Книга: Общее языкознание - учебник

23. В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка, т. I, М. 1955.

24. С. З. Деваев. Диалекты мокша-мордовского языка в фонологическом

аспекте. — В кн.: «Очерки мордовских диалектов», т. IV . Саранск, 1966.

25. В. Я. Дерягин. О развитии диалектов Архангельской области по данным

истории и географии слов. (Автореф. канд. дисс.). М., 1966.

26. А. В. Десницкая. Албанский язык и его диалекты. Л., 1968.

27. Н. Джунусов. Казахский переходный говор на территории Кара­калпакской

АССР (на материале западных и северо-восточных районов). (Автореф. канд.

дисс.). Алма-Ата, 1965.

28. Н. К. Дмитриев. Турецкие элементы в русском арго. — В сб.: «Язык и

литература», т. VII, Л., 1931.

29. В. Н. Добровольский. Некоторые данные условного языка ка­лужских

рабочих. СПб., 1900.

30. А. П. Дульзон. Кетский язык. Томск, 1968.

31. В. М. Жирмунский. Восточно-средненемецкие говоры и пробле­ма смешения

диалектов. — В сб.: «Язык и мышление», тт. VI —VII. М. — Л., 1936.

32. В. М. Жирмунский. Национальный язык и социальные диалекты. Л., 1936.

33. В. М. Жирмунский. О некоторых проблемах лингвистической гео­графии. —

ВЯ, 1954, №4.

34. В. М. Жирмунский. Немецкая диалектология. М. — Л., 1956.

35. В. М. Жирмунский. Процессы языкового смешения в франко-швабских

говорах южной Украины. — В сб.: «Язык и литература», т. VII, Л., 1931.

36. И. Г. Иванов. К вопросу о происхождении тонашевских марийцев. — В

кн.: «Происхождение марийского народа». Йошкар-Ола, 1927.

37. М. И. Исаев. Дигорский диалект осетинского языка. М., 1966.

38. А. С. Канюкова. Чувашская диалектология. Чебоксары, 1965.

39. Карельские народные сказки. Южная Карелия. Л., 1967.

40. Д. Г. Киекбаев. Некоторые вопросы изучения башкирских и татар­ских

диалектов. — В сб.: «Памяти В. А. Богородицкого» («Уч. зап. Ка­занского ун-

та», т. 119, кн. 5). Казань, 1961.

41. П. С. Кузнецов. Русская диалектология. Изд. 3. М., 1960.

42. Б. А. Ларин. Западноевропейские элементы русского воровского ар­го. —

В сб.: «Язык и литература», т. VII. Л., 1931.

43. Д. С. Лихачев. Арготические слова профессиональной речи. — В сб.:

«Развитие грамматики и лексики современного литературного языка», М., 1964.

44. В. И. Лыткин. Диалектологическая хрестоматия по пермским язы­кам. М.,

1955.

45. В. И. Лыткин. Коми-зырянский язык. — В сб.: «Языки народов СССР», т.

III. М., 1966.

46. В. И. Лыткин. Коми-язьвинский диалект. М., 1961.

47. P. P. Мингулова. Особенности чистопольского говора татарского языка.

(Автореф. канд. дисс.). Казань, 1963.

48. Немецкая диалектография. М., 1955.

49. М. Н. Петерсон. Язык как социальное явление. «Уч. зап. Ин-та языка и

литературы РАНИОН», 1927, т. I.

50. Е. Д. Поливанов. О блатном языке учащихся и о «славянском» языке

революции. — В кн.: Е. Д. Поливанов. За марксистское языкозна­ние. М.,

1931.<499>

51. Е. Д. Поливанов. Русский язык как предмет грамматического опи­сания.

Там же.

52. Е. Д. Поливанов. Стук по блату. Там же.

53. Е. Д. Поливанов. Узбекская диалектология и узбекский литера­турный

язык. Ташкент, 1933.

54. В. В. Решетов. К вопросу о взаимодействии узбекских и южных

кир­гизских говоров. — «Труды Ин-та языка и литературы АН Киргизской ССР»,

1956, вып. 6.

55. Е. Р. Романов. Катрушницкий лемезень. Условный язык дрибинских

Шаповалов. СПб., 1901.

56. М. А. Романова. К вопросу о формировании сибирских говоров. (Автореф.

канд. дисс.). М., 1967.

57. Русская диалектология. Изд. 2. М., 1965.

58. А. М. Селищев. Русские говоры казанского края и русский язык у чуваш

и черемис. «Уч. зап. Ин-та языка и литературы РАНИОН», 1927, т. I.

59. Л. И. Скворцов. Об оценках языка молодежи (жаргон и языковая

политика). — В сб.: «Вопросы культуры речи», вып. 5. М., 1964.

60. И. Т. Смирнов. Мелкие торговцы города Кашина Тверской губер­нии и их

условный язык. СПб., 1902.

61. В. А. Сорвачева. Краткий грамматический справочник по диалек­там

коми-зырянского языка. — В кн.: «Сравнительный словарь коми-зы­рянских

диалектов». Сыктывкар, 1964.

62. В. В. Стратен. Арго и арготизмы. «Известия комиссии по русскому языку

АН СССР», т. I. М., 1932.

63. В. В. Стратен. Об арго и арготизмах. «Русский язык в советской

школе», 1929, №5.

64. К. Тихонравов. Владимирский сборник. Материалы для стати­стики,

этнографии, истории и археологии Владимирской губернии. М., 1857.

65. В. Тонков. Опыт исследования воровского языка. Казань, 1930.

66. Л. В. Успенский. Материалы по языку русских летчиков. — В. сб.: «Язык

и мышление», т. VI—VII, М. — Л., 1936.

67. А. П. Феоктистов. Мордовские языки и их диалекты. — В кн.: «Вопросы

этнической истории мордовского народа». М., 1960.

68. Ф. П. Филин. К вопросу о так называемой диалектной основе рус­ского

национального языка. — В сб.: «Вопросы образования восточно­славянских

национальных языков», М., 1962.

69. М. М. Фридман. Еврейские элементы «блатной музыки». — В сб.: «Язык и

литература», т. VII. Л., 1931.

70. М. М. Хамяляйнен. Вепсский язык. — В сб.: «Языки народов СССР», т.

III. М., 1966.

71. Г. В. Шайтанова. Расширение территории окающих говоров в Ко­стромской

области. — В сб.: «Материалы и исследования по русской диалектологии», т.

III. М., 1962.

72. В. К. Штейниц. Хантыйский (остяцкий) язык. — В кн.: «Языки и

письменность народов Севера», ч. I. М. — Л., 1937.

73. Г. Шухардт. О классификации диалектов. — В кн.: Г. Шухардт.

Из­бранные статьи по языкознанию. М., 1950.

74. Н. Baumgartnet. Stadtmundart. Stadt und Halbrnundart. Ber­lin, 1940.

75. I. Ñoteanu. Elemente de dialectologie a limbii române. Bucurejti, 1961.

76. Enciclopedia universal ilustrada europeo-americana, Madrid, 1924, t.

XXV.

77. Th. Frings. Rheinische Sprachgeschichte. Essen, 1924.

78. J. Êalitsunakis. Grammatik der neugriechischen Volkssprache.

Berlin, 1963.<500>

79. Е. Êuntze. Studien zur Mundart der Stadt Saarbrücken.

«Deutsche Dialektographie», Í. XXXI, Marburg.

80. A. Meillet. Apreçu d'une histoire de la langue grecque. Paris, 1930.

81. A. Meillet. Linguistique historique et linguistique generale. Paris,

1926.

82. G. Paris. Les Parles de la France (1888). — В сб.: «Melanges

linguistiques», III. Paris, 1907.

83. H. Paul. Prinzipien der Sprachgeschichte. 1880. (Русск. пер.: Г.

Пауль. Принципы истории языка. М., 1960).

84. A. Rann, A. Saareste. Introduction to estonian linguistics.

Wies­baden, 1965.

85. J. Schmidt. Die Verwandtschaftsverhältnisse der indogermanischen

Sprachen. Weimar, 1872.

86. Í. Schuchardt. Vokalismus des Vulgärlatains, Bd. III. 1869.

87. U. Weinreich. Is a structural dialectology possible? — «Word», 1954,

v. 10, ¹2—3.

88. Alonso Zamora Vicente. Dialectologia española. Madrid, 1960.<501>

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК

ПОНЯТИЕ «ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК»

Под литературным языком в данной работе по­нимается обработанная форма любого

языка, независимо от того, получает ли она реализацию в устной или письменной

разновид­ности. Определение «обработанная форма» языка предполагает известный

отбор языковых средств из общего инвентаря на осно­ве более или менее

осознанных качественных критериев и связан­ную с этим большую или меньшую

регламентацию. Иными сло­вами, литературный язык рассматривается как одна из

форм су­ществования языка, наряду с территориальными диалектами и разными

типами обиходно-разговорных койнэ (интердиалекты) и просторечием.

Дифференциальные признаки литературного язы­ка определяются поэтому прежде

всего позицией, которую он занимает в системе форм существования языка, они

раскрывают­ся в противопоставлении этим другим формам. Сказанное отно­сится

не только к отмеченным выше признакам (обработанная форма — необработанная

форма, наличие — отсутствие осоз­нанного отбора), но также и к

закономерностям функционирова­ния, к различиям, наблюдаемым в общественных

сферах исполь­зования каждой из форм существования языка (сфера

государ­ственного управления и делопроизводства, науки, публицистики, школы,

быта, искусства и т. д.).

При определении дифференциальных признаков литературного языка необходимо

принять во внимание, что литературный язык — категория историческая: степень

обработанности, строгость отбо­ра и регламентации могут быть неодинаковыми не

только в разных литературных языках, но и в разные периоды истории одного и

того же языка; не тождественны в разных языках и в разные пе­риоды истории

одного языка распределение и закрепление от­дельных форм существования языка за

той или иной сферой об­щения, с чем, в свою очередь, связана и большая или

меньшая функциональная нагрузка литературного языка.<502>

Общее содержание понятия «литературный язык», намеченное выше, получает,

таким образом, конкретизацию в зависимости от исторических условий

формирования, развития и функциони­рования литературного языка. В этой связи

может быть выделено несколько типов литературных языков, обладающих довольно

значительными отличиями (см. стр. 544—545).

Термин «литературный язык» как обозначение обработанной формы языка, хотя и

довольно распространен, особенно в науч­ной традиции СССР, Франции (langue

litteraire), Италии (lingua litteraria) и др., отнюдь не является

единственным. В англо­американской традиции, особенно в применении к

современным литературным языкам широко распространен термин «языковый

стандарт», или «стандартный язык», чаще всего по отношению к орфоэпической

норме; в последние годы этот термин получает распространение и в славистике

(ср. [46]);в немецком языкознании с тем же значением употребляется

Schriftsprache («письменный язык», Hochsprache), в последние годы —

Gemeinsprache «общий язык», Einheitssprache «единый язык»; в Чехословакии,

возможно отча­сти под влиянием немецкой традиции, spisovny jazyk «письмен­ный

язык», в Польше — język kultuiralny «язык культуры», «куль­турный язык».

Отсутствие единой выработанной терминологии наблюдается не только в разных

национальных научных традициях, но и в пределах лингвистической науки одной

страны. Частично оно объясняется природой самого объекта — его

многовариантно­стью и исторической изменчивостью. Французский термин langue

commune «общий язык», немецкие Einheitssprache, Gemeinspra­che применимы по

преимуществу к языковым отношениям доволь­но позднего исторического периода,

связанного с процессом фор­мирования и развития наций: в России такой единый,

общий язык оформляется лишь в XVIII — первой половине XIX в. [10, 114], в

Англии и Франции, где процесс выработки национального един­ства завершается

несколько раньше, этот термин применяется на­чиная с XVI — XVII вв.; в Италии

же и Германии выработка единого литературного языка затянулась вплоть до

второй по­ловины XIX в., причем универсальность этого стандарта была долгое

время ограничена (см. стр. 505, 537). Очевидно, что к более ранним периодам

истории названных языков эти термины непри­менимы.

В свою очередь, термины «стандартный язык», «языковой стан­дарт» предполагают

существование единой нормы на всех ярусах языковой системы, т. е. приемлемы к

определенному типу лите­ратурных языков. Д. Брозович справедливо отмечает, что

исто­рию стандартного языка следует начинать с того момента, когда он

распространяется по всей территории и когда стабилизуются его субстанция и

структура [5, 23].<503>

Наконец и термины «Schriftsprache», «spisovny język», как это явствует

из их внутренней формы, соответствуют природе объек­та лишь в тех случаях,

когда обработанная форма языка высту­пает только в письменности, что

характерно, например, для пись­менного литературного сингалезского языка на

Цейлоне [51]; однако вряд ли этот термин удобен при анализе устной

реализа­ции литературного языка там, где она имеется, особенно в приме­нении

к орфоэпической норме литературного языка. Употреби­тельность этих терминов в

чешской и немецкой традиции отча­сти обусловлена ролью, которую письменная

фиксация сыграла в образовании нормы этих литературных языков.

Что касается термина «литературный язык», то некоторым его недостатком

является известная двусмысленность — возможность употреблять его в двух

значениях: как обозначение языка худо­жественной литературы и как обозначение

обработанной формы языка. Между тем эти два понятия отнюдь не совпадают.

Литературный язык, с одной стороны, шире, чем понятие «язык художественной

литературы», так как литературный язык вклю­чает не только язык

художественной литературы, но также язык публицистики, науки и

государственного управления, деловой язык и язык устного выступления,

разговорную речь и т. д.; с другой стороны, язык художественной литературы —

более ши­рокое понятие, чем литературный язык, так как в художественное

произведение могут быть включены элементы диалекта, городских полудиалектов,

жаргонизмы. Несмотря на отмеченную двусмыс­ленность, термин «литературный

язык» все же является наиболее нейтральным и объемным, если учитывается его

несовпадение с с термином «язык художественной литературы». Именно

вслед­ствие своей нейтральности он вполне соответствует тому инвариан­ту

понятия «обработанная форма существования языка», который может быть выявлен

в качестве общей типологической характери­стики литературного языка путем

снятия вариантного многооб­разия, обусловленного конкретными историческими и

местными условиями.

Необходимо отметить, что языковеды, употребляющие термин «литературный язык», не

едины в определении его содержания. Расхождения проходят в нескольких

направлениях, причем вы­двигаются разные критерии ограничения понятия

«литературный язык». Так, например, Б. В. Томашевский и А. В. Исаченко

пола­гали, что литературный язык, в современном его понимании, оформляется

только в эпоху существования сложившихся наций. Б. В. Томашевский писал в этой

связи: «Литературный язык в современном его смысле предполагает наличие

национального язы­ка, т. е. исторической его предпосылкой является наличие

нации, во всяком случае термин этот имеет особый и достаточно опре­деленный

смысл в пределах национального языка» [33, 177—179]. Более подробно ту же мысль

развивал А. В. Исаченко [20, 149—<504> 158; 21, 24—28]. Полагая, что

обязательными признаками вся­кого литературного языка являются: 1)

поливалентность, под ко­торой понимается обслуживание всех сфер национальной

жизни, 2) нормированность, 3) общеобязательность для всех членов кол­лектива и

в связи с этим недопустимость диалектных вариантов, 4) стилистическая

дифференцированность, Исаченко считает, что, поскольку эти признаки присущи

лишь национальным языкам, литературный язык не может существовать в

донациональный пе­риод. Поэтому все «типы графически запечатленной речи»

донационального периода называются им письменными языками. Под эту рубрику

фактически попадает язык крупнейших писателей и поэтов эпохи Возрождения в

Италии (Данте, Петрарка, Боккачио), эпохи Реформации в Германии (М. Лютер, Т.

Мурнер, Ульрих фон Хуттен, Ганс Сакс), язык классической литературы в Риме и

Греции, Китае и Японии, в Персии и арабских странах (см. ниже). Вместе с тем

остается неясным, к какой форме суще­ствования языка следует, согласно

изложенной концепции, от­нести язык величайших творений устного эпоса — язык

Гомера, Эдды, Беовульфа, песни о Роланде, язык среднеазиатской эпи­ческой

поэзии и сванских песен и т. д.

Дифференциальные признаки, перечисленные А. В. Исачен­ко, действительно наиболее

четко проявляются в литературных языках национального периода, однако отнюдь не

в любом на­циональном литературном языке представлена вся совокупность этих

признаков, поскольку отдельные различительные черты лишь постепенно

вырабатываются в истории конкретных языков и к тому же не в одни и те же

периоды. Кроме того, и это особенно су­щественно для понимания развития

литературных языков, ста­новление их отдельных дифференциальных признаков

протекает крайне неравномерно. Так, например, немецкий язык становится

поливалентным уже в конце XVII — начале XVIII в., област­ная же вариативность и

отсутствие общеобязательной нормы, особенно в произношении, продолжает

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100