Книга: Общее языкознание - учебник

языка, вообще может не быть какой-либо взаимозависимости. Так, на­пример,

консонантизм и вокализм в скандинавских языках арха­ичнее консонантизма

немецкого языка, однако древняя падежная и глагольная системы разрушились в

скандинавских языках в гораздо большей степени.

Осуществление языковых изменений путем медленной эволю­ции является наиболее

типичным. Теория скачков в развитии язы­ка возникла в результате механического

перенесения теории скач­ков, применимой к различным химическим процессами т.

п., — к истории развития общества, разделенного на враждебные

классы.<299>

Принципиальное отрицание теории скачков и взрывов в раз­витии языка, однако,

не должно вести к выводу о том, что разви­тие языка совершается всегда в

плане очень медленной и постепен­ной эволюции. В истории языков наблюдаются

периоды относи­тельно более интенсивно происходящих изменений, когда в

опре­деленный промежуток времени происходит в языке гораздо боль­ше различных

изменений, чем в предыдущие периоды.

Известный французский исследователь новогреческого язы­ка А. Мирамбель замечает

по этому поводу следующее: «Основ­ные изменения, придавшие греческому языку

послеклассического периода его специфическую форму, осуществились в период

времени, начиная с образования общегреческого языка, т. е. с элли­нистической

эпохи до половины Средневековия, однако, несмотря на значительные

хронологические периоды, разделяющие различ­ные факты, в период времени с I в.

д. н. э. до конца III в. произошли наиболее многочисленные изменения».

45

Если рассматривать историю французского языка, то нетруд­но заметить, что

наиболее существенные качественные изменения в системе языка произошли в

период с II по VIII в. В числе этих радикальных изменений можно отметить

следующее:

1) В области вокализма в течение VI, VII и VIII вв. большинство гласных

переходит в дифтонги.46

2) Состав согласных пополнился к VIII в. двумя аффрикатами ts и C. После VI

в. на территории Галии d', возникшее из со­гласного g, перед

гласными е, i, a переходит в аффрикату G. В VII в. на

территории Франкского государства интервокаль­ный согласный d стал

звучать как межзубный đ (d), конечный t после гласного —

как межзубный t (J).

Таким образом, к IX в. н. э. состав гласных и согласных народной латыни

настолько изменился, что можно уже го­ворить о качественно новом составе

гласных и согласных французского языка.

3) В народной латыни к VII в. сохранились только два падежа:

именительный и винительный, который при помощи предлогов стал выполнять

функции всех других падежей. Эти явления по существу означали полную

перестройку падежной системы.

4) Утрата конечных неударных гласных (VII—VIII вв. н. э.) при­вела к

тому, что флексии существительных и прилагательных различных типов склонения

совпали. Она способствовала также унификации различных типов спряжения

глагола.

Аналитические конструкции, выражавшие в народной латыни действие в плане

прошлого и в плане будущего, к VIII в. преоб<300>разовались в формы

времени, что дало в романских языках, и в частности, во французском языке,

Passй composй и Futur simple.

Íàïðèìåð, j'ai écrit une

lettre (<aveo lettera escripta), òàêæå je

par­lerai (<parlare aveo). Ïî

àíàëîãèè ñ

ôîðìîé

áóäóùåãî

âðåìåíè ê VIII â.

îáðàçóåòñÿ

ôîðìà Conditionnel présent: je parlereie

(<par­ler (av) eie) — ôð. je parlerais.

Нетрудно заметить, что в этом периоде имеется промежуток времени,

определяемый VI, VII и VIII вв., в рамках которого совер­шалось наибольшее

число наиболее существенных изменений.

В период с IX по XV в. в истории французского языка также происходили изменения.

В частности в этот период произошли следующие явления: 1) превращение дифтонгов

в монофтонги (XII— XVIII в.), 2) образование носовых гласных, 3) упрощение

групп согласных, 4) окончательная утрата конечных согласных р, t, k, s,

5) утрата категории падежа, 6) выравнивание именных форм, 7) появление категории

определенности и неопределенности, 8) постепенное отмирание флексии и

унификация форм по принципу аналогии, 9) уточнение значений временных форм, 10)

установле­ние твердого порядка слов.

С XII в. начинается процесс постепенного разрушения флектив­ной системы. XIV

и XV вв. — это эпоха, когда флективная сис­тема разрушается особенно

интенсивно, когда ярко и настойчиво проходит тенденция к аналогии, к

унификации и выравниванию форм.

Причины этих периодов более интенсивных изменений в до­статочной степени не

изучены. Нельзя также с достаточной уве­ренностью сказать, во всех ли языках

наблюдаются подобные пе­риоды. По-видимому, причинами этих периодов является

чисто слу­чайное скопление различных обстоятельств. В системе каждого языка,

очевидно, имеются какие-то звенья, на которых держатся все остальные элементы

языковой структуры. Если опорное звено подвергается разрушению, то можно

предполагать, что это собы­тие влечет за собой целую серию относительно

быстро следующих друг за другом изменений. Так, например, в составе гласных

народ­ной латыни на протяжении I—II вв. н. э. осуществился переход

ко­личественного различия гласных в качественное. Долгие гласные ос­тались

закрытыми, краткие стали открытыми. Разрушение этого зве­на повлекло за собой

целый ряд следствий. В конце V в. гласные от­крытого слога получают

удлинение. Выше говорилось о том, что сосредоточение долготы и ударения

создает увеличение произно­сительных усилий. Это неудобство позднее было

устранено: долгие ударные гласные открытого слога перешли в дифтонги,

например, pę?de 'нога' превратилось в pied; f??de 'вера' превратилось в

feid. С XII века начинается превращение дифтонгов в монофтонги.

Следует также отметить другое очень важное явление — это изменение характера

ударения. В народной латыни силовое уда<301>рение начало преобладать над

музыкальным, что вызвало редук­цию, а затем утрату неударных гласных. Утрата

неударных глас­ных вызывала некоторые изменения и в области согласных,

на­пример, появление групп согласных с/и их дальнейшее фонетичес­кое изменение.

Значительные изменения в области склонения и спряжения вызвали такие

фонетические изменения, как утрата конечного m, что привело к утрате

категории падежа в единственном числе и способствовало развитию аналитического

строя.

Таким образом, все зависит от того, в какой мере изменения затрагивают

узловые звенья языковой системы и насколько эти изменения способны повлечь за

собой целый ряд существенных след­ствий.

ПРОБЛЕМА ПРОГРЕССА В РАЗВИТИИ ЯЗЫКОВ

История лингвистической науки показывает, что понятие про­гресса в языке в

разные эпохи трактовалось по-разному. Осново­положники сравнительно-

исторического метода в языкознании Ф. Бопп, Я. Гримм, А. Шлейхер и др.

столкнулись с контрастным различием структур разных языков, с необычайным

богатством форм древнеиндийского, как наиболее близкого, по их мнению, к

индоевропейскому праязыку, и скудностью форм некоторых сов­ременных

индоевропейских языков, например, английского, дат­ского, французского и т.

п. На этой основе возникло довольно стран­ное на первый взгляд убеждение в

том, что история языков есть не что иное, как процесс постепенного упадка и

оскуднения языка. Подобных взглядов придерживались такие языковеды, как Ф.

Бопп, В. Гумбольдт, Я. Гримм, А. Шлейхер, М. Мюллер и др.

Не все однако разделяли это странное мнение. Раск, например, утверждал, что

простота языковой структуры обладает известными преимуществами по сравнению

со сложной языковой структурой.

Позднее, некоторые лингвисты начали замечать, что в языках существуют постоянные

тенденции, отражающие прогресс в раз­витии языков. Очень показательной в этом

отношении является работа Бодуэна де Куртенэ «Vermenschlichung der Sprache».

Бодуэн де Куртенэ утверждает, что существует глоттогоническая тенденция к

передвижению вперед более глубоких артикуляций, необходимая для достижения

бульшей членораздельности и де­тализации речи. Таким образом, велярные

согласные превращаются в p, b или s, ср. ст.-слав.

слово и лат. cluo 'слышу' и т. д. Происходит это якобы потому, что звуки

передней артикуляции требуют мень­ше произносительных усилий. Многими

лингвистами было также подмечено, что в различных языках наблюдается процесс

сокраще­ния длины слов, ср., например, готск. habaidedeima 'мы имели бы' и

совр. англ. had или лат. augustum и фр. aoыt [au] 'август'.<302> Новые

индоевропейские языки испытали значительные упроще­ния в грамматической

системе. Вместо большого количества форм, изобилующих всевозможными аномалиями,

появились более прос­тые и стандартные формы.

Сравнивая старые индоевропейские языки с новыми, О. Ес­персен находил в

грамматическом строе последних целый ряд преимуществ. Формы стали короче, что

требует меньше мускуль­ного напряжения и времени для их произношения, их

стало мень­ше, память не перегружается ими, образование их стало более

регулярным, синтаксическое использование форм обнаруживает менее аномалий,

более аналитический и абстрактный характер форм облегчает их выражение,

допуская возможность многочис­ленных комбинаций и конструкций, которые ранее

были невоз­можны, громоздкое повторение, известное под именем согласова­ния,

исчезло, твердый порядок слов обеспечивает ясность и не­двусмысленность

понимания [132, 364].

Характерный для древних индоевропейских языков так назы­ваемый синтетический

строй во многих современных индоевро­пейских языках сменился аналитическим

строем. О. Есперсен ут­верждал, что эти процессы означают победу более

высокой и совершенной языковой формы. Самостоятельные частицы, служеб­ные

слова (предлоги, вспомогательные глаголы), по его мнению, являются более

высоким техническим средством выражения мыс­ли, чем старая флексия [132].

Идеи Есперсена нашли благоприятную почву, и он приобрел многих сторонников не

только за рубежом, но и в нашей стране. Так, например, В. М. Жирмунский в

одной из своих работ от­мечал, что аналитическая система соответствует

осложнению и дифференциации смысловых отношений соответственно более вы­сокой

стадии развития мышления [21, 34].

Не все, однако, были согласны с этим мнением. М. М. Гухман обвиняет Есперсена в

том, что он искажает действительность, сводя прогресс языка к смене техники

грамматического оформ­ления. И флексия, и анализ, и агглютинация могут дать

одина­ково адекватное выражение наиболее сложным категориям мыш­ления. Теория

Есперсена создает благоприятную почву для совершенно неправильных и вредных

представлений о какой-то иерархии языков [15, 19]. Кроме того, среди

индоевропейских язы­ков нет языков чисто синтетических. Языки, рассматриваемые

обычно как представители синтетического строя — древнеиндий­ский, славянские,

еще в большей степени греческий и латинский,— нигде не дают идеального

отсутствия аналитических конструкций, что должно было бы иметь место в

чисто-синтетических языках [15, 20]. С другой стороны, квалификация

аналитических кон­струкций, как наиболее совершенного способа выражения, не

оп­равдывается и тем, что, как известно, сам этот способ древнее флексий [15,

19]. Есть все основания предполагать, как это делает<303> Хирт в своей

«Грамматике индоевропейских языков», что все формы локативов, аблативов и

инструментальных падежей в ин­доевропейских языках возникают из конструкций с

послелогом [15, 22]. Основную причину смены синтетического строя аналити­ческим

М. М. Гухман видит в языковом скрещении [15, 30].

Решительно выступала против теории прогрессивности ана­литического строя

также Г. Н. Воронцова. Ее возражения сво­дились к тому, что строй языка не

отражает сознания, вернее осознания явлений непосредственно [14, 228].

Примитивностью и упрощенчеством является утверждение, что между языковыми

средствами выражения действия и уровнем (стадией) мышления говорящего на

данном языке народа можно установить непосред­ственную связь [14, 233]. Если

говорить о развитии анализа в области глагола, то нельзя утверждать, что

любая система, ос­нованная на синтаксических видовых различиях, — ниже любой

си­стемы, основанной на сложных формах спряжения, так как в разных языках

развитие глагольных форм идет различными пу­тями — по линии дифференциации

сложных временных форм и по линии усложнения выражения видовых отношений. Эту

раз­ницу в путях развития нельзя непосредственно связывать с про­цессами

перехода от конкретного к абстрактному мышлению [14, 231].

Некоторые лингвисты не связывают прогресс в языке с ана­литическим строем, но

тем не менее они склонны думать, что в развитии языка неуклонно

осуществляется прогресс в области языковой техники, очевидно связанный с

развитием мышления.

Любопытно в этом плане рассуждение проф. П. Я. Черных, по мнению которого,

история грамматического строя русского языка представляет собой движение

вперед, в направлении улуч­шения, совершенствования языка. В данном случае

прогресс мож­но видеть прежде всего в ликвидации тех лишних вариантных

грамматических форм, которые не могли получить нового приме­нения, и вообще

лишних грамматических категорий и форм, став-тих ненужными по мере развития

человеческого мышления, раз­вития культуры и форм общественной жизни.

Исчезновение двой­ственного числа в склонении и спряжении и особой звательной

формы, параллелизма в склонении существительных одного рода, вытеснение

некоторых категорий прошедшего времени (аорист, имперфект, плюсквамперфект)

формами прошедшего времени на -лъ, исчезновение склоняемых кратких

прилагательных, кратких порядковых числительных и кратких причастий, ставших

лиш­ними при наличии полных прилагательных, и пр., можно рас­сматривать как

упорядочение грамматического строя русского языка, его грамматики. К

показателям языкового прогресса П. Я. Черных относит такие явления, как

устранение лишних, ненужных параллельных падежных форм. Движение от частного и

конкретного к общему и абстрактному рассматривается как од<304>на из

характернейших черт движения языка вперед, его обогаще­ния и развития [81,

297—299].

Нельзя не отметить, что многие рассуждения о прогрессе в языке не отличаются

достаточной четкостью. Верным остается общее положение относительно того, что

если в связи с развитием общества прогрессирует мышление людей, то язык не

может ос­таваться безучастным к этому движению по пути прогресса. Он также

прогрессирует в своем развитии и совершенствуется. Од­нако проблема прогресса

в языке значительно сложнее проблемы прогресса общества и человеческого

мышления.

Основная ошибка в суждениях лингвистов, разрабатывающих эту тему, состоит в

том, что они не делают различия между так называемым относительным прогрессом

в языке и абсолютным прогрессом. В области языковой техники мы чаще всего

сталки­ваемся с явлениями, отражающими так называемый относитель­ный

прогресс.

Можно ли аналитический строй в языках рассматривать как показатель прогресса?

Безусловно, в области улучшения языко­вой техники это прогресс. Древние

индоевропейские падежи и глагольные формы, обременнные большим количеством

значений, находились в известном противоречии с некоторыми законами

человеческой психики, с некоторыми особенностями физиологи­ческой организации

человека. Значение, выраженное особой фор­мой, легче воспринимается, чем

конгломерат значений, выражае­мый одной формой. Совершенно естественно, что

рано или поздно должен был произойти взрыв этой технически недостаточно

совершенной системы, и он произошел. Аналитический строй тех­нически более

совершенен. Однако отсюда совершенно неправо­мерно делать вывод, что

аналитический строй отражает более вы­сокоразвитое абстрактное мышление, как

это делали О. Еспер­сен, В. М. Жирмунский и др.

Сокращение слов, наблюдаемое во многих индоевропейских языках, — также

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100