Книга: Общее языкознание - учебник

слова land было зна­чение "земельное держание земли, находящейся в

индивидуаль­ном или общественном пользовании" Это слово могло также иметь

значение "поместье, именье". В древнеанглийском периоде слово land могло

иметь лексико-семантический вариант "сельская мест­ность, деревня". К концу

XVI в. слово land в этом значении уже не употребляется; соответствующее

понятие выражается заимство­ванным словом country. Позднее слово country

развивает на ан­глийской почве новое значение "страна, государство" обрастая

и новым семантическим контекстом. Слово land сохраняет за собой значение

"страна" но само понятие страны сужается фактически до понятия нация, народ,

населяющий страну.

Полисемантичное слово ground имело в древнеанглийский период три стержневых

значения: "дно, основание, фундамент, равнина, долина" вокруг которых

группировались все другие его значения. В древнеанглийский период стержневое

значение "дно" не было единственным средством выражения этого понятия. У слова

ground был синонимический спутник — слово bottom, которое, находясь в

постоянных смысловых связях со словом ground, разделяло его функции и

определяло место и роль послед­него в словарном составе языка. К концу XIV в.

слово bottom полностью вытесняет слово ground в значении "дно" Употребле­ние

слова ground в значении морского дна замыкается в узкой сфере морской лексики.

Значение "фундамент" также было со временем утрачено, поскольку были

заимствованы из француз<281>ского языка слова fondation, fondament,

имеющие то же значение. Третье смысловое значение слова ground 'ровная плоская

поверх­ность земли' в известной мере совпадало с подобным значением у слова

earth. Позднее это значение перешло к слову ground.

Таким образом, сущность исторических изменений слов, при­надлежащих к одному

синонимическому ряду, сводится к следую­щему.

1) Изменение стержневых значений слов, выражающееся в воз­никновении новых

значений, исчезновении, расширении или сужении старых значений.

2) Появление новых семантических контекстов в связи со смеще­нием понятийной

и предметной соотнесенности слова.

3) Перераспределение значений слов в связи с изменением зна­чений слов

параллельных или близких по значению.

4) Утрата смысловых связей слов ввиду изменения их значений.

5) Изменение лексико-грамматических связей слов.

6) Установление новых смысловых связей слов со словами, на­ходящимися за

пределами данного синонимического ряда в результате возникновения новых

значений.

Некоторые языковеды утверждают, что основной причиной появления новых слов

являются растущие потребности общества, которые возникают с каждой новой

эпохой, с каждым новым культурно-историческим событием в жизни народа. Язык

вообще, лексика в особенности, выполняя свою основную роль средства общения,

перестраивается, дифференцируется и уточняется с тем, чтобы более адекватно

отразить, воспроизвести и закрепить но­вые идеи и понятия в соответствующих

словах и выражениях [79, 221].

Действительно, зависимость изменений от внешних причин в лексике проявляется

в гораздо большей степени, чем в какой-либо другой области языка, однако

появление новых слов в языке не всегда вызывается появлением новых понятий.

Часто появление новых слов связано с возникновением новых ассоциаций, хотя

понятие остается тем же самым. Так, например, такое распростра­ненное в

древнегреческом языке слово, как †ppos 'лошадь' было заменено в новогреческом

языке словом Ёlogo, хотя никакой особой необходимости в этом не было.

Следует также иметь в виду, что не всякое изменение одного из членов

синонимического ряда может привести к существенному изменению системных связей.

Русское слово перо приобрело в во­ровском жаргоне значение 'финский

нож'. Такое значение приве­ло к появлению специфической сочетаемости этого

слова, напри­мер, ударить пером или поцарапать пером, но узость

употребле­ния слова перо, его жаргонная ограниченность не привели к

ка­кой-либо существенной перестройке лексических связей слова перо,

бытующего в общенародном языке. В лексических системах можно также наблюдать

явления,<282> напоминающие устранение перегрузки отдельных звеньев

системы. Слишком полисемантичное слово становится неустойчивым и в большей

степени подвержено возможности исчезновения.

ПУТИ ОБРАЗОВАНИЯ ЯЗЫКОВЫХ ЕДИНСТВ

(языков и диалектов)

В современной лингвистической науке широко распространено мнение о двух

основных путях образования языков и диалектов. Языки и диалекты могут

образоваться путем дифференциации и интеграции.

Сущность дифференциации заключается в том, что в резуль­тате распада

первоначально одной более или менее однородной языковой единицы образуются

новые языковые единицы. Процесс распада языковых единиц представляет вполне

естественное явле­ние, обусловленное известными причинами. Основной причиной

распада является изоляция отдельных частей первоначально еди­ного языкового

целого. Эта изоляция может быть создана путем миграции одной части племени

или народа на территории, удален­ные от ареала расселения какого-либо племени

или народа. Исто­рии известны примеры таких миграций. Таким путем

образовался, например, современный исландский язык. На остров Исландию в

течение IX и Х вв. н. э. переселились выходцы из Норвегии, стре­мясь

освободиться от притеснений местных феодалов. В условиях изоляции образовался

особый язык, довольно сильно отличаю­щийся от современного норвежского. В

результате переселения голландцев в Южную Африку (Капская колония)

образовался особый язык, так называемый африкаанс.

Образованию романских языков способствовало расселение римлян по обширной

территории, некогда занимаемой Римской империей. Первоначально латинский язык

на отдельных более или менее изолированных территориях приобрел некоторые

спе­цифические черты, которые, все более усиливаясь в условиях изо­ляции,

привели в конечном счете к образованию современных романских языков —

французского, провансальского, каталан­ского, испанского, итальянского,

ретороманского, румынского и молдавского языков.

Новые языковые единства могут создаваться путем интеграции. Однако вопрос об

образовании новых языков путем интеграции является неизмеримо более сложным, и

теоретическое его осмысле­ние связано с решением целого ряда очень сложных

вопросов. Современная диалектология располагает достаточно надежны­ми данными о

существовании так называемых смешанных диалек­тов, возникших в результате

смешения двух или нескольких диа­лектов. Различные отличительные черты

диалектов, участвующих<283> в процессе смешения, в смешанных диалектах,

оказываются пере­мешанными. Однако могут ли смешиваться между собою языки,

обнаруживающие более отдаленное родство, или языки неродствен­ные, и

образовывать новые языки?

В период господства в советском языкознании так называе­мого нового учения о

языке широкое хождение имела теория язы­кового скрещивания. Скрещивание

рассматривалось как единст­венный способ образования языковых единиц и групп

родственных языков. В наиболее категорической форме эта теория была

сфор­мулирована Н. Я. Марром [40].

Под явным влиянием Н. Я. Марра известный советский финно-угровед Д. В. Бубрих

предложил так называемую теорию контак­та, призванную объяснить родство

финно-угорских языков. Сог­ласно этой теории, древний финно-угорский язык был

представ­лен совокупностью диалектов, на которых говорили родственные

племена, находившиеся между собою в состоянии контакта. Эти диалекты имели

черты сходства и различия, которые определялись степенью близости контакта.

Состав диалектов тоже не был по­стоянным. Некоторые нефинно-угорские племена

усваивали финно-угорский язык и таким образом вступали в семью финно-угорских

племен; с другой стороны, некоторые финно-угорские племена, усваивая нифинно-

угорский язык, отключались от финно-угорской семьи. Финно-угорский язык был

подобен волне, распространяв­шейся вместе с культурой рыболовов и охотников

[40, 30—47].

Возможность возникновения языков путем интеграции была не чужда и языковедам

Запада. Так, например, Уленбек высказы­вал предположение о том, что

индоевропейский праязык возник в результате смешения различных языков [157,

9]. Финский линг­вист П. Равила склонен был рассматривать родство самодийских

и финно-угорских языков как результат влияния финно-угорских языков на

самодийский [148]. Теорию образования языковых семей в результате интеграции

разделяет также В. Таули, который счи­тает, что поскольку уральские языки

являются результатом сме­шения, невозможно вывести современные языки из

предполагае­мого более или менее однородного праязыка [157, 10]. По мнению

Милевского, юкагирский язык возник в результате смешения са­модийских и

палеоазиатских диалектов [157, 12]. Список сто­ронников теории интеграции

можно было бы значительно увели­чить.

Не все лингвисты разделяют эти точки зрения. Некоторые из них, ссылаясь на

фактическую невозможность перемешивания системы словоизменительных

формативов, вообще отрицают об­разование новых языков путем интеграции.

Наиболее резко про­тив теории образования новых языковых единств путем

скрещива­ния выступил в свое время И. В. Сталин [70].

Прежде чем решать вопрос о возможности образования новой языковой единицы в

результате скрещивания, необходимо рас<284>смотреть, какие процессы

происходят при контактировании раз­личных языков, поскольку скрещивание языков,

если такое дей­ствительно существует, может осуществляться только в условиях

контактирования.

ЯЗЫКОВЫЕ КОНТАКТЫ

Одним из важнейших внешних факторов исторического разви­тия языка в современном

языкознании признаются языковые контакты. Науке практически неизвестны

гомогенные в структур­ном и материальном отношении языки, развитие которых

проте­кало бы в изоляции от внешних воздействий: это обстоятельство позволяет,

очевидно, утверждать, что в некотором самом общем смысле все языки могут быть

охарактеризованы как «смешанные» [5, 362—372; 141, 74; 153, 522]. Последствия

языковых контактов настолько разнообразны и значительны — в одних случаях они

приводят к различного рода заимствованиям, в других — к кон­вергентному

развитию взаимодействующих языков (соответст­венно усиливающему центробежные

тенденции в развитии отдель­ных представителей внутри групп родственных

языков), — в-третьих, — к образованию вспомогательных «общих» языков,

в-четвертых, — к языковой ассимиляции, — что в некоторых на­правлениях

лингвистики именно в факте контактов усматривали даже решающий стимул развития

языковой системы34. Важность

изучения языковых контактов и их результатов обусловливается тем фактом, что

оно способно пролить свет и на особенности самого строения языковой системы.

Языковые контакты — сложный и многоступенчатый процесс, тесно связанный с

развитием общества. Уже такая общая харак­теристика как активность или

пассивность той или иной стороны, участвующей в контакте, определяется

внелингвистическими фак­торами — культурным или социальным авторитетом

носителей то­го или иного языка, обусловливающим функциональную важность

последнего: это тем более очевидно, если учесть, что языковые контакты как

правило предполагают существование ряда иных — культурных, экономических и т.

п. контактов, вплоть до этничес­ких.

Каузальный аспект языковых изменений, наступающих в про­цессе контактов, как,

впрочем, и в процессе языкового развития в целом, в настоящее время изучен

далеко не достаточно. Тем не менее бесспорно, что причины контактно

обусловленных преобра­зований языка лежат не столько в структуре

взаимодействующих языков, сколько за ее пределами. С другой стороны, нельзя

сом­неваться в том, что каждое подобное преобразование является<285>

следствием взаимодействия целой совокупности причин. К со­вершенно определенным

результатам (например, к общему упро­щению морфологической системы, к тенденции

к аналитизму и т.п.) приводит уже сам факт языкового контакта, который

объективно направлен на устранение идиоматической части каждой из

взаимо­действующих структур. Хорошо известно, что изменения в фоно­логической

и, отчасти, морфологической системах языка находятся в определенной зависимости

от соответствующих изменений в лек­сике. Вместе с тем при этом следует иметь в

виду и многочисленные структурные «факторы» языка, способствующие или

препятствую­щие тем или иным конкретным преобразованиям. Так, достаточно

очевиден факт, что при прочих равных условиях наиболее подвер­жен такого рода

преобразованиям язык в условиях контакта с близкородственным языком,

характеризующимся большим струк­турным и материальным сходством (ср. также

обычные факты мас­совых междиалектных заимствований в рамках единого языка).

Наоборот, в слабой степени проницаемы контактирующие языки, характеризующиеся

глубокими структурными различиями (ср., например, различное место китаизмов в

структурно близких ки­тайскому языках Юго-Восточной Азии, с одной стороны, и в

агглю­тинативном японском языке, с другой). Замечено, что иноязычная лексика

легче усваивается языками с преобладанием нечленя­щихся с синхронной точки

зрения слов, и труднее — языками с активно функционирующими способами

словосложения и слово­образования [65]. С другой стороны, включение в систему

новых лексем стимулируется и такими внутренними «факторами», как: а) низкая

частотность употребления соответствующих исконных слов, делающая их

нестабильными, б) наличие неблагоприятной синонимии, в) потребность в

экспрессивной синонимии и эвфемиз­мах и др. [91, 7—13; 171, 57—58]. Именно

структурными парамет­рами языка обусловлено резко различное отношение языков к

синтаксическим заимствованиям. Наличие в фонологической сис­теме языка так

называемых «пустых клеток» способствует обога­щению его фонемного инвентаря как

за счет внутриструктурных преобразований, так и за счет благоприобретенного

материала. Сказанного, по-видимому, достаточно для того, чтобы прийти к общему

выводу о том, что «только при исследовании внутренних факторов можно решить

вопрос, почему одни внешние воздействия оказывают влияние на язык, а другие —

нет» [119, 303; 131, 54; 171, 25].

Одним из основных понятий теории языковых контактов явля­ется понятие

билингвизма, вследствие чего изучение двуязычия нередко признается даже

основной задачей исследования контак­тов (здесь не затрагивается понятие

полилингвизма или многоязы­чия, в принципе сводимого к совокупности двуязычий).

Именно в двуязычных группах говорящих одна языковая система вступает в контакт

с другой и впервые происходят контактно обусловленные<286> отклонения от

языковой нормы, называемые здесь вслед за У. Вейнрейхом интерференцией

35, и которые в дальнейшем выходят за пределы билингвистических групп [171].

Под двуязычными лицами обычно понимаются носители не­которого языка А,

переходящие на язык Б при общении с носи­телями последнего (при этом чаще всего

один из этих языков ока­зывается для них родным, а другой —

благоприобретенным). Сле­дует при этом отметить, что оживленно обсуждавшийся в

прошлом вопрос о степени владения говорящим вторым языком (активность,

пассивность и т. ц.) при «подлинном» билингвизме едва ли можно отнести к числу

важных не только ввиду того, что в условиях языкового контакта речь идет лишь о

коллективном билингвизме, но и в силу того обстоятельства, что единственным

следствием не­достаточного владения вторым языком может являться его

не­полноценное усвоение, как это имеет место в так называемых «креолизованных»

языках. Не имеет при этом значения и то обстоя­тельство, характеризуется ли

данный факт билингвизма исполь­зованием второго языка с функционально

неограниченной сферой употребления или применением того или иного

вспомогательного языка типа пиджина. Напротив, целесообразно разграничение двух

различных видов двуязычия — несмешанного и смешанного. При несмешанном

двуязычии усвоение второго языка происходит в процессе обучения, в ходе

которого обучающемуся сообщаются правила установления соответствий между

элементами родного и изучаемого языков и обеспечивается рациональная система

за­крепления этих соответствий в памяти. При нем языковая интер­ференция со

временем постепенно ослабевает, уступая место пра­вильному переключению от

одного языка к другому. При «смешан­ном двуязычии» (термин Л. В. Щербы),

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100