием) входит в

более широкую проблему, — проблему соотношения трех звеньев: язы­ка — мышления

— объективной действительности, или, как ча­сто формулируют эту проблему, слова

— мысли — вещи.<372>

В плане основного вопроса философии на первый план в этой триаде выступает

отношение мышления (сознания) к объектив­ной действительности, чем и

обусловливается в свою очередь от­ношение языка к вещи. Материалистическая

концепция языка решает этот вопрос таким образом: поскольку сознание

вторич­но по отношению к бытию и отражает объективную действитель­ность, то,

следовательно, и в языке через мышление также отра­жается мир вещей и

явлений, познанных человеком.

Именно на обоснование материалистического понимания мыш­ления — и тем самым

языка — в противоположность идеалистиче­ской концепции направлены высказывания

К. Маркса в «Немецкой идеологии», на которых основывается тезис о единстве

языка и мышления, принятый в советском языкознании. Как известно, в этой работе

К. Маркс дает критический анализ философии мла­догегельянцев, их

идеалистической концепции сознания как самостоятельного феномена, «чистого»,

свободного от материи духа, «продуцирующего» действительные отношения между

людьми, всю их деятельность1.

При этом обоснование мате­риальной основы мышления идет в двух направлениях.

Под­черкивается, что во-первых, мышление материализуется в язы­ке, в звуках,

через которые оно дано другими людям в ощущении, что непосредственной

действительностью мысли является язык

2. Во-вторых, особое внимание обращается на то, что «ни мысли, ни язык не

образуют сами по себе особого царства, что они — только проявления

действительной жизни» [50, 449].

Таким образом, общая философская основа различных концеп­ций языка

проявляется не только и не столько в том, как решается вопрос о соотношении

языка и мышления, но и в том, как решается проблема отношения сознания и

бытия.

Понимание связи языка и мышления как их единства, т. е. признание сложного

взаимодействия между ними, еще недоста­точно характеризует ту или иную

концепцию в общефилософском плане, ибо при этом самое мышление может

интерпретироваться<373> идеалистически как первичное явление,

определяющее бытие. Примером может служить концепция В. Гумбольдта, который

всячески подчеркивает единство процесса мышления и его звуко­вого воплощения в

речевой деятельности, оставаясь при этом на идеалистических философских

позициях в вопросе о соотношении мысли и вещи.

С другой стороны, признание материалистической концепции отношения сознания и

объективного мира как вторичного и пер­вичного, идеального и материального,

может сочетаться с такой интерпретацией формулы о единстве языка и мышления,

которая приводит в конечном счете к их отождествлению или же к полному отрыву

друг от друга, т. е. к одной из крайностей, о которых го­ворилось выше.

Это связано с тем, что недостаточно охарактеризовать данное отношение как

единство его членов, нужно определить, во-первых те общие признаки, на

основании которых то или иное отношение должно квалифицироваться как

единство, и, во-вторых, доказать наличие этих признаков в данном конкретном

случае.

Термин «единство», применяемый без достаточного уточнения и анализа данного

понятия, приводит часто к тому, что связь язы­ка и мышления, в явной или

неявной форме, интерпретируется как единство формы и содержания. Язык

рассматривается как форма мышления, мышление — как содержание языковых

образова­ний. Отсюда следует по сути отождествление обоих феноменов,

поскольку форма и содержание в своем единстве явля­ются неотъемлемыми

сторонами одного и того же предмета.

Нужно отметить, что в явной форме рассмотрение отношения языка и мышления как

формы и содержания встречается в послед­нее время все реже

3. Все более осознается, что язык и мышле­ние — это особые очень сложные

явления, каждое из которых имеет свою специфическую форму и свое специфическое

содержа­ние. Задача заключается в том, чтобы исходя из общего тезиса о

теснейшей взаимосвязи языка и мышления и их производности от действительности,

противостоящего концепциям, отождест­вляющим язык и мышление или же

рассматривающим их как не­зависимые явления, выявить формы этой взаимосвязи и

механизм взаимодействия между ними.

Совершенно очевидно, что это весьма трудная задача, требую­щая совместных

усилий, исследований в области различных наук: психологии, логики, гносеологии,

кибернетики, языкознания, физиологии высшей нервной деятельности. Пока наука

еще дале­ка от сколько-нибудь осязаемого решения ряда важнейших воп­росов,

связанных с данной проблемой, сложность которой стано<374>вится тем более

очевидной, чем глубже проникает исследователь­ская мысль и в область мышления,

и в область языка.

Будучи единством биологического и социального, и язык и мышление имеют две

стороны своего функционирования (бытия). С одной стороны, они существуют как

некие статические объекты, в которых реализованы, закреплены достижения

общественного познания. Это, во-первых, система языка, в которой отложи­лись

в виде языковых значений наиболее общие знания о мире, во-вторых, это

совокупность языковых текстов, памятников, в ко­торых на основе этих общих

знаний зарегистрированы более част­ные знания из различных областей

действительного мира, зафик­сированы результаты мышления многих поколений.

Другая форма проявления (бытия) обоих явлений — это мыслительно-речевая

деятельность человека со всеми ее сложностями и закономерно­стями.

В истории языкознания в той или иной форме всегда отмеча­лась эта

двойственность онтологии языка и мышления, которая в зависимости от

представляемого направления интерпретирова­лась по-разному (ср. логический и

психологический аспекты в таких называемых «менталистских» теориях языка,

виртуальную и актуальную сторону знака в разных вариантах у Э. Гуссерля, Ш.

Балли и др., парадигматический и синтагматический аспек­ты языкового знака и,

наконец, различные теории языка и речи).

Следует подчеркнуть, что при всех попытках разграничения разных форм

существования языка, его двухаспектность всегда была камнем преткновения в

исследовании природы языка и мыш­ления, а также причиной односторонних

концепций и различного рода крайних точек зрения на их взаимодействие. С. Л.

Рубинштейн так характеризует эти трудности: «Трудность решения вопроса о

соотношении мышления и языка, мышления и речи свя­зана в значительной мере с

тем, что при постановке ее в одних случаях имеется в виду мышление как процесс,

как деятельность, в других — мысль как продукт этой деятельности; в одних

слу­чаях имеется в виду язык, в других — речь. Соотношение языка и речи берется

то в функциональном, то в генетическом плане, причем в первом случае имеются в

виду способы функциони­рования уже сформировавшегося мышления и роль, которую

при этом играет язык и речь, во втором случае вопрос заключается в том,

являются ли язык и речь необходимыми условиями воз­никновения мышления в ходе

исторического развития мышления у человечества или в ходе индивидуального

развития у ребенка. Понятно, что если принимается во внимание главным образом

од­на из сторон проблемы, а решение относится затем ко всей пробле­ме в целом

без дифференциации различных ее аспектов, то решение уже в силу этого

оказывается неоднозначным» [71, 102—103].<375>

АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ ПРОБЛЕМЫ

Соответственно общей специфике языка и мышления связь между ними может

рассматриваться в различных аспектах. Мож­но стремиться выяснить

взаимодействие языка и мышления в сис­теме уже сложившегося языка, в которой

закреплены результаты познавательной деятельности человека в виде неких

стабильных компонентов, системы языковых значений. Назовем условно та­кой

подход гносеологическим. Можно ставить задачу выявления закономерностей

взаимодействия языка и мышления в процессе речевой деятельности индивидов,

уже владеющих данным языком. Это психологический подход.

Этим двум аспектам, общим для которых является то, что они исходят из

ситуации уже сложившихся языков, как неких стати­ческих объектов, можно

противопоставить рассмотрение взаимо­связи языка и мышления в процессе их

становления. Основным здесь является аспект филогенеза.

Совершенно особым аспектом представляется изучение взаимо­связи языка и

мышления в процессе их развития у ребенка. Ведь в этом случае речь идет об

усвоении уже существующей стати­ческой системы языка и мышления через рече-

мыслительную дея­тельность при помощи взрослых, уже владеющих данными

систе­мами, и путем подражания.

И наконец, особые закономерности взаимосвязи языка и мыш­ления существуют,

по-видимому, при изучении второго (иностран­ного) языка. Они связаны с

перекодированием мыслительной схе­мы, усвоенной вместе с родным языком. В

этом и заключается сложность проблемы билингвизма (и даже полилингвизма).

Очевидно, что намеченные аспекты не могут быть представлены в чистом виде,

ибо все формы связи языка и мышления тесно переплетаются. Психологический

аспект не может целиком исклю­чить гносеологический, поскольку в речевой

деятельности реали­зуется система языка: из первоначального мыслительного

про­дукта, закрепленного в системе языковых значений, продуциру­ются все

новые рече-мыслительные продукты индивидуального мышления [45]. С другой

стороны, гносеологический аспект не может совсем изолироваться от

психологического, поскольку упо­требление «данностей» языка всегда в какой-то

мере воздействует на них, модифицируя их.

Далее, статический подход связан с генетическим, поскольку система языковых

значений постоянно развивается и пополняется. Поэтому закономерности

генетической связи языка и мышления могут быть вскрыты в становлении новых

языковых явлений, но­вых понятий. Особую ценность для всех аспектов имеет

изучение развития речи и мышления у ребенка, поскольку онтогенез в ка­кой-то

мере повторяет наиболее общие закономерности филогенеза. Аспект усвоения

второго языка может также наряду со специфи<376>ческими явлениями

билингвизма, выявить более общие законо­мерности, например, закономерности,

связанные с семантически­ми различиями между языками.

И все же вычленение рассмотренных аспектов проблемы, хотя бы относительное и

схематичное, в противовес суммарно-неопреде­ленному обсуждению ее,

представляется совершенно необходимым, как необходим расчлененный подход к

любому объекту при его аналитическом рассмотрении. Осознание возможности

различных подходов способствует преодолению категорически альтернатив­ной

постановки вопроса о том, что должна изучить лингвисти­ка и в каком смысле

следует исследовать связь языка и мышле­ния.

4

Особо важным нам представляется разграничение гносеологи­ческого и

психологического аспектов. Изучая взаимосвязь язы­ка и мышления с разных

сторон, эти аспекты, очевидно, должны различаться и исходным материалом и

методами выявления иско­мой связи. При психологическом подходе исходным

является са­ма рече-мыслительная деятельность, которая может быть не толь­ко

наблюдаема в ее естественных проявлениях, но и искусственно воспроизводима,

что делает возможным и необходимым широкое использование эксперимента. О

плодотворности эксперимента свидетельствуют успехи, достигнутые в изучении

психики, в частности, мышления и его взаимодействия с языком (работы Л. С.

Выготского, А. Н. Леонтьева, Н. А. Бернштейна и др.).

Гносеологический же аспект должен ограничиваться глав­ным образом методом

логического анализа5. При этом

исходным материалом должны по необходимости служить языковые образо­вания, в

которых зафиксированы наиболее общие результаты мыш­ления в виде значений.

Самый же механизм взаимодействия в про­цессе первичного фиксирования в языке

отражательного содержа<377>ния (возникновение языковых моделей)

наблюдению не доступен и может быть реконструирован только мысленно. Именно

поэтому здесь открывается широкое поле для различных вариантов интер­претации

этого процесса, философских обобщений и домыслов, которые не могут быть

проверены никакими строгими мето­дами.

Конечно, и при психологическом подходе исходным являются речевые формы, из

которых только и может быть выведено мысли­тельное содержание и установлена

особенность его связи с речью. (Язык и в этом случае остается

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100