Книга: Общее языкознание - учебник

остается его мышлением, определяемым его ин­дивидуальностью и теми

отношениями, в рамках которых он живет» [16, 253].

Однако индивидуальное мышление не является самодовлеющим. Обще­ственное

мышление необходимо пронизывает его, поскольку в обществе, в котором данный

индивид находится, уже сформировались общественное сознание и общий язык,

объединяющий всех членов общества. Индивиду­альное мышление неизбежно

выступает как составная часть мышления общественного.

7 Впервые эту идею высказал еще в XVIII веке И. Гердер.

8 Эти особенности целиком

вытекают из общих закономерностей общечелове­ческого сознания. Общие черты,

общие закономерности человеческого со­знания, отражающие всеобщие черты

производства и связанные с разви­тием второй сигнальной системы, имеют

общечеловеческий характер, не представляют явления надстроечного или классового

характера и изме­няются вместе с развитием человеческого мозга, значительно

медленнее общественных формаций, так же как и общечеловеческие атрибу­ты —

мышление и язык, без которых человеческое сознание невозмож­но [20, 97].

9 Материал по русским диалектам

взят из кн.: П. С. Кузнецов. Рус­ская диалектология. М., 1951.

10 Пример заимствован из кн.: О.

В. Плетнер, Е. Д. Поливанов. Грамматика японского разговорного языка. М., 1930.

11 Пример заимствован из кн.: Ю.

Н. Мазур. Краткий очерк грамматики современного корейского языка. В кн.:

Русско-корейский словарь. Под ред. Пак Чон Сика. М., 1954.

12 Пример заимствован из кн.: А.

П. Баранников. Хиндустани (урду и хинди). Л., 1934.

13 Пример заимствован из кн.: О.

Jespersen. Mankind, Nation and Indi­vidual. London, 1946, стр. 40.

14 Пример заимствован из статьи:

В. П. Даниленко. Имена существи­тельные (нарицательные) как производящие основы

современного словообразования. — В сб.: «Развитие грамматики и лексики

современного русского языка». М., 1964.

15 Пример заимствован из работы:

Н. Г. Рядченко. Действие внутрен­них и внешних факторов языкового развития в

истории русских денежных наименований. (Автореф. канд. дисс.). Одесса, 1966.

16 Большинство примеров

заимствовано из кн.: Л. Я. Боровой. Путь сло­ва. Изд. 2. М., 1963; часть

примеров взята из кн.: Д. Якубович. Новые слова. М. — Л., 1966.

17 Сведения взяты из кн.: Й. Балашша. Венгерский язык. М., 1951, стр. 27.

1 По материалам, представленным Р. М. Баталовой.

2 Пример заимствован из статьи:

Т. И. Жилина. О говоре села Слудка. Историко-филологический сборник, вып. 3.

Сыктывкар, 1956, стр. 79—86.

3 Примеры взяты из книг: И. М.

Дуров. Опыт терминологического сло­варя рыболовного промысла Поморья. Соловки,

1929; В. И. Макаров. Рыболовецкая лексика говоров Нижнего Дона. Автореф. канд.

дисс. Ростов-на-Дону, 1967.

4 Примеры лексики ямского

промысла взяты из кн.: О. И. Блинов. О лек­сике ямского промысла в говорах

Томской области, «Труды Томского гос. ун-та им. В. В. Куйбышева», т. 138, 1960,

стр. 37—39.

5 См. об этом: Л. И. Скворцов.

Взаимодействие литературного языка и диалектов. (Рукопись канд. дисс.), стр.

322.

6 Большое количество примеров

подобного рода содержится в канд. дисс. Л. И. Скворцова «Взаимодействие

литературного языка и социальных диалектов», стр. 268—271.

7 Примеры оленеводческой лексики

взяты из книг: П. Я. Черных. Сибир­ские говоры. Иркутск, 1953, стр. 49—50; Л.

А. Ивашко. Лексика печорских говоров. (Автореф. канд. дисс.). Л., 1958, стр.

12.

8 Примеры взяты из работы: С. Т.

Ахумян. Лексика «Очерков бурсы» Н. Г. Помяловского. (Автореф. канд. дисс.).

Ереван, 1957, стр. 18.

1 Ср. описание современного

положения чешского литературного языка в его соотношении с обиходно-разговорным

языком [30; 37; 38].

2 Т. В. Алисова приводит в этой

связи очень показательные факты: хрестома­тия по итальянской литературе,

изданная в 1952 г. для школы, включала произведения поэтов конца XIX— начала XX

в. более чем на 18 диалек­тах [2, 203]. По-видимому, однако, скорее следует в

применении к языку этой литературы употреблять не термин диалект, a italiano

regionale, под­разумевая под данным термином областные варианты литературного

язы­ка (ср. в этой связи [49]).

3 Ср. [5]. М. И.

Стеблин-Каменский также отождествляет литературный язык и стандарт: «Я буду

называть «литературным языком» такой язык, который используется как стандарт»

[32, 47].

4 При Рудольфе Габсбургском все

документы королевского суда публико­вались на немецком языке. В хрониках

имеется упоминание, что якобы тот же император приказал издавать эдикты и

привилегии на немецком языке.

5 Еще в середине XVII в. (1661

г.) Расин писал Лафонтену из Нима (город на юго-востоке Франции), что уже в

Лионе он не понимал местного говора, а в Ниме ему столь же был необходим

переводчик, как москвичу, который оказался бы в Париже. Известны и более

поздние факты: в начале XVIII в. Людовик XIV посетил одно пикардийское село,

где его приветствовали на местном диалекте, однако король не понял содержания

приветствия [42] .

6 Хотя противопоставление

письменный ~ устный не тождественно проти­вопоставлению книжный ~ разговорный,

поскольку книжный стиль мо­жет иметь и устную форму, все же именно в

письменности складываются варианты книжного стиля и именно с письменными

жанрами он связан по преимуществу.

7 А. А. Касаткин определяет его

как некую среднюю форму между диалек­том и литературным языком, отмечая, что

«итальянизированный жаргон» сохраняет региональные особенности [22, 130].

Мильорини определяет его как dialetto regionale [49].

8 Следует оговорить, что процесс

этот достаточно сложен и отнюдь не прямо­линеен. Пуристические движения,

характерные для эпохи формирования национальных языков, чаще всего опираются на

практику языка ограни­ченных социальных групп (подробнее см. ниже).

9 Анализ современного положения

в мейссенской диалектной области, про­деланный Р. Гроссе [44], показал языковую

стратификацию, подобную язы­ковым отношениям в одном из маленьких населенных

пунктов Северной Норвегии (Хемнесбергет) [26].

10 Т. Фрингс называл его

колониальным языком [35]. Распространенный в немецкой диалектографии термин

Verkehrsprache («язык общения») равнозначен термину койнэ в том его

употреблении, которое представлено в данной работе [50, 18].

11 Вопрос о региональной природе

чешского обиходно-разговорного языка остается дискуссионным. Б. Гавранек еще в

1934 г. рассматривал его как интердиалект, который носителями диалекта

употребляется в качестве наддиалектной нормы. Я. Белич подчеркивал его

региональный характер и рассматривал его как явление аналогичное моравским

интердиалектам [30, 11—12]. Наконец, Ф. Травничек считал его диалектным

образова­нием [53, 44].

12 К этой точке зрения

склоняется в одной из своих последних работ В. В. Ви­ноградов. Возражая тем,

кто рассматривает национальный язык как язык нации в целом, он указывает, что

тем самым автоматически включаются и литературно-письменный язык и «все

диалектно-речевые пережитки предшествующих эпох, и они получают теперь новый

сан и новую квали­фикацию — национальных» [9, 76].

13 Акад. В. В. Виноградов сам

отнюдь не отождествляет «литературный язык» и «национальный язык», поэтому его

возражения против рассмотрения не­литературных образований как форм

существования национального язы­ка сводятся в конце концов к подчеркиванию их

неравноправности по об­щественной природе и историческому назначению, а также

сложности, динамичности и целенаправленности всей системы, что, в частности,

до­статочно четко отмечалось ранее теми же авторами, со взглядами которых В. В.

Виноградов полемизировал [9, 77].

14 Существует точка зрения,

высказанная С. Б. Бернштейном, что термин «национальный язык»

нелингвистический, что в нашей науке проблемы формирования и развития

национальных языков не существует [7]. Точка зрения эта не получила поддержки.

Против нее возражал В. В. Виногра­дов [9, 77—80]. P. А. Будагов справедливо

замечает; «Национальный ли­тературный язык — высшая форма литературного языка,

складывающая­ся в определенную эпоху» [6, 22].

15 В. В. Виноградов даже

считает, что в отношении языковой ситуации древ­ней Руси следует говорить о

двух типах языка, а не о двух языках.

16 В школе изучение письменного

литературного древнего языка, особенно в средней школе, еще в начале XX в.

занимало значительное место.

17 Еще Вандриес обращал внимание на то, что французы пишут не так, как го­ворят.

18 Очевидно, что есть

принципиальное различие между соотношением диалект­ных систем и соотношением

того или иного национального литературного языка в разных странах: кодификация

не входит в характеристики диалек­та, тогда как она является одним из ведущих

признаков национального литературного языка.

19 В задачу этой схемы при

подаче иллюстративного материала не входил максимальный охват языков.

1 Весьма детальный обзор

проблематики, разрабатываемой в связи с данны­ми направлениями в русской и —

отчасти — чешской лингвистике, дан Б. С. Шварцкопфом (см. [1]; ср. также обзор

чешских работ у А. Едлички [30]).

2 Заметим вместе с тем, что для

Ф. де Соссюра сам язык — как совокупность константных элементов речевой

деятельности — является своего рода «нормой» для всех прочих проявлений этой

деятельности [66, 34].

3 Под языковым идиомом нами

вслед за Д. Брозовичем [7] понимается любая языковая система, рассматриваемая

вне зависимости от ее обще­ственных функций. В том же значении употребляется и

терминологическое сочетание «форма .существования языка», используемое М. М.

Гухман (ср. выше, стр. 502), а также некоторыми другими отечественными

лингвистами.

4 В приложении к звуковой

стороне языка понятие нормы представлено у Н. С. Трубецкого [73], для которого

норма определяет характер реали­зации фонем. Понятие нормы использовалось и

представителями так назы­ваемого «фонометрического» направления. В частности,

Э. Цвирнер, исходя из понимания языка как «системы норм», считает необходимым

изучать «средние значимости, т.е. нормы реализации, которые можно отнести к

со­циальным установлениям...» [100, 15].

5 Необходимость изучения языка в

двух различных планах, а именно в пла­не его структуры («объективной структуры

языкового знака») и в плане его употребления (т. е. «установившейся в данном

коллективе совокупности привычек и норм») настоятельно подчеркивал в статье,

опубликованной в 1941 г., Г. О. Винокур [16, 221], на что совершенно

справедливо обратил внимание Ю. С. Степанов [70].

6 О генетической связи взглядов

Э. Косериу и Л. Ельмслева см. у А. А. Леонтьева и Ю. С. Степанова [46, 31,

прим. 46; 69, 71]; о направленности три­ады Э. Косериу (система — норма — речь)

против дихотомической схемы Ф. Соссюра см. у Г. В. Степанова [67, 228—229], Ю.

С. Степанова [69, 71].

7 Данный аспект в характеристике

нормы неоднократно подчеркивался при изложении взглядов Косериу (ср. [38; 45;

46]).

8 Следует в этой связи обратить

внимание на то, что Б. Гавранек, еще в 1932 году определяя норму как «комплекс

грамматических и лексических, регулярно употребляемых средств», относит к этому

комплексу как струк­турные, так и неструктурные средства [21, 339], т. е., в

сущности, поло­жительно отвечает на вопрос, занимавший позднее Э. Косериу.

9 Отметим, однако, что во

взглядах Э. Косериу могут быть обнаружены и не­которые другие противоречия,

ср., например, критический анализ отдель­ных сторон его концепции в работах

отечественных [3; 22; 38; 70], а также некоторых зарубежных лингвистов. В той

же связи можно указать и на. некоторые терминологические неясности, касающиеся

хотя бы употребле­ния у Косериу термина «система». В его основной схеме и

«норма» и «сис­тема» трактуются им то как разного плана системы [39, 218], то

как различные структуры [39, 172, прим. 57].

10 В соответствии с этим язык

определяется то как «система (совокупность) норм» (Н. С. Трубецкой, Э. Цвирнер

и др.), то как «нормативная идеоло­гия» или «нормативная система» (Э. Альман,

О. фон Эссен).

11 «Индивидуальная речь» также

заменена нами в схеме Э. Косериу на более общее понятие «узуса», включающее

индивидуальную речь. Терминологи­чески подобная замена не является чем-то

совершенно новым, ср. раз­личение Е. Куриловичем «системы» — «нормы» — «узуса»

в его извест­ной статье об аллофонах и алломорфах [43, 37].

12 Ср. в этой связи

разграничение «фундаментальной» структуры языка и син­хронных вариаций формы у

А. Мартине, по существу близкое разграниче­нию структуры и нормы [52, 460].

13 Данный парадокс возникает из

двух планов рассмотрения соотношения нормы и системы у Э. Косериу (плана

«реализации» и плана «ступеней аб­стракции»), как это тонко подметил Б. С.

Шварцкопф [1].

14 Подобная «асимметрия» в

соотношении структурных возможностей языка и их реализации была

продемонстрирована, например, в работе Н. Д. Ару­тюновой на материале

испанского словообразования [3].

15 Заметим, что расхождения

между различными территориальными и на­циональными вариантами литературного

языка часто не затрагивают структурных особенностей языка, а носят

преимущественно «норматив­ный» характер, ср. соответствующую характеристику

различий между вариантами испанского языка в странах Латинской Америки и в

Европе у Г. В. Степанова [68].

16 Совпадение системы с нормой

(в том смысле, что одной «системе» вполне может соответствовать и одна «норма»)

рассматривается Г. В. Степано­вым как частный случай соотношения

«функциональной» и «нормальной» сторон языка [67, 229].

17 Интересная попытка

представить в виде рядов «оппозиций» различные дифференциации в лексике

современного немецкого языка принадлежит О. И. Москальской [57].

18 Иная трактовка представлена в

«Основах общего языкознания» Ю. С. Степанова. Выделяя в качестве единиц

структурного плана фонему, морфему и конструкцию, Ю. С. Степанов называет

нормативными едини­цами слово и типы предложений [70, 99]. Таким образом,

лексика це­ликом отнесена здесь к нормативному плану языка (ср. оценку этой

точ­ки зрения в рецензии А. А. Леонтьева и Л. А. Новикова [47]).

19 Делая данное утверждение, мы

отвлекаемся от индивидуальных различий в начертании отдельных графем, иногда

отражаемых и полиграфически.

20 Рассмотрение нормы как

социального явления составляет характерный признак отечественной традиции (см.

[33; 61; 63] и др.).

21 Отметим, что вопрос об

обязательности языковых норм относится не толь­ко к лингвистике, но и к

социальной психологии, а именно к тому ее раз­делу, который изучает роль

авторитетов и норм, а также границы их ис­пользования в обществе, что было

совершенно справедливо отмечено Б. С. Шварцкопфом в его статье [1].

22 Ср. мнение Е. Д. Поливанова,

отмечающего отсутствие объективного кри­терия «правильности» того или иного

диалекта или языка [62].

23 Отметим также, что критерий

«функциональной целесообразности» [41; 79] существен, по-видимому, прежде всего

для языковых идиомов с развитой и сильно дифференцированной

функционально-стилистической структурой, к которым относятся литературные

языки.

24 Следует отметить, что

эстетические оценки языковых фактов весьма измен­чивы: базируясь в определенной

степени на моде и языковом вкусе, они сменяются частью даже в пределах жизни

одного поколения, ср. изменения в оценке многих фактов русского языка за

последние пятьдесят лет.

25 Последний признак

литературной нормы подчеркивается во многих ее оп­ределениях, см., например, у

О. С. Ахмановой: «Норма, определяющая об­разцовое применение (употребление)

языковых средств» [5, 271], ср. тот же признак в определении литературной

нормы, приведенный у Ю. А. Бельчикова [6, 6].

26 Подчеркнем в связи с этим,

что специфическим признаком литературных норм, отличающим их от норм диалекта,

является не столько обязатель­ность, сколько обработанность и осознанность

[44]. Диалектная норма является, по существу, не менее обязательной для ее

носителя, но она сла­бее осознается и менее обработана. В то же самое время по

отношению к литературному языку донационального периода, а также по сравнению с

ранними этапами развития самого национального литературного языка его нормы

безусловно являются не только более устойчивыми, но и более обязательными.

27 Заметим, что тождественные

значения могут быть связаны в языке и с еди­ницами, совершенно различающимися

материально, ср., например, такие полные синонимы, как русск. самолет ?

азроплан; нем. Erdkunde ? Geographie. Явления подобного типа также

принадлежат, с нашей точки зре­ния, к вариантным средствам в широком смысле

слова. Таким образом, решающим моментом для определения вариантов является их

тождественность в плане содержания при наличии больших или меньших расхожде­ний

в плане формы (см. также [70]).

28 Ср., например, понятие

«системы» норм у В. В. Виноградова [14], В. Г. Костомарова и А. А. Леонтьева

[41]; сложность и расчлененность ли­тературных норм в зависимости от сфер и

форм общения подчеркивает в своем определении нормы и Ф. П. Филин [75] (см.

также [6; 79]).

29 Согласно точке зрения О. И.

Москальской [57], к возможным типам до­полнительной информации относится

информация о территориальной или функциональной принадлежности данного явления,

а также о его экспрес­сивно-стилистической нагрузке. Варианты, несущие

дополнительную ин­формацию, рассматриваются или как «неполные» в

противоположность «полным» вариантам [64; 65], или как «дифференциации» в

противополож­ность «вариантам» [58]. Последнее разграничение терминологически

более определенно и поэтому в некоторых случаях удобнее.

30 Заметим, однако, что для

русского языка ряд исследователей выделяет также обиходно-разговорный тип

языка, для которого характерны в пер­вую очередь не местные, а просторечные

особенности (см., например, [20]).

31 Ср. в этой связи мнение Г.

Баха, вообще отрицающего существование в не­мецком языке стандартизованной

устной формы [84, 200].

32 Ср. аналогичные разграничения

в чешск. типа truchlář ? stolař, на кото­рые ссылается А.

Едличка [30, 555], или в польск. варш. obsadka ? крак. rączka ? позн.

trzonek 'ручка для пера' и в русск. парадное ? ленингр. парадная,

что ? моcк. што и др.

33 Прямую параллель этому можно

усмотреть в особенностях языковой системы в целом, являющейся одновременно

системой «замкнутой», «закрытой» и системой открытой для новых преобразований

[42].

34 Несовпадение литературной

нормы и узуса подчеркивается Б. Гавранком [21, 340 и 344]. Иная точка зрения

выражена в работах отдельных советских языковедов [49, 31], согласно которой

традиционная лите­ратурная норма приравнивается узусу.

35 Хотя при кодификации норм

довольно часто речь идет именно о выборе и употреблении вариантов, кодификацию

нельзя сводить к рекомендации по употреблению вариантов (см. также [35; 36]).

36 Наличие сложившейся и

осознанной нормы порождает более отчетливое восприятие неправильностей и ошибок

[77, 312].

37 Ср. словарные пометы типа

«употребительное», «мало употребительное» II др., а также такие как «книжное»,

«разговорное», «специальное», «мате­матическое», «торговое» и т. д.

38 Использование в современном

немецком языке формы zwo связано со стремлением избежать акустического

совпадения числительных zwei и drei и является вторичным.

39 Широта лексического инвентаря

и его постоянное пополнение новыми элементами, действительно, позволяют

утверждать, что лексическая норма не регулируется в том смысле, в каком

регулируется орфографическая, орфоэпическая и грамматическая норма [93, 10—11].

Лишь разработка терминологии допускает целенаправленное вмешательство общества

в сфе­ру лексики, в остальном кодификационные процессы носят здесь

преиму­щественно пассивный, констатирующий характер.

40 Заметим, что одним из

проявлений общей тенденции к устойчивости лите­ратурных норм является, по

существу, и тенденция к их территориально­му единству, она особенно отчетливо

выступает при их сопоставлении с «нормами» обиходно-разговорного языка и

диалекта [30, 556].

41 Характеризуя отношение

формирующейся литературной нормы к исход­ному узусу, следует отметить и

известные различия, наблюдающиеся при нормализации разных сторон языковой

системы. Так, нормализация лек­сики совершается, видимо, на более широкой

территориальной основе, чем нормализация произношения. Для немецкого языка на

этот факт об­ратил внимание Г. Изинг [93, 10], для итальянского — Т. Б. Алисова

[2, 202].

42 Диапазон варьирования

измеряется числом единиц, находящихся в отно­шениях варьирования, а также общим

количеством позиций, лексем, слово­форм и т. п., охваченных варьированием

определенного типа. Заметим, что Э. Макаев намечает различия «диапазона

варьирования» для отдельных территориальных разновидностей современного

немецкого литературного языка [51], на историческом материале ср. наши

наблюдения [64].

43 Указывая на константность

графического облика слова как на важный приз­нак формирующегося литературного

языка, П. Дидерихсен подчеркнул существенное значение данного признака для

семантического отождествле­ния слова (fьr semantische Identifikation) [86,

158].

44 Заметим, что столкновение

двух противоположных тенденций в развитии литературного языка, а именно:

тенденции к территориальному единству и тенденции к функциональной

дифференциации также приводит к пере­группировке вариантов. При этом

наблюдается частичное «переключение» территориальных вариантов в

функционально-стилистические или соци­альные (ср. на немецком материале [93] и

на английском [81]).

45 Во всяком стандартном языке с

достаточно большой территорией распро­странения могут, по-видимому, выделяться

— на основе противопостав­ления вариантов — отдельные локальные зоны. Так,

например, для чеш­ского языка выделяются пражско-моравская зона, для польского

— варшавско-краковская, для украинского — киевско-львовская и т. д. [7].

Для немецкого языка, где картина территориального членения норм

лите­ратурного языка чрезвычайно сложна, оказываются противопоставлен­ными по

ряду признаков юг и север, запад и восток. Данное историческое членение

немецкой языковой области пересекается с государственным обо­соблением

Австрии, Швейцарии, а в настоящее время также ГДР и ФРГ.

46 Необходимость

соответствующего расширения кодификационной базы под­черкивалась Л. В. Щербой в

связи с проблемами нормализации русского литературного языка [76].

47 Следует упомянуть, однако, и

о тех словах, которые оказались относи­тельно более удачными и закрепились в

норме литературного языке, ср. нем. der Briefwechsel 'переписка' или die

Mundart 'диалект, говор'.

48 Ср. деятельность Добровского

в Чехии, который сознательно кодифици­ровал языковую норму старшей классической

поры, а не современный ему народный язык [21].

49 Принципиальное разграничение

понятий «культуры языка» и «культуры речи» предложено В. В. Виноградовым [15].

50 Определение задач культуры

языка видным немецким лингвистом Л. Вайс­гербером представляется нам в этой

связи слишком суженным: основной аспект языковой культуры состоит, по его

мнению, в отклонении непра­вильных форм употребления [99]. Тем самым Л.

Вайсгербер недооцени­вает весьма важную позитивную сторону сознательной

нормализации языка.

51 Любопытный способ закрепления

и передачи норм путем канонизации оп­ределенного текста отмечен, например, Н.

И. Толстым для литературного языка донационального периода [72]. Соответственно

Н. И. Толстой раз­личает два принципиально различных способа нормализации, а

именно: текстологический (исправление текстов) и книжный (грамматический).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100