Книга: Общее языкознание - учебник
факторы, подробно описываемые ниже, находят обычно отражение в истории языка и
служат конкретными причинами наблюдающихся в нем изменений. Наиболее
непосредственно отражается в языке материальный и культурный прогресс общества
в расширении средств номинации. Таким образом, разные ситуации в среде находят
в языке разное отражение.
Мы уже описывали выше переплетение в каждом состоянии языка черт подвижности
и устойчивости. Не возвращаясь к этому вопросу еще раз, подчеркнем только,
что устойчивость языка в его соотношениях со средой осуществляется во многом
через посредство изменчивости его вещественного субстрата, т. е. из-за
способности языка к варьированию и его избыточности.
В то же время в результате таких взаимокоррелируемых отношений языка со
средой вырабатывается именно динамическая устойчивость системы. В связи с
нею языку свойственно, например, возложить выполнение части функций с одной
подсистемы на другую, если в силу каких-либо изменений исконная подсистема
подверглась перестройке. Языки проявляют способность выразить новые понятия
с помощью старых средств или их перегруппировки, или возможность
скомпенсировать исчезновение одной единицы за счет появления другой и т. п.
Общим свойством сложнодинамических систем является и то, что они всегда
стремятся к состоянию относительного равновесия [90, 388]. Им присуща
вследствие этого некая активность, но активность адаптивная, т. е.
удерживающая перемены в допустимых пределах и направленная на приспособление
системы к среде, но недопускающая вместе с тем ее разрушения. Отсюда
известное саморегулирование системы.
С этой особенностью тесно связана и вторая особенность в развитии языка, которую
можно охарактеризовать как динамическое взаимодействие отдельных составных
частей системы. Сущность этой особенности заключается в том, что хотя язык в
целом сохраняет свою составленность из вполне определенных обязательных
частей, или компонентов, — фонетики, лексики, грамматики и т. п., — конкретное
соотношение этих частей и характер зависимости между ними на протяжении
истории языка не остается неизменным. Функционирование и развитие языка всегда
достигается за счет согласованного взаимодействия<213> между отдельными
частями, системы — уровнями, или ее подсистемами, и языковыми единицами, а
также за счет распределения функций между ними [48, 99]. Характер такого
согласования тоже меняется.
Используя понятие внутренней солидарности, выдвинутое представителями
Пражского лингвистического кружка (см. [10, 87]) и использованное в
дальнейшем и за его пределами, в частности, Э. Косериу [33, 232], можно было
бы подчеркнуть, что развитие языка означает в первую очередь развитие той
сети связей, которые наблюдаются между компонентами, образующими единое
«солидарное», или «ансамблевое», целое.
В специальной литературе уже были описаны многие конкретные примеры тех
корреляций, которые наблюдаются в истории языка между изменениями в
фонетической, грамматической и лексической подсистемами и которые выражают
зависимости перестройки одного уровня от сдвигов на другом; существование
межуровневых диахронических связей поэтому сомнения, по-видимому, не вызывает
(ср. [17; 37; 59; 79; 94; 129; 165]). Вместе с тем характер подобных
корреляций оценивается по-разному [9; 27, 187; 66]. Но несмотря на то, что в
освещении этих вопросов еще немало невыясненного и спорного, вряд ли можно
возражать в принципе против тезиса, сформулированного В. Н. Топоровым, о
том, что языковая система — это «совокупность элементов, организованных
таким образом, что изменение, исключение или введение нового элемента
закономерно отражается на остальных элементах» [73, 9—10]. Следует признать
в то же время, что правильное истолкование этого тезиса возможно только в том
случае, если не проводить знака равенства между элементами системы
(конструктами) и реальными частями системы, т. е. теми непосредственными
данностями, которые представлены в языке в форме различных звуков, их
последовательностей, отдельных слов и т. п. С пониманием этого
обстоятельства тесно сопряжено и понимание третьей особенности развития
языков как сложнодинамических систем — известной независимости общей
перестройки языка от тех частных сдвигов, которые происходят именно с теми
реальными данностями, о которых мы говорили выше.
Изменение единицы языка, как определенного элемента (или члена) системы, часто
не совпадающей с актуально выделенной частью потока речи (или, соответственно,
материальной последовательностью, обнаруженной в реальном письменном тексте),
не может не отразиться на строении языка или на строении отдельных его
звеньев. Утверждать обратное — значило бы опровергать самый тезис о языке как
определенным образом организованной системе, где все взаимосвязано [167, 34].
Изменение члена системы в любой области языка отзывается на всей системе [33,
234; 130, 5—8]. С другой стороны, изменения, охватывающие языковые
дан<214>ности и имеющие частный характер, т. е. не касающиеся, строго
говоря, элементов системы, ведут обычно лишь к перераспределению этих данностей
внутри ограниченной области явлений, и системы как таковой не затрагивают.
Язык, таким образом, характеризуется способностью по-разному реагировать на
разные типы изменений и на перестройку, осуществляемую внутри разных участков
его строения.
«В системе сложного динамизма, — подчеркивает И. Б. Новик, — изменение
некоторой части элементов.., трансформируясь по сложным путям, постепенно
угаснет, не нарушив качественной специфики всей системы в целом» [52, 106]. В
силу указанного свойства последствия казалось бы одинаковых процессов в
разных конкретных языках тоже могут являться различными. Приведем только
один пример, иллюстрирующий разную роль заимствований с точки зрения их
последующего влияния на фонологическую подсистему языка. Фонема /ф/
появилась в русском языке под влиянием заимствований из греческого, но она
естественно включилась в складывающуюся здесь систему оппозиций по глухости и
звонкости и стала обязательным членом этой системы; в языке навахо было
достаточно заимствования всего нескольких английских слов, чтобы аранжировка
фонем в начальной позиции претерпела здесь существенные изменения [126];
существование в современном немецком языке фонемы /з/ связано с единичными
заимствованиями из французского, но сама фонема не входит в систему
кардинальных фонем данного языка; аналогично во многом и положение фонемы
/с/ в современном английском языке, выступающей только в словах французского
происхождения и на правах периферийной фонемы; с другой стороны, известно,
что приток французских слов в этот язык способствовал радикальной
перестройке акцентологической системы данного языка.
В избирательном отношении к разным изменениям язык проявляет также следующую
важную зависимость: чем от большего количества элементов зависит
устойчивость системы, тем меньшим является возмущающее воздействие на всю
систему изменение каждого отдельного элемента [52, 105—106]. Эта
закономерность сложно-динамаческих систем может помочь объяснить, почему,
например, преобразование одной-единственной оппозиции в фонологии имеет
неизмеримо более серьезные последствия для всего языка в целом, чем, скажем,
десятки постоянно совершающихся семантических сдвигов: система в фонологии
держится на сравнительно небольшом числе отношений и единиц; семантическая
система, напротив, строится на большем количестве единиц и характеризуется
огромным количеством разнородных связей.
В связи с описанными свойствами языка некоторые исследователи справедливо
указывают на то, что общий системный принцип организации языка не исключает
известной независимости системы в целом от перестройки внутри частных ее
подсистем и вполне опре<215>деленной автономности последних [37; 38; 66].
Это означает, что и развитие их может происходить по своим собственным
внутренним законам, т. е. в той или иной мере обособленно друг от друга [129;
165].
Лингвист-историк должен, конечно, стремиться увидеть самый минимальный и
незначительный сдвиг sub specie systematis, т. е. как отражение чего-то более
общего и целостного [156, 7]. Как демонстрирует, однако, на фактическом
материале Й. Хамм, подобные обобщения не должны являться чересчур поспешными
и по той причине, что в принципе не всегда возможны или обязательны [80, 22 и
сл.].
Выше мы уже говорили о том, что одни и те же процессы изменения приводят в
конкретных языках к разным последствиям (иллюстрацией может служить здесь,
например, история перегласовок в германских языках). Это обусловливается тем,
что протекание изменения происходит в разных условиях, специфические
особенности которых мы часто не в силах восстановить. Признание этого факта
тесно связано с четвертой особенностью языкового развития, относящейся к
наличию скрытых и невыявленных причин языкового изменения. Уже само
существование так называемых спонтанных или спорадических изменений, которые
в традиционном языкознании правильно противопоставлялись обусловленным
изменениям и сдвигам, заставляет предположить, что в развитии языка
наличествуют некие скрытые параметры, не только вызывающие те или иные
изменения, но и меняющие характер протекания и направление начинающихся
сдвигов.
В общем плане можно констатировать, что мера устойчивости языков и, напротив,
степень их изменчивости, определяются числом классов воздействий среды,
которые данная система способна воспринять и отразить, и числом классов тех
внутренних факторов, которые могут служить движущими силами преобразований.
Последовательного и тем более исчерпывающего перечисления этих классов в
языкознании еще не существует. Настоящая работа и ставит своей целью осветить
хотя бы наиболее существенные из этих причин и дать их классификацию (см.
ниже). Особую проблему в выявлении скрытых параметров представляет, на наш
взгляд, вопрос о совокупном одновременном действии различных факторов и
характере их переплетения. На рассмотрении этих проблем мы и остановимся
ниже.
Пятой важной особенностью языкового развития, как отражающего процесс
становления сложнодинамической системы, является известная независимость
структуры языка от того вещественного субстрата, в который она воплощается. Это
свойство языковой системы можно объяснить тем обстоятельством, что одна и та же
структура (или структура, оказывающаяся в определенном приближении
аналогичной) может реализоваться с помощью множества разных вещественных
субстратов. Иначе говоря, струк<216>тура языка оказывается способной
оставаться инвариантной по отношению к тем элементам, которые ее выражают и
которые сами могут испытывать в это время довольно значительные изменения.
Описывая развитие языкового знака, указывают обычно, что оно заключается в
сдвиге отношений между означаемым и означающим (см. подробнее выше, гл.
«Знаковая природа языка», раздел «Специфика языкового знака»). Но система
языка слагается не только из знаков, но и фигур, тоже не остающихся на
протяжении истории языка неизменными. Меняется число фигур, меняется их
материальный облик. Меняется, наконец, и системная значимость указанных
единиц. Явления этого рода изучаются в диахронической фонологии, результаты
которой позволяют обобщить описанные здесь факты в виде особого правила. Его
можно было бы сформулировать в виде правила о необязательности прямых
корреляций между изменением материального облика конкретной единицы и
изменением ее положения в системе данного языка, или, что то же, о
необязательности корреляций между материальными и системными (структурными)
сдвигами в языке. Так, передвижения согласных в германских языках, столь
радикально изменившие конкретный облик германского консонантизма по
сравнению с индоевропейским, не означали вместе с тем изменений в структурной
конфигурации согласных, ибо принцип дистантности между тремя рядами
согласных не был нарушен. Аналогичные явления были описаны и фонологами
Пражской школы [10, 85]. Не случайно поэтому, что новая интерпретация
языковых изменений оказалась связанной более с выяснением системного
статуса изменений, чем с прослеживанием материального преобразования единиц,
столь характерным для младограмматиков. К рассмотрению этого аспекта проблемы
мы еще вернемся.
Мы охарактеризовали здесь некоторые особенности развития языка, обусловленные
его принадлежностью к классу сложнодинамических систем. Описание свойств
языка, связанных с его системным характером не в диахронии, а в синхронии, —
предмет отдельного исследования.
РОЛЬ ВНУТРЕННИХ И ВНЕШНИХ ФАКТОРОВ ЯЗЫКОВОГО РАЗВИТИЯ
И ВОПРОС ОБ ИХ КЛАССИФИКАЦИИ
Серьезным недостатком многих работ по исторической лингвистике, — пишет К.
Тогебю, — была попытка объяснить эволюцию языка как результат действия
какого-либо одного фактора [162, 277]. Против стремления обязательно связать
разные изменения с одной-единственной универсальной причиной возражали и другие
языковеды — Э. Косериу [33, 268], М. И. Стеблин-Каменский [71, 75]. Но с такой
точкой зрения согласны не все лингвисты. Если<217> оставить в стороне тех
ученых, которые полагают, что проблема каузальности вообще не имеет права на
рассмотрение в пределах нашей науки, или тех, кто считает, что «вопрос о
причинах языковых изменений не является существенным для науки о языке» [83,
29], можно отметить, что мнения по данному вопросу представлены тремя
различными точками зрения.
Первая из них заключается в том, что все изменения в языке обусловлены
экстралингвистическими причинами [3, 106], в первую очередь условиями
существования того общества, в котором бытует язык [140, 96; 154, 17].
Критикуя младограмматиков за то, что они пытались обнаружить причины
преобразований в индивидуальной психологии говорящего, А. Соммерфельт прямо
указывает, что все разнообразные факторы изменений имеют в конечном счете
социальный характер [154, 41]. Иногда подобная прямолинейная концепция
модифицируется в том смысле, что ее сторонники, признавая возможность
выявления ряда внутренних причин эволюции, полагают вместе с тем, что даже
за этими внутренними причинами стоят эксгралингвистические факторы. Нередко
решающая роль в возникновении и распространении языковых преобразований
приписывается и такому фактору, как потребности коммуникативного характера
[9].
Вторая крайняя точка зрения защищается теми, кто считает, что в любых
изменениях языка все вызывается исключительно внутренними причинами [96,
18]. Разновидностью данной концепции являются также теории, согласно которым
все экстралингвистические импульсы, хотя они, быть может, и имеют место, не
должны рассматриваться в пределах лингвистики. «Как только мы оставляем язык
sensu stricto и апеллируем к внеязыковым факторам, — пишет, например, Ю.
Курилович, — мы теряем четкие границы поля лингвистического исследования»
[36, 404]. Близкие по духу идеи развивает и А. Мартине, который утверждает,
что «только внутренняя причинность может интересовать лингвиста» [41].
Представляется, что обе точки зрения достаточно ограниченны.
Исходя из тезиса о двусторонней зависимости эволюции языка от факторов
внешних и внутренних, мы хотим подчеркнуть тем самым, что современная
постановка проблемы заключается не в том, чтобы изучать одни причины в ущерб
другим, а в том, чтобы объективно показать, в чем именно может проявиться
действие тех и других и их конкретное переплетение. Хотя в советском
языкознании и было высказано мнение о том, что положение о «плюрализме
причин» по своему существу якобы эклектично [9, 35], следует, по-видимому,
принять во внимание, что именно оно согласуется более всего с истинным
положением вещей и результатами многочисленных конкретных исследований (см.,
например, [66; 124; 136; 143; 154]).
Из определения языка как системы динамической логически вытекает, что часть ее
внутренних «неполадок» должна быть устра<218>нена под давлением самой
системы — приведением элементов к большей упорядоченности, охватом единым
регулирующим принципом большего количества единиц, выдерживанием принципа
сохранения дистантности между членами оппозиций и т. п. Напротив, из
определения языка как системы открытой, т. е. взаимодействующей со средой,
следует, что описание ее и не может быть полным вне учета конкретных форм этого
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100
|