Книга: Общее языкознание - учебник

операциональны­ми, так как ответная реакция на знак-сигнал, как правило,

высту­пает в виде действия, операции или поведения. Сигналы в буль шей

степени, чем знаки-признаки, обладают возможностью опосредования реальных

ситуаций, конкретных действий.

Совершенно особое место занимают сигналы условно-рефлек­торной деятельности у

животных (первая сигнальная система) и словесные знаки — вторая сигнальная

система у человека, развив­шаяся в результате общения людей как средство

отвлеченного, обобщенного отражения объективной действительности.

Не входя в обсуждение этого вопроса, следует отметить, что эти два различных

типа сигнальных систем настолько кардиналь­но отличаются друг от друга, что

представляется едва ли право­мерным называть языковые знаки — слова — сигналами

сигналов [56, 209—215; 45, 128—149]. Хотя сигналы животных, а иногда и сигналы

строго «организованных» систем, так называемых инстинк­тивных языков (schemata)

163], тоже представляют собой опосред­ствованный способ регулирования и

приспособления (а иногда и предварения) поведения животных, языковые знаки — в

отличие от них — неразрывно связаны с человеческим мышлением.

Обра<108>зуя уникальную знаковую систему, способствующую отвлечен­ному,

обобщающему отражению объективного мира, они служат формированию понятийного

мышления.

«Языковые знаки — это условные раздражители, создаваемые обществом,

обладающие системным характером, намеренно и сознательно употребляемые каждым

членом социального коллек­тива, выполняющие не только сигнальную, но и

сигнификативную функцию, являющуюся средством обобщенного концептуального

отражения действительности и служащие целям коммуникации — сознательной

передачи людьми информации друг другу» [45, 143].

По сравнению с сигналами животных, обладающими лишь свой­ством регулирования

поведения, знаки человеческого языка об­ладают такой совокупностью функций,

какой не обладает ни одна семиотическая система (ср. функцию обозначения,

функцию обоб­щения и т. п., отмеченные выше).

Если языковые знаки, удовлетворяя всем этим функциям, свя­заны с процессами

дифференциации и интеграции, присущими уров­ню понятийного мышления, с актами

понимания и семантической интерпретации знаков в процессе общения, то знаки

прочих семио­тических коммуникативных систем выполняют в основном функ­цию

идентификации и узнавания обозначаемых ими предметов или явлений.

Отличительной особенностью знаков естественных языков по сравнению со знаками

прочих систем является не столько различие в выполняемых ими функциях,

сколько факт взаимообусловленного сосуществования этих функций в пределах

знака, что делает знако­вую систему языка глобальной по значению,

многоярусной по структуре, полифункциональной по целям. Так, функции общения

и обобщения находятся во взаимозависимых связях друг с другом: общение между

индивидуумами становится возможным лишь в том случае, если в языковых знаках

и знаковых структурах вырабо­таны всеобщие значимости, и наоборот — такие

надиндивидуальные значения и средства их выражения выкристаллизовываются,

откладываются в результате функционирования языка, в процессе его

коммуникативного использования. Непосредственно связаны и находятся в

определенной иерархической системе и другие функ­ции языка: коммуникативная и

прагматическая, репрезентативная и сигнификативная.

Понимание самого явления знаковой репрезентации, его моде­лирование, определение

знака и его значения зависят от того, как интерпретируется знаковая система

языка и какой аспект языка — динамический или статический, деятельностный или

структур­ный — берется за основу. Интерпретация «знаковости» естествен­ного

языка зависит и от того, как определяется сам язык — как знание или как

реальность, как суммативная система средсв, вы­ражения или как знаковая

деятельность, регулирующая внутрен­нее (психическое) и внешнее поведение

человека. Если в основе<109> определения языка как знакового феномена

лежат коммуникатив­ная и прагматическая функции, наиболее полно раскрывающиеся

в речевой деятельности, то знаковость предстает в виде знакового процесса,

знаковых актов (semiosis, acte semique); если язык ква­лифицируется как «орудие

формирования и средство функциони­рования специфически человеческой формы

отражения действи­тельности социально-психической, или сознательной формы

отражения» [35, 35], то знаковость выступает в виде особой «знако­вой

деятельности» [13; 15; 28; 34], опредмеченной в языке. В том случае, когда язык

рассматривается как некая данность, сумма средств выражения, обозначения и

обобщения предметов и явлений объективного мира, то знаковость находит

определение в виде си­стемы субстанциональных знаков. Приведем наиболее

типичные определения языка как знаковой системы.

I. Язык — система значимостей, основанных на противопостав­лениях знаков,

релевантных для говорящих на данном языке. Знак — двусторонняя психическая

данность, отношение двух дифферен­циально определяемых ее сторон —

означающего и означаемого; поэтому отличительные особенности знака сливаются

с ним и ис­черпывают его. Акцент при определении сущности знаковости

естественного языка перенесен исключительно на структурно функциональную

организацию языка как знаковой системы. Ком­муникативная и прагматическая

функции отодвинуты на задний план. Типичным представителем понимания языка

как имманент­ной структуры является Ф. де Соссюр [52].

II. Язык — формально-логическое построение, строго разде­ленное на язык как

систему и язык как процесс. Знак определяется функционально и представляет

собой отношение двух функтивов — формы содержания и формы выражения.

Внутренние структур­ные элементы не имеют одно-однозначного соответствия

плана вы­ражения и плана содержания, квалифицируются как незнако­мые элементы

— фигуры плана содержания и фигуры плана вы­ражения. Знаковыми языковые

элементы являются лишь по своим целям, но не по сущности. Знаками являются

элементы языка, стоящие в отношении обозначения к предметам, явлениям

объек­тивного мира.

Классическим примером такого понимания языка как знаковой системы является

глоссематическая теория языка [20].

III. Язык рассматривается как система-языковых средств, на­ходящихся в одно-

однозначном соответствии с предметным рядом: знак понимается

субстанционально, однопланово, сводится к форме знака (sign-expression).

Классическим примером такого по­нимания семиотической системы языка могут

служить формально­логические исчисления и метаязыки наук [71].

IV. В основу определения сущности языка кладется прагма­тическая (поведенческая)

его функция; язык сведен к речевым ак­там. Знак определяется как односторонняя

физическая данность,<110> выступающая в качестве стимула и вызывающая

ответную реакцию. Сущность знаковой репрезентации определяется исключительно в

терминах знакового процесса, конституентами которого являются: знак,

интерпретанта, интерпретатор; значение знака определяется как целенаправленное

поведение (goal-seeking behaviour) и сводит­ся к отношению говорящего и

слушающего [6; 86].

Постановка проблемы и выработка методов изучения естествен­ного языка как

семиотической системы особого рода характеризу­ется в наши дни общим

стремлением создания лингвистической семиотики, при формировании основных

понятий которой учиты­вались бы все функции, разные стороны языка, как его

внутренние, так и внешние связи и отношения. «Определить знаковую систе­му, —

отмечает Г. П. Щедровицкий,— значит задать всю ту сово­купность отношений и

связей внутри человеческой социальной де­ятельности, которые превращают ее, с

одной стороны, в особую «организованность» внутри деятельности, а с другой

стороны — в органическую целостность и особый организм внутри социального

целого. Именно на этом пути мы впервые получаем возможность соединить

развитые в лингвистике представления о речевой дея­тельности, речи и языке с

семиотическими понятиями знака и зна­ковой системы» [59, 87]. Рассмотрение

языка как сложного струк­турного и полифункционального социального явления

находит свое выражение в создании новых семиотических понятий, относя­щихся

только к естественному языку: понятия номинативных и предикативных знаков,

противопоставление знаков и незнаков, фигур, единиц второго и первого

членения языка, разграничение субстанциональных и операциональных знаков,

виртуальных и ак­туальных знаков, инвариантного и вариантного в языке.

Учет в языке не только линейных знаков, но и знаков глобаль­ных выдвигает на

повестку исследований проблемы так называемой дискретной лингвистики [53].

ПРИРОДА ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА И ЕГО ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА

Исходя из общей дефиниции знака как материального предмета, стоящего вместо

другого предмета или явления, обычно делают два неправомерных вывода: 1)

языковой знак — односторонняя сущность; 2) языковой знак — должен быть

обязательно материа­лен.

Общеизвестно, что означающее языкового знака (форма знака) существует в двух

разновидностях: материальной (звуковая или буквенная) и идеальной.

Материальное, в частности звуковой со­став слов и высказываний, отражаясь,

обретает форму идеального образа материальной формы знака. Как все идеальное

является<111> генетически вторичным по сравнения) с материальным, так и

звуко­вой или графический состав языковых знаков выступает первичным по

отношению к его психическому образу, отображению. Сущест­вует точка зрения,

согласно которой материальная форма знака необходима в процессе общения, а

идеальная, т. е. умственный об­раз, необходима для внутренней речи и в процессе

познания. По­добное разграничение сфер функционирования двух разных форм знака

весьма относительно: в процессе общения материальная фор­ма знака релевантна

только для слушающего (воспринимающего) и ее акустическая идентификация

происходит на основании уже имеющегося у слушающего умственного образа или

представления данной материальной формы знака. Для чисто механических

про­стейших семиотических систем, выполняющих функции сигналов, знак прежде

всего должен выступать как некая материальная дан­ность, в виде акустического

или визуального сигнала. В языковых знаках, особенно словах, его материальная

опора (звуковой состав или его чувственный образ) имеет своеобразный статус. С

одной сто­роны, из-за теснейшей и неразрывной связи формы знака и его

со­держания, из-за автоматизированного характера словесных знаков они обретают

такое свойство, которое именуется «прозрачностью для значения». Сущность этого

свойства знака сводится к следую­щему: «... воспринимая словесные знаки в

отличие от всех других действительных знаков, мы не воспринимаем их

материальной фор­мы как чего-то автономного, а как раз наоборот, форма эта

слива­ется со значением так, что за исключением случаев нарушения нор­мального

акта восприятия мы не обращаем внимания на материаль­ную сторону словесного

знака» [56, 203]. С другой стороны, мате­риальная опора слова является часто

тем постоянным, неизмен­ным в словесном знаке, что помогает ему оставаться

тождественным самому себе в синхронном и диахронном аспектах.

Следовательно, для языковых знаков противопоставление ма­териальной формы

знака и ее чувственного образа как в процессе познания, так и в актах общения

представляется нерелевантным, а затянувшийся споротом, материален или идеален

знак, почти бес­предметен, ибо это лишь разные формы манифестации одной и той

же сущности.

Второй характерной чертой любого знака вообще, а языкового в особенности,

является его двусторонняя природа. Так, в системе регулирования уличного

движения при помощи све­тофора (являющейся классическим примером наипростейшей

се­миотической системы) [21], зеленый свет может быть рассмотрен как форма

знака, которой соответствует в пределах этой системы определенное содержание,

значимость 'проезд, движение разреше­но'. Следовательно, даже при чисто

условном, механическом соот­несении того, что выражается (обозначается), и

того, при помощи чего выражается (обозначается), элементы данной семиотической

системы выступают как двусторонние сущности, имеющие в ее<112> пределах

форму знака и его содержание, представ­ляющее собой системную значимость.

Зеленый свет вне сигнальной системы не означает 'разрешение на перемещение,

движение', точно так же, как любая корневая или суффиксальная морфема одного

языка не имеет никакой зна­чимости в системе другого. Если элемент не имеет

никакой значи­мости в данной семиотической системе, он не знак данной системы,

а простой физический звук. Билатеральный характер языкового знака представляет

одну из его существеннейших черт6.

Заслуга Ф. де Соссюра заключается не только в том, что он обосновал прин­цип

билатеральности языкового знака, но и в том, что он показал, что знак — продукт

осознанной деятельности, закрепленный чело­веческим сознанием, психикой. Обе

стороны знака — означающее (signans, signifiant) и означаемое (signatum,

signifiй) фиксируются в языке в виде абстракций, отображений того и другого,

хранятся в сознании говорящих в виде значений (языковых понятий) и чув­ственных

образов знаковой формы. Только единство двух сторон знака делает его средством,

удовлетворяющим социальным Потреб­ностям данной языковой общности людей.

Говоря о соотношении в языковом знаке означающего и озна­чаемого, следует иметь

в виду три разные по степени и характеру обобщения ступени становления знака.

На первой ступени форма знака, последовательность фонем или букв, соотносится

непосред­ственно с предметным рядом в объективной действительности. Только на

этой ступени языковые знаки можно сравнить с обычным знаком, характеризующимся

одно-однозначным соответствием оз­начающего означаемому; на этой первой ступени

абстракции, за­мещения предмета возможно реальное разделение означающего и

означаемого. Связь между ними еще не опосредована человече­ским сознанием, а

характер обеих сторон приближает языковой знак на этой ступени к чисто

механическим знакам; означающее и означаемое находятся в отношении обозначения.

На второй сту­пени становления языкового знака мы имеем дело уже с

психиче­скими образованиями: отражение предмета, явления находит свое выражение

в виде образа, представления или понятия на уровне сознания (психики)

отдельного индивидуума. Здесь не только дру­гая ступень абстракции, но и другая

форма соотносящихся сторон знака: означающее и означаемое — обе стороны знака —

выступа­ют в идеальной, а не в материальной форме, а это значит, что обе

стороны являются уже психическими образованиями. Связь между<113> ними

становится обязательной, прочной, и ее расторжение

7 ве­дет к исчезновению данного знака, т. е. к невыраженности в язы­ковой

форме данного содержания. На третьем этапе, на самой выс­шей ступени

абстракции, эта связь означающего и означаемого должна быть принята и

закреплена говорящим коллективом; оз­начаемое становится всеобщим для данного

коллектива, за данным понятийным содержанием закрепляется определенная знаковая

форма, и языковой элемент обретает статус языкового знака, где связь

означаемого и означающего становится неразрывной. За знаком закрепляется его

значение.

Те, кто понимает языковой знак как одностороннюю материаль­ную физическую

данность, стоящую вместо другого предмета, явления, обвиняют Ф. де Соссюра в

«дематериализации» знака, а следовательно — языка в целом. Общеизвестно, что

Созсюр не отрицал субстанционального характера разных сторон знака,

ут­верждая, что «... входящие в состав языка знаки суть не абстрак­ции, но

реальные объекты» [52, 105]. Подчеркивая своеобразие и произвольный характер

связи означающего и означаемого, он увидел в этом факте форму организации

языковой системы. Поэто­му критический анализ концепции Ф. де Соссюра может

быть на­правлен не на то, что он увидел в знаке как материальное, так и

идеальное и при помощи знака задался целью выявить специфи­ческие основы

организации конкретных языков, а на то, что он идеалистически решает вопрос о

соотношении объективной дейст­вительности, мышления и языка, отведя звукам

роль «посредника между мышлением и языком» [52, 112].

Тезис Ф. де Соссюра о языковом знаке как двусторонней психи­ческой сущности

нашел в последующем многочисленных сторон­ников; развитие этого тезиса шло в

нескольких направлениях.

В глоссематической теории языка знак полностью «дематериа­лизован» и сведен к

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100