Книга: Общее языкознание - учебник

фонетические слова при помощи делимитативных пауз и, наконец, фонетическая

фраза, сумми­рующая такты единством интонации. Эта система фонетических

единиц видоизменяется в языках разных типов. Так, например, в современном

французском языке фонетическое слово обычно сов­падает с тактом, ибо в одном

такте может присутствовать только одно речевое ударение.

Ранг каждой единицы зависит не столько от ее сегментного со­става, сколько от

тех дополнительных суперсегментных призна­ков, которые на нее накладываются.

Один и тот же сегмент легко меняет свое качество в зависимости от того, какие

просодические черты ему сопутствуют. Например, рад будет слогом в

па-рад, фонетическим словом в Мальчик рад и фонетической фразой в

Рад! Постепенно повышая свой уровень, сегмент аккумулирует все больше

просодических признаков, но его «порядковый номер» определяется только одной

чертой — высшим суперсегментным<176> «знаком отличия». В фонетической

форме латинского предложе­ния I! 'Иди', сегментный состав которого

ограничен одним глас­ным фоном, присутствуют черты симультанности,

выдыхательного толчка, ударения, фланговых пауз и законченной интонации. Но из

них только, последний признак — интонация — существен для выяснения места

I! в иерархическом ряду фонетических еди­ниц: сегмент I! имеет

статус фонетической фразы и должен соот­носиться в потоке речи с другими

фразами (а не фонами или так­тами). Иными словами, этот сегмент выявится на

первом же этапе членения речевого потока по фонетическим признакам.

С приведенной системой фонетических единиц соединяется иерархическая система

функциональных (грамматических) элемен­тов. В процессе взаимодействия этих

систем формируются реле­вантные черты каждой из них. Те признаки и единицы

каждой си­стемы, которые получают выход в противоположный план, влияя на его

структуру, приобретают соответственно фонологический и семемный статус.

При соединении двух иерархических систем оказывается, что «порядковый номер»

единиц, образующих знаковую функцию (т. е. создающих означаемое и означающее

знака), не совпадает. Фоне­ма, т. е. минимальная симультанная единица плана

выражения, редко соотносится с отдельным означаемым, т. е. мельчайшей

симультанной единицей плана содержания. Это несовпадение опре­деляет большую

глубину членимости означающих знака, чем его означаемых. Если означающие

знаков допускают членение на симультанные единицы — фонемы (resp. звукотипы),

разложимые в свою очередь на дифференциальные признаки (resp. акустичес­кие

черты), то означаемые знаков, будучи сами симультанными единицами, делятся

только на компоненты значения. Большая членимость означающих знака, а

следовательно и большая роль прин­ципа комбинирования для различения

означающих, сравнительно с означаемыми, обеспечивает экономность языковой

знаковой си­стемы, возможность выражения в языке неисчерпаемого количе­ства

значений при помощи конечного числа предельных состав­ляющих. Следствием этой

особенности естественных языков яв­ляется несоотнесенность в знаке основных

единиц системы выражения и системы содержания (см. подробнее раздел «Язык в

сопоставлении со знаковыми системами иных типов»).

Можно было бы предположить, однако, что единицы системы выражения и системы

содержания соотносятся со сдвигом на один ранг, т. е. означаемое простого

знака, назовем его семемой, вы­ражается следующей по уровню фонетической

единицей — сло­гом. Для языков изолирующего типа такая соотнесенность

дей­ствительно имеет место. В языках флективных этого совмещения нет (слог в

принципе не соотносится с морфемой), но оно обычно реализуется для

фонетического слова, более или менее точно сов­падающего со словом

грамматическим. Таким образом, степень<177> соответствия фонетических

единиц единицам грамматическим в значительной степени зависит от типа языка. В

целом можно кон­статировать, что в том или другом пункте иерархия фонетических

единиц не совпадает в знаке с иерархией единиц функциональных: морфема не

совпадает со слогом, фонетическое слово с граммати­ческим, такт со

словосочетанием (resp. синтагмой), фонетическая фраза с грамматическим

предложением. Впрочем, границы фразы, как фонетической единицы, характеризуемой

единством интона­ции,— и это чрезвычайно важно для организации естественных

язы­ков — всегда совмещены с границами высказывания (resp. сообще­ния) как

актуализованной (соотнесенной с действительностью, дено­татом) единицы

коммуникации. При этом суперсегментный признак фразы — ее интонация — выражает

грамматический (т. е. также дополнительный, сопутствующий) признак высказывания

— его актуализованность, соотнесенность с ситуацией, коммуникатив­ность.

Несоответствие между функциональным и формальным (фоне­тическим) рангом

сторон знака особенно велико в языках флектив­ных. В ходе развития этих

последних каждая из сторон знака час­то и беспрепятственно изменяет свой тип.

Однородные функции (например, значение времени, падежа и под.) могут

соотноситься с разнообразными по своему фонетическому характеру означаю­щими.

Разрыв в «порядковом номере» функциональных и фоне­тических единиц,

образующих стороны знака, бывает большим или меньшим не только в зависимости

от типа языка, но и в зависимости от типа знака (его функции). Он особенно

велик у знаков, выра­жающих грамматическое значение флективного слова.

Возьмем несколько примеров из английского языка. Несмотря на то, что

английский язык обладает чрезвычайно простой и регулярной мор­фологией,

грамматическое значение слова выражается в нем весь­ма различными

фонетическими элементами. Оно может иметь в ка­честве своего означающего и

дифференциальный признак фонемы (ср. bend — bent, advise — advice), и

отдельную фонему (ср. boy — boy-s), и ряд фонем (ср. ох — ox-en), и слог (ср.

do — do-ing), и чередование фонем (ср. foot — feet, mouse — mice), и нулевые

показатели (ср. deer — deer-ш), и перенос ударения (ср. 'present — pre'sent),

и всевозможные комбинации перечисленных явлений (ср. child — children, think

— thought). Все названные способы свободно сосуществуют в одной системе. В

знаке, выражающем грамматическое значение флективного слова, создается

макси­мальное перечисление нитей иерархических связей между едини­цами

языковых планов, наибольшая дисгармония между иерар­хическим статусом единиц,

образующих его стороны.

Сдвиги в уровне означающих и означаемых знака, присутствую­щие, по-видимому, в

любом развивающемся языке, различны в языках разных типов и в разных точках

языковых систем. Эти сме­щения постепенно идут на убыль по направлению к

высказыва<178>нию, которое всегда совпадает с максимальной фонетической

еди­ницей — фразой.

Не углубляясь в те методические выводы, которые следуют из приведенной

особенности естественных языков, отметим лишь, что большее или меньшее

несоответствие типа функции типу формы знака неизбежно приводит к большей или

меньшей непоследова­тельности в определении структурных единиц. В

определениях одних единиц языка указание на форму вообще отсутствует. Так, в

определении морфемы флективных языков совсем не вводится фонетический признак

(т. е. указание на соответствие морфемы целостной фонетической единице). В

определении других структур­ных единиц фонетический признак имеет

второстепенный харак­тер (например, в определении слова). Наконец, в

определении тре­тьих единиц этот признак играет очень существенную роль (так,

указание на интонационную законченность высказывания позво­ляет однозначно

выделить единицы этого типа из потока речи).

АВТОНОМНОСТЬ РАЗВИТИЯ ПЛАНА СОДЕРЖАНИЯ И ПЛАНА ВЫРАЖЕНИЯ. ЗНАК И

ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ ЕДИНИЦЫ ЯЗЫКА

Наблюдение над закономерностями изменения языковых пла­нов обнаруживает, что

лингвистические знаки лишены возможно­сти самостоятельного развития, а

эволюционируют только в ре­чи, в рамках более крупных образований, в конечном

счете внутри высказывания, как актуализованной (соотнесенной с ситуацией)

единицы. В этом состоит одно из существенных отличий языка от статических

знаковых систем. Трудно себе представить, чтобы огни светофора, знаки ОРУДа,

морская или иная сигнализация меняли свое значение или форму непосредственно

в процессе их применения. В языке же, напротив, все изменения происходят

только при его реализации. Поэтому речевая позиция элементов обоих планов

имеет в этом процессе первейшее значение.

Если, функционируя, означающие знака ведут себя как от­дельные единицы,

вступающие между собой во всевозможные ком­бинации, то в ходе звуковой эволюции

изменению подвергаются не означающие, а их части — фонемы и группы фонем,

попавшие в ту или другую речевую позицию. «Единицы функционирования» и «единицы

развития» в языке не совпадают. «Единицами развития» для плана выражения

являются элементы обычно меньшей протя­женности, чем означающее знака. В

морфеме друг варьируется конечный согласный (друж-ок, друзь-я),

в корневой морфеме бр-ать — бер-у — на-бор изменяется гласный. Внутри

первоначально единого означающего появились различия, не связанные с

изме­нением его значения и в этом смысле излишние, ненужные. В плане содержания

развитию подвергаются элементы, нередко соответ­ствующие ряду означающих:

значения слов, словосочетаний и<179> даже предложений. В таких словах как

спасибо, благодарить, без­умный, столпотворение, в таких сочетаниях, как

натянуть нос, китайская грамота и т. п. в новом означаемом оказались

объеди­нены означаемые первоначально самостоятельных единиц языка. В плане

выражения происходит постоянное дробление означающих, их частичное

варьирование, в плане содержа­ния, напротив, протекает объединение означае­мых,

их слияние в одном новом значении.

В результате как бы разной направленности процессов разви­тия языковых планов

создаются резкие смещения в их структу­ре. «Изменяемость знака, — писал Соссюр,

— есть не что иное, как сдвиг отношения между означаемым и означающим. Это

опре­деление применимо не только к изменяемости входящих в систе­му элементов,

но и к эволюции самой системы; диахронический феномен в целом в этом и

заключается» [8, 166]. Уместно привести здесь также глубокую мысль С. О.

Карцевского, который, следуя идеям Соссюра, подошел к проблеме языковой

эволюции с точки зрения поведения лингвистического знака. Еще в 1929 г.

Карцевский писал: «Обозначающее (звучание) и обозначаемое (функция) постоянно

скользят по «наклонной плоскости реальности». Каж­дое «выходит» из рамок,

назначенных для него его партнером: обозначающее стремится обладать иными

функциями, нежели его собственная; обозначаемое стремится к тому, чтобы

выразить себя иными средствами, нежели его собственный знак. Они асим­метричны;

будучи парными (accouplйs), они оказываются в состоя­нии неустойчивого

равновесия. Именно благодаря этому асим­метричному дуализму структуры знаков

лингвистическая система может эволюционировать» [3, 90] (см. подробнее раздел

«Поня­тие языкового знака»). Асимметрия языковых знаков создает не­малые

трудности, связанные с их вычленением, которые были отме­чены уже Соссюром. В

начале раздела о лингвистических едини­цах, принадлежащих знаковому уровню

языка, женевский уче­ный подчеркнул их конкретность. Он говорил, что «входящие

в состав языка знаки суть не абстракции, но реальные объекты» [8, 105]. Однако,

рассмотрев методы разграничения знаковых еди­ниц и связанные с этой задачей

практические трудности, Соссюр уже в конце раздела приходит к следующему

пессимистическому выводу: «... язык является системой исключительно основанной

на противопоставлении его конкретных единиц. Нельзя ни отка­заться от их

обнаружения, ни сделать ни одного шага, не прибегая к ним; а вместе с тем их

выделение сопряжено с такими трудностя­ми, что возникает вопрос, существуют ли

они реально» [8, 108]. Язык, в отличие от прочих семиологических систем,

обладает парадоксальным свойством, которое состоит в том, что «нам не даны

различимые на первый взгляд сущности (факты), в наличии которых между тем

усомниться нельзя, так как именно их взаимодействие образует язык» [8,

108—109].<180>

Представление об иллюзорности лингвистических единиц мог­ло сложиться у

Соссюра потому, что требование конкретности и материальной вычленимости,

которому должен отвечать знак, он предъявил также к функциональным единицам

языка, и здесь оно оказалось недействительным (или не всегда действительным).

То парадоксальное свойство языка, на которое обратил внимание Сос­сюр,

заключается не в призрачности и неуловимости единиц, обра­зующих языковую

систему, а в их несовпадении с понятием язы­кового знака.

При моделировании языкового механизма знак как конкрет­ный, материальный объект,

уступает место функциональным единицам языка, для выявления которых приходится

использо­вать дополнительные методы анализа. Чтобы описать систему французской

грамматики, важно выделить в нечленимом со сто­роны формы сегменте au (одном

знаке) две раздельные и независи­мые друг от друга единицы: предлог и

определенный артикль. Напротив, в двух способных к самостоятельному

функциониро­ванию единицах выражения, создающих значение времени в

ана­литических формах (например, j'ai dйjeun-й), можно видеть

одну единицу содержания, существенную для понимания системы вре­мен.

Языковой знак, стороны которого — означаемое и означаю­щее — нерасторжимы, так

как каждая из них существует только благодаря присутствию своего партнера,

формируется, в отличие от функциональных единиц, тогда, когда членение плана

содержа­ния совпадает с членением плана выражения. В каждом из при­веденных

выше примеров можно говорить об одном знаке, кото­рый в первом случае

складывается из двух единиц содержания, реа­лизуемых в одной единице выражения,

а во втором случае — со­стоит из одной единицы содержания, представленной двумя

эле­ментами формы40.

Функциональные единицы языка, в отличие от знака, лишены целостности. Им не

свойственна нерасторжимость и однознач­ность связи между формой и функцией,

отношения между которы­ми оказываются подвижными, скользящими. Представляется

возможным говорить отдельно о единицах плана содержания и единицах плана

выражения (формально выделимых значимых сег­ментах), взаимодействие которых

создает знаковую функцию.<181>

В основе системы языка, образуемой значимыми оппо­зициями, лежит единица

содержания. Для построе­ния системы русского глагола, например, важно, что в

его формах обязательно присутствует одно из значений времени, наклоне­ния,

залога и числа. Для понимания системы глагола, напротив, несущественно, что

некоторые из этих единиц всегда реализуются совместно. Не играет роди и то

обстоятельство, что русские гла­голы распределены по двум спряжениям,

различающимся конкрет­ной манифестацией общей для всех них системы значений

41. Состав каждой глагольной формы, вхождение в нее тех или дру­гих

конкретных морфем играет, однако, первостепенную роль при моделировании

структуры русского глагола, для порожде­ния его парадигмы. Поэтому, если

единицы содержания соотносимы с понятием системы языка, то еди­ницы выражения

соотносятся с понятием языковой структуры, понимаемой здесь как реальное

устройство языковых форм, тип и способ манифестации значений.

Изложенная точка зрения подтверждается и практикой описа­ния языков, в

процессе которой терпели неудачу попытки пост­роения системы в терминах

глобального знака. Целостный знак обычно быстро уступал место парам единиц,

получавшим разное терминологическое обозначение: морфема и морфа в тео­рии

дескриптивистов [14], сема и морфема в концепции В. Скалички [6, 135; 7,

119—123], морфема и монема у О. Лешки [4, 21], лексон и морфема в

стратификацион­ной модели С. Лэма [17,60]. Первая единица каждой пары

опре­деляется с опорой на содержание, а вторая — рассматривается как

предельная значимая единица языкового выражения. Подоб­ное расщепление

элементарной значимой единицы языка призвано отразить асимметрию в строении

языковых планов (см. подробнее [1, 66—77, 101—116]).

В тех концепциях, которые не допускают раздвоения основной единицы описания и

отождествляют ее с целостным знаком, опре­деление знака (его отдельность,

вычленимость и его тождество) производится по функциональным признакам, т. е.

знак прирав­нивается к единице содержания. Так, например, А. Мартине видит в

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100