Книга: Общее языкознание - учебник
слова land было значение "земельное держание земли, находящейся в
индивидуальном или общественном пользовании" Это слово могло также иметь
значение "поместье, именье". В древнеанглийском периоде слово land могло
иметь лексико-семантический вариант "сельская местность, деревня". К концу
XVI в. слово land в этом значении уже не употребляется; соответствующее
понятие выражается заимствованным словом country. Позднее слово country
развивает на английской почве новое значение "страна, государство" обрастая
и новым семантическим контекстом. Слово land сохраняет за собой значение
"страна" но само понятие страны сужается фактически до понятия нация, народ,
населяющий страну.
Полисемантичное слово ground имело в древнеанглийский период три стержневых
значения: "дно, основание, фундамент, равнина, долина" вокруг которых
группировались все другие его значения. В древнеанглийский период стержневое
значение "дно" не было единственным средством выражения этого понятия. У слова
ground был синонимический спутник — слово bottom, которое, находясь в
постоянных смысловых связях со словом ground, разделяло его функции и
определяло место и роль последнего в словарном составе языка. К концу XIV в.
слово bottom полностью вытесняет слово ground в значении "дно" Употребление
слова ground в значении морского дна замыкается в узкой сфере морской лексики.
Значение "фундамент" также было со временем утрачено, поскольку были
заимствованы из француз<281>ского языка слова fondation, fondament,
имеющие то же значение. Третье смысловое значение слова ground 'ровная плоская
поверхность земли' в известной мере совпадало с подобным значением у слова
earth. Позднее это значение перешло к слову ground.
Таким образом, сущность исторических изменений слов, принадлежащих к одному
синонимическому ряду, сводится к следующему.
1) Изменение стержневых значений слов, выражающееся в возникновении новых
значений, исчезновении, расширении или сужении старых значений.
2) Появление новых семантических контекстов в связи со смещением понятийной
и предметной соотнесенности слова.
3) Перераспределение значений слов в связи с изменением значений слов
параллельных или близких по значению.
4) Утрата смысловых связей слов ввиду изменения их значений.
5) Изменение лексико-грамматических связей слов.
6) Установление новых смысловых связей слов со словами, находящимися за
пределами данного синонимического ряда в результате возникновения новых
значений.
Некоторые языковеды утверждают, что основной причиной появления новых слов
являются растущие потребности общества, которые возникают с каждой новой
эпохой, с каждым новым культурно-историческим событием в жизни народа. Язык
вообще, лексика в особенности, выполняя свою основную роль средства общения,
перестраивается, дифференцируется и уточняется с тем, чтобы более адекватно
отразить, воспроизвести и закрепить новые идеи и понятия в соответствующих
словах и выражениях [79, 221].
Действительно, зависимость изменений от внешних причин в лексике проявляется
в гораздо большей степени, чем в какой-либо другой области языка, однако
появление новых слов в языке не всегда вызывается появлением новых понятий.
Часто появление новых слов связано с возникновением новых ассоциаций, хотя
понятие остается тем же самым. Так, например, такое распространенное в
древнегреческом языке слово, как †ppos 'лошадь' было заменено в новогреческом
языке словом Ёlogo, хотя никакой особой необходимости в этом не было.
Следует также иметь в виду, что не всякое изменение одного из членов
синонимического ряда может привести к существенному изменению системных связей.
Русское слово перо приобрело в воровском жаргоне значение 'финский
нож'. Такое значение привело к появлению специфической сочетаемости этого
слова, например, ударить пером или поцарапать пером, но узость
употребления слова перо, его жаргонная ограниченность не привели к
какой-либо существенной перестройке лексических связей слова перо,
бытующего в общенародном языке. В лексических системах можно также наблюдать
явления,<282> напоминающие устранение перегрузки отдельных звеньев
системы. Слишком полисемантичное слово становится неустойчивым и в большей
степени подвержено возможности исчезновения.
ПУТИ ОБРАЗОВАНИЯ ЯЗЫКОВЫХ ЕДИНСТВ (языков и диалектов)
В современной лингвистической науке широко распространено мнение о двух
основных путях образования языков и диалектов. Языки и диалекты могут
образоваться путем дифференциации и интеграции.
Сущность дифференциации заключается в том, что в результате распада
первоначально одной более или менее однородной языковой единицы образуются
новые языковые единицы. Процесс распада языковых единиц представляет вполне
естественное явление, обусловленное известными причинами. Основной причиной
распада является изоляция отдельных частей первоначально единого языкового
целого. Эта изоляция может быть создана путем миграции одной части племени
или народа на территории, удаленные от ареала расселения какого-либо племени
или народа. Истории известны примеры таких миграций. Таким путем
образовался, например, современный исландский язык. На остров Исландию в
течение IX и Х вв. н. э. переселились выходцы из Норвегии, стремясь
освободиться от притеснений местных феодалов. В условиях изоляции образовался
особый язык, довольно сильно отличающийся от современного норвежского. В
результате переселения голландцев в Южную Африку (Капская колония)
образовался особый язык, так называемый африкаанс.
Образованию романских языков способствовало расселение римлян по обширной
территории, некогда занимаемой Римской империей. Первоначально латинский язык
на отдельных более или менее изолированных территориях приобрел некоторые
специфические черты, которые, все более усиливаясь в условиях изоляции,
привели в конечном счете к образованию современных романских языков —
французского, провансальского, каталанского, испанского, итальянского,
ретороманского, румынского и молдавского языков.
Новые языковые единства могут создаваться путем интеграции. Однако вопрос об
образовании новых языков путем интеграции является неизмеримо более сложным, и
теоретическое его осмысление связано с решением целого ряда очень сложных
вопросов. Современная диалектология располагает достаточно надежными данными о
существовании так называемых смешанных диалектов, возникших в результате
смешения двух или нескольких диалектов. Различные отличительные черты
диалектов, участвующих<283> в процессе смешения, в смешанных диалектах,
оказываются перемешанными. Однако могут ли смешиваться между собою языки,
обнаруживающие более отдаленное родство, или языки неродственные, и
образовывать новые языки?
В период господства в советском языкознании так называемого нового учения о
языке широкое хождение имела теория языкового скрещивания. Скрещивание
рассматривалось как единственный способ образования языковых единиц и групп
родственных языков. В наиболее категорической форме эта теория была
сформулирована Н. Я. Марром [40].
Под явным влиянием Н. Я. Марра известный советский финно-угровед Д. В. Бубрих
предложил так называемую теорию контакта, призванную объяснить родство
финно-угорских языков. Согласно этой теории, древний финно-угорский язык был
представлен совокупностью диалектов, на которых говорили родственные
племена, находившиеся между собою в состоянии контакта. Эти диалекты имели
черты сходства и различия, которые определялись степенью близости контакта.
Состав диалектов тоже не был постоянным. Некоторые нефинно-угорские племена
усваивали финно-угорский язык и таким образом вступали в семью финно-угорских
племен; с другой стороны, некоторые финно-угорские племена, усваивая нифинно-
угорский язык, отключались от финно-угорской семьи. Финно-угорский язык был
подобен волне, распространявшейся вместе с культурой рыболовов и охотников
[40, 30—47].
Возможность возникновения языков путем интеграции была не чужда и языковедам
Запада. Так, например, Уленбек высказывал предположение о том, что
индоевропейский праязык возник в результате смешения различных языков [157,
9]. Финский лингвист П. Равила склонен был рассматривать родство самодийских
и финно-угорских языков как результат влияния финно-угорских языков на
самодийский [148]. Теорию образования языковых семей в результате интеграции
разделяет также В. Таули, который считает, что поскольку уральские языки
являются результатом смешения, невозможно вывести современные языки из
предполагаемого более или менее однородного праязыка [157, 10]. По мнению
Милевского, юкагирский язык возник в результате смешения самодийских и
палеоазиатских диалектов [157, 12]. Список сторонников теории интеграции
можно было бы значительно увеличить.
Не все лингвисты разделяют эти точки зрения. Некоторые из них, ссылаясь на
фактическую невозможность перемешивания системы словоизменительных
формативов, вообще отрицают образование новых языков путем интеграции.
Наиболее резко против теории образования новых языковых единств путем
скрещивания выступил в свое время И. В. Сталин [70].
Прежде чем решать вопрос о возможности образования новой языковой единицы в
результате скрещивания, необходимо рас<284>смотреть, какие процессы
происходят при контактировании различных языков, поскольку скрещивание языков,
если такое действительно существует, может осуществляться только в условиях
контактирования.
ЯЗЫКОВЫЕ КОНТАКТЫ
Одним из важнейших внешних факторов исторического развития языка в современном
языкознании признаются языковые контакты. Науке практически неизвестны
гомогенные в структурном и материальном отношении языки, развитие которых
протекало бы в изоляции от внешних воздействий: это обстоятельство позволяет,
очевидно, утверждать, что в некотором самом общем смысле все языки могут быть
охарактеризованы как «смешанные» [5, 362—372; 141, 74; 153, 522]. Последствия
языковых контактов настолько разнообразны и значительны — в одних случаях они
приводят к различного рода заимствованиям, в других — к конвергентному
развитию взаимодействующих языков (соответственно усиливающему центробежные
тенденции в развитии отдельных представителей внутри групп родственных
языков), — в-третьих, — к образованию вспомогательных «общих» языков,
в-четвертых, — к языковой ассимиляции, — что в некоторых направлениях
лингвистики именно в факте контактов усматривали даже решающий стимул развития
языковой системы34. Важность
изучения языковых контактов и их результатов обусловливается тем фактом, что
оно способно пролить свет и на особенности самого строения языковой системы.
Языковые контакты — сложный и многоступенчатый процесс, тесно связанный с
развитием общества. Уже такая общая характеристика как активность или
пассивность той или иной стороны, участвующей в контакте, определяется
внелингвистическими факторами — культурным или социальным авторитетом
носителей того или иного языка, обусловливающим функциональную важность
последнего: это тем более очевидно, если учесть, что языковые контакты как
правило предполагают существование ряда иных — культурных, экономических и т.
п. контактов, вплоть до этнических.
Каузальный аспект языковых изменений, наступающих в процессе контактов, как,
впрочем, и в процессе языкового развития в целом, в настоящее время изучен
далеко не достаточно. Тем не менее бесспорно, что причины контактно
обусловленных преобразований языка лежат не столько в структуре
взаимодействующих языков, сколько за ее пределами. С другой стороны, нельзя
сомневаться в том, что каждое подобное преобразование является<285>
следствием взаимодействия целой совокупности причин. К совершенно определенным
результатам (например, к общему упрощению морфологической системы, к тенденции
к аналитизму и т.п.) приводит уже сам факт языкового контакта, который
объективно направлен на устранение идиоматической части каждой из
взаимодействующих структур. Хорошо известно, что изменения в фонологической
и, отчасти, морфологической системах языка находятся в определенной зависимости
от соответствующих изменений в лексике. Вместе с тем при этом следует иметь в
виду и многочисленные структурные «факторы» языка, способствующие или
препятствующие тем или иным конкретным преобразованиям. Так, достаточно
очевиден факт, что при прочих равных условиях наиболее подвержен такого рода
преобразованиям язык в условиях контакта с близкородственным языком,
характеризующимся большим структурным и материальным сходством (ср. также
обычные факты массовых междиалектных заимствований в рамках единого языка).
Наоборот, в слабой степени проницаемы контактирующие языки, характеризующиеся
глубокими структурными различиями (ср., например, различное место китаизмов в
структурно близких китайскому языках Юго-Восточной Азии, с одной стороны, и в
агглютинативном японском языке, с другой). Замечено, что иноязычная лексика
легче усваивается языками с преобладанием нечленящихся с синхронной точки
зрения слов, и труднее — языками с активно функционирующими способами
словосложения и словообразования [65]. С другой стороны, включение в систему
новых лексем стимулируется и такими внутренними «факторами», как: а) низкая
частотность употребления соответствующих исконных слов, делающая их
нестабильными, б) наличие неблагоприятной синонимии, в) потребность в
экспрессивной синонимии и эвфемизмах и др. [91, 7—13; 171, 57—58]. Именно
структурными параметрами языка обусловлено резко различное отношение языков к
синтаксическим заимствованиям. Наличие в фонологической системе языка так
называемых «пустых клеток» способствует обогащению его фонемного инвентаря как
за счет внутриструктурных преобразований, так и за счет благоприобретенного
материала. Сказанного, по-видимому, достаточно для того, чтобы прийти к общему
выводу о том, что «только при исследовании внутренних факторов можно решить
вопрос, почему одни внешние воздействия оказывают влияние на язык, а другие —
нет» [119, 303; 131, 54; 171, 25].
Одним из основных понятий теории языковых контактов является понятие
билингвизма, вследствие чего изучение двуязычия нередко признается даже
основной задачей исследования контактов (здесь не затрагивается понятие
полилингвизма или многоязычия, в принципе сводимого к совокупности двуязычий).
Именно в двуязычных группах говорящих одна языковая система вступает в контакт
с другой и впервые происходят контактно обусловленные<286> отклонения от
языковой нормы, называемые здесь вслед за У. Вейнрейхом интерференцией
35, и которые в дальнейшем выходят за пределы билингвистических групп [171].
Под двуязычными лицами обычно понимаются носители некоторого языка А,
переходящие на язык Б при общении с носителями последнего (при этом чаще всего
один из этих языков оказывается для них родным, а другой —
благоприобретенным). Следует при этом отметить, что оживленно обсуждавшийся в
прошлом вопрос о степени владения говорящим вторым языком (активность,
пассивность и т. ц.) при «подлинном» билингвизме едва ли можно отнести к числу
важных не только ввиду того, что в условиях языкового контакта речь идет лишь о
коллективном билингвизме, но и в силу того обстоятельства, что единственным
следствием недостаточного владения вторым языком может являться его
неполноценное усвоение, как это имеет место в так называемых «креолизованных»
языках. Не имеет при этом значения и то обстоятельство, характеризуется ли
данный факт билингвизма использованием второго языка с функционально
неограниченной сферой употребления или применением того или иного
вспомогательного языка типа пиджина. Напротив, целесообразно разграничение двух
различных видов двуязычия — несмешанного и смешанного. При несмешанном
двуязычии усвоение второго языка происходит в процессе обучения, в ходе
которого обучающемуся сообщаются правила установления соответствий между
элементами родного и изучаемого языков и обеспечивается рациональная система
закрепления этих соответствий в памяти. При нем языковая интерференция со
временем постепенно ослабевает, уступая место правильному переключению от
одного языка к другому. При «смешанном двуязычии» (термин Л. В. Щербы),
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100
|