Книга: Общее языкознание - учебник

состояние как результат действия, в то время как статическое направление

рассматривает движение как предвари­тельное положение и угадывает состояние

через посредство вызы­вающего его действия» [6, 383]. Таким образом, из

отдельных черт сравниваемых языков выводятся такие их признаки, как «ясность

и абстрактность» французского и «точность и конкретность» не­мецкого. Балли

так интерпретирует эти свойства: «Поль Клодель говорил, что француз находит

удовольствие в очевидности; но очевидность — это озарение, которое освещает

предметы, не про­никая внутрь их. Ясная мысль может не быть верной: она даже

почти никогда не бывает абсолютно верной... В отличие от яс­ности точность —

это стремление вникать в глубь вещей, прони­кать в них и там укрепляться,

хотя и с риском заблудиться. Разве не верно, что именно такое впечатление

производит на нас даже при поверхностном взгляде немецкий язык?» [6, 392].

Наиболее последовательно тенденция интерпретировать все особенности каждого

конкретного языка как особенности мышле­ния его носителей представлена, как

известно, в концепции Л. Вейсгербера и в теории лингвистической

относительности Сепира-Уорфа (эти теории подвергаются критическому анализу во

многих работах, см., например, [9; 18; 28; 59]).

Теории полного параллелизма языка и мышления (назовем их так для краткости) в

сущности можно рассматривать как об­ратную сторону абсолютизации роли языка в

познании, нерас­члененного понимания взаимосвязи языка и мышления, о кото­рых

речь шла. выше. Обе тенденции — и отождествление обяза­тельности языка в

формировании мысли с обязательностью сло­весного выражения и стремление

выводить из особенностей языко­вого строя особую систему мышления народа —

имеют в своей основе понимание связи языка и мышления как формы и содержа­ния,

которое неизбежно приводит к их отождествлению, к постулированию их полного

параллелизма.<391>

Однако очевидным фактом остается то, что конкретные языки различаются не

только с формально-структурной стороны, но и с семантической. Попытки найти

объяснение этого факта, устано­вить, чем детерминированы различия между

языками, вызывают вопросы, которые не обходит, пожалуй, ни одна концепция

языка и мышления. Как объяснить, почему объективная картина мира запечатлена

в языках неодинаковым образом, в то время как соз­нание, мышление имеет

общечеловеческий характер, одинако­вые общие закономерности у всех народов?

Обусловлены ли различия в «языковой картине мира» особенностями мышления

народа или же они сводятся к формально-структурной специфике языка? И что

вообще следует понимать под различной языковой картиной мира?

При решении этих вопросов прежде всего не следует преуве­личивать степень

различий в семантических системах отдельных языков и переоценивать значимость

этих различий как характери­стик строя мышления, недооценивая тем самым

сходные инвари­антные черты, которые по сути образуют основу всех языков.

Ведь если бы в содержании языков, как и в плане выражения, не преобладали

одинаковые общие признаки, если бы каждый язык заключал в себе совершенно

особую картину мира, то невозможно было бы говорить о языке вообще,

сравнивать отдельные языки и изучать чужие языки.

О преувеличении значимости языковых различий свидетель­ствует прежде всего

ограниченность примеров, которыми опери­руют в рассматриваемых теориях. (Сюда

относятся цвета спектра, явления типа нем. Hand — Arm, русск. рука,

артикль, некоторые явления фразеологии и ряд особенностей грамматического

строя.) При этом нужно принять во внимание, что многие авторы не

раз­граничивают, например, в грамматике значимые явления, выра­жающие

определенные грамматические значения и чисто формаль­ные явления, возникшие в

результате особых условий развития данного языка и утратившие значение, если

даже таковое имелось первоначально

16.

Примером может служить объяснение такой особенности не­мецкого порядка слов

как «рамка» (замыкание). Эту чисто струк­турную черту немецкого языка,

обусловленную историей его раз­вития и не связанную с синтаксическими

категориями предложе­ния, Л. Вейсгербер рассматривает как проявление «особо

синте­зирующего способа мышления».

И. И. Мещанинов склонен усматривать в немецкой рамке вы­ражение особого

восприятия отношения между объектом и преди<392>катом, как особо тесной

связи между ними, по сравнению, напри­мер, с французским языком, где эта связь

якобы не воспринимает­ся как в такой же степени тесная, поскольку в нем нет

замыка­ния объекта в рамке сказуемого [55].

На это можно было бы сделать возражение, что ведь и в не­мецком языке объект не

всегда замыкается в рамке сказуемого, во-первых, потому, что рамочная

конструкция далеко не всегда возможна (она ограничена случаями, когда в

предложении имеет­ся сложное сказуемое, сложное время или сложный глагол);

во-вторых, потому, что объект при наличии рамки может не входить в нее, а

занимать первое место, при этом в рамку может включать­ся подлежащее

17.

Может быть, самой главной причиной сомнительности выво­дов рассматриваемых

концепций является односторонне статич­ный подход к фактам языка. Учитывается

только система языка. Вне внимания остается то обстоятельство, что

«относительность» системы, ее ограниченность или избыточность нейтрализуется

при актуализации в речи за счет возможностей синтагматики, в том числе

суперсегментных (просодических) средств

18.

Приведенные критические соображения отнюдь не означают, что различия между

языками не следует рассматривать как осо­бенности в «языковой картине мира», в

«категоризации действи­тельности» (по терминологии Л. В. Щербы, который

придавал это­му факту большое значение, хотя, может быть, и

преувеличивал<393> его). Мы хотим только подчеркнуть, что неправомерно

делать из них непосредственные выводы в отношении мышления носителей того или

иного языка, не установив при этом, в каком смысле по­нимается мышление и, что

особенно важно, в чем и по сравнению с чем можно усматривать его специфические

черты исходя из строя отдельных языков.

Весь рассмотренный комплекс вопросов можно сформулиро­вать как проблему

соотношения общих и особенных признаков в языке и в мышлении. В настоящее

время возникла насущная потребность вычленения и осмысления общего в языках.

Но об­щее в языках, особенно в их семантической системе, не может быть

исследовано без выяснения общих закономерностей познания, мыслительной

деятельности человека. Эти задачи относятся к проблеме лингвистических

универсалий (инвариантов) [26; 70; 76; 107; 110], возродившейся в настоящее

время на новой, более широкой основе, по сравнению с тем, как она ставилась в

период первичного увлечения общей грамматикой. Эта новая основа — огромный

фактический материал в области языков различных типов и прогресс в научной

методологии, освоение новых мето­дов — позволяет надеяться, что исследования

языковых универ­салий дадут положительные результаты в смысле более глубокого

изучения и языка, и мышления, а тем самым выявления общих за­кономерностей их

взаимосвязи.

При обсуждении вопроса о различной категоризации действи­тельности в

конкретных языках нужно, по-видимому, прежде все­го установить наиболее общие

линии, по которым отмечаются семантические различия в отражении мира. Эти

различия — осо­бенное в языках — могут быть правильно осмысленны только на

основе общих закономерностей мышления.

Согласно марксистско-ленинской гносеологии, мышление рас­сматривается не как

зеркально-мертвое отражение объекта, не как фотография его. «Познание есть

отражение человеком природы. Но это не простое, не непосредственное, не цельное

отражение, а процесс ряда абстракций, формирования, образования понятий,

законов etc» [43, 156]. Сложность познания (мыслительной де­ятельности,

отражения) заключается в том, что оно детермини­руется двоякими факторами:

объективными, т. е. закономерно­стями, спецификой самого мира вещей, и

субъективными, т. е. особенностями человеческой природы — биологическими и

соци­альными. Человек познает мир вещей не созерцательно, не пассив­но, а

активно воздействуя на него в процессе практики. Именно та­кое понимание

сущности познания отличает диалектический ма­териализм от созерцательного

материализма фейербаховского ти­па, как подчеркивает К. Маркс в «Тезисах о

Фейербахе»: «Глав­ный недостаток всего предшествующего материализма — вклю­чая

и фейербаховский — заключается в том, что предмет, дей­ствительность,

чувственность берется только в форме объекта,<395> или в форме

созерцания, а не как человеческая чувственная дея­тельность, практика, не

субъективно» [50, 1].

Как все больше подтверждается конкретно-научными иссле­дованиями, объект

отражается человеческим мозгом особым спо­собом, включающим момент

преобразования, моделирования.

Как продукт (результат) этого преобразования возникает субъективный образ

объекта, который не абсолютно тождествен с отражаемым предметом, но и не

абсолютно отличен от него. Субъ­ективное человеческое отношение входит как

необходимый ком­понент в этот образ

19.

Исследование способа моделирования объекта и является одной из важнейших

научных проблем нашего времени.

Нужно отметить, что признак преобразования подчеркивается К. Марксом в его

известном определении идеального (отражения) наряду с признаком вторичности:

«... идеальное есть материальное, пересаженное в человеческую голову и

преобразованное в ней». Однако именно эта сторона отражения (идеального)

иногда недо­оценивается при обсуждении сущности познания с точки зрения

материалистической философии, подчеркивается только — или главным образом —

вторичность, производность сознания от бы­тия.

Как показывают исследования, элементы преобразования, мо­делирования выступают

уже на чувственной ступени познания

20. Они усложняются на ступени дискурсивного (логического) мыш­ления, когда

«вступает» в действие язык. Язык привносит в отра­жательное (мыслительное)

содержание свою специфику — познан­ное содержание преобразуется в

коммуникативном плане. В про­цессе общения человек как член социального целого

не только обо<395>значает определенным способом познанное им объективное

содер­жание, но и выражает свое отношение к нему, оценивая его с точ­ки зрения

целей и условий коммуникации.

Преобразование отражаемого в процессе познания, формиро­вание абстрактных

понятий может идти в известных границах разными путями, основываться в той

или иной степени на разных признаках предметов и явлений. Выбор инвариантных

признаков— «принцип избирательности» — может быть обусловлен разны­ми

причинами, обстоятельствами, мотивами, но в конечном счете избирательность на

всех уровнях познания детерминируется практической социальной деятельностью

познающих субъектов.

Принцип избирательности в первичном формировании понятий может проявляться

по-разному в разных языках и в разных его сферах и приводить в конечном счете

к большим или меньшим расхождениям между конкретными языками в представлении

«картины мира» (подробнее см. гл. «К проблеме сущности языка»

Но не менее важную роль в возникновении различий в «кате­горизации

действительности», в особенности в становлении значе­ний в области

грамматической системы, имеет также влияние уже сложившейся, наличествующей к

моменту образования нового понятия (лексического или грамматического

значения) структуры данного языка и те традиции способов языкового

изображения, которые составляют особенность данного конкретного языка.

В синхронном аспекте одно из самых общих различий в отра­жении объективной

действительности в конкретных языках за­ключается в том, что одни и те же

предметы и явления представ­лены в них с разной степенью дифференциации. То,

что в одном языке представлено нерасчлененно (унифицированно, типизированно),

в другом может быть представлено в большей или меньшей степени расчлененно,

дифференцированно. Ср., например, более или менее дифференцированное

обозначение спектра, а также наиболее важных для того или иного народа

предметов и явле­ний — животных, состояний погоды и пр. В области грамматики

более или менее дифференцированное представление комплексов дизъюнктивных

отношений (оппозиций) в грамматических кате­гориях (больший или меньший их

объем, в частности, в категориях времени, числа, падежа и пр.) [72]. Сюда же

нужно отнести и раз­личия в составе грамматических категорий. Наличие или

отсут­ствие идентичной грамматической категории в том ли ином язы­ке есть

также проявление разной степени дифференциации в отра­жении и языковом

преобразовании одних и тех же объектов (ср. наличие или отсутствие в

отдельных языках категории вида, оп­ределенности/неопределенности и т. д.).

Разная степень дифференциации языкового выражения в осно­ве своей одинакового

отражательного содержания (иначе говоря — вербального обозначения одинаковых

объектов) наиболее отчет­ливо выявляется при сравнении систем уже сложившихся

языков.<396>

Однако, несмотря на стабильный характер, различия эти все же относительны и не

могут служить основанием для выводов о раз­личных системах мышления народов,

ибо эти различия могут сни­маться в акте речи, если дифференциация тех или иных

значений оказывается актуальной для данной ситуации общения. Так, в русском

языке наряду с общим обозначением рука существуют (например, в

анатомии) плечо, предплечье и кисть руки; для диф­ференциации

оттенков цвета в немецком языке употребляют слож­ные прилагательные (например,

hellblau для 'голубой' и т. п.). Возможности дифференцированного обозначения в

речи суще­ствуют, по-видимому, для всех случаев нерасчлененного обозна­чения,

которые обычно рассматривают как особенности вербали­зации в конкретных языках.

Дело только в том, что дифференци­рованное обозначение определенного содержания

может быть в одних языках обязательным, а в других — факультативным.

«Ни одна грамматика не выражает всех возможных деталей взаимоотношений между

предметами материального мира. Язык может выражать результаты познания

человеком окружающего мира только всей совокупностью своих средств. Поэтому

логиче­ское мышление и общая совокупность средств языка являются

всеобъемлющими, грамматика же всегда избирательна» [72, 73].

В заключение отметим, что констатация разной степени диффе­ренциации

языкового выражения как основы различий между языками, не снимает, конечно,

вопроса о том, чем обусловлены эти различия. Здесь, очевидно, имеются и общие

и частные при­чины, среди них принцип избирательности, особенности развития

народов и самих языков. Сам же подход с точки зрения соотноше­ния двух

противоположных тенденций в языковом выражении — унификации (типизации) и

дифференциации может быть весьма плодотворным, ибо он позволяет яснее

установить, причину чего следует искать, тем более что взаимодействие этих

тенденций игра­ет большую роль не только в первоначальном становлении тех или

иных значений, но и в дальнейшем развитии всей системы языка.

ВЗАИМОСВЯЗЬ ЯЗЫКА И МЫШЛЕНИЯ В СИСТЕМЕ ЯЗЫКОВЫХ ЗНАЧЕНИЙ

Наиболее наглядно связь языка и мышления прослеживается в содержательной

стороне языка. Это, однако, не значит, что фор­мально-структурная сторона

языка не связана с мышлением. Оче­видно, основные закономерности, принципы

структуры языка так­же детерминированы определенными закономерностями

мышле­ния, познания. Однако эта связь более опосредствована, и изуче­ние ее

только начинается (см., например, [45]).

Рассмотрим взаимосвязь языка и мышления в системе языко­вых значений (главным

образом, грамматических), т. е. в статически-гносеологическом

аспекте.<397>

Гносеологический аспект, как и психологический, непосред­ственно связан с

отражательной стороной мышления, с отношением язык — действительность, т. е.

с проблемой денотата. Однако меж­ду этими аспектами значения существует

принципиальное разли­чие. Значение в системе языка имеет более обобщенный

характер, чем значение в речевой деятельности, оно более непосредственно

связано с понятием (лексическим или грамматическим), в то время как в речи в

значении на первый план выступает соотнесенность с конкретным денотатом.

По этому же признаку языковые значения могут быть противо­поставлены всему

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100