Книга: Общее языкознание - учебник

Между северными (гегскими) и южными (тоскскими) диалектами албанского языка

имеется полоса переходных говоров. Общим мо­ментом для всех относящихся к

переходной зоне говоров является тесное переплетение признаков обоих

диалектных типов, благо­даря чему не всегда легко удается определить, какой

из них сле­дует считать основным для каждого отдельного говора [26, 220].

Один из говоров южноэстонского диалекта, так называемый мульчинский говор,

имеет очень заметные следы влияния, идущие от северноэстонского диалекта [84,

90]. Этот говор находится в пограничной зоне. Присыктывкарский говор, лежащий

в основе коми-зырянского литературного языка, представляет собой пере­ходный

говор от сысольского к вычегодскому [44, 32].

Характеризуя мунтянский диалект румынского языка, И. Котяну упоминает, что на

западе этот диалект граничит с банатским диалектом, будучи отделен от него

переходной зоной (о zonă de tranziţie). На северо-востоке он

соприкасается с диалектом Мол<456>довы, образуя другую переходную зону.

Эти две зоны предста­вляют собой диалектные области, переходные к банатскому

диалекту и диалекту Молдовы [75, 74].

С чисто типологической точки зрения процессы взаимодействия между

литературным языком и диалектом очень напоминают про­цессы смешения

диалектов. В этих случаях также могут образо­вываться смешанные диалекты.

Говоры центральной Франции, — замечает А. Мейе, — произ­водят на нас

впечатление скорее «испорченного французского язы­ка, чем настоящих

диалектов, так что трудно бывает в точности сказать, что перед нами —

французский язык или местный диа­лект» [80, 308].

Точно такие же явления наблюдаются на границах между близ­кородственными

языками. Говор или диалект западных районов Башкирии является промежуточным

(вернее, переходным) ме­жду башкирским и татарским языком [40, 301]. Язык

западных башкир почти ассимилировался татарским средним диалектом переселенцев

татар, оказав одновременно сильное влияние на по­следний в области лексики,

фонетики и, частично, морфологии [40, 370—371]. Южные диалекты киргизского

языка представляют собой продукт взаимодействия киргизского и узбекского языков

[12, 13]. В южных диалектах казахского языка во многих словах вместо с

употребляют ш, например, ешек 'осёл' вместо есек, шорпа

'суп' вместо сорпа и т. д. [2, 237].

Южные диалекты характеризуются также наличием аффрикаты ч,

соответствующей спиранту ш, ср. южн. чана 'сани', лит. шана,

южн. чеге 'гвоздь', лит. шеге и т. д. [2, 238].

Известно, что исконные љ и č в диалекте, легшем в основу

казах­ского литературного языка, превращались соответственно в s и

љ. Сохранение этих фонем в южных диалектах можно объяснить влиянием

каракалпакского или туркменского языков.

Северный диалект эстонского языка, легший в основу современ­ного эстонского

языка, содержит целый ряд особенностей, сбли­жающих его с финским языком. В

этом отношении южноэстон­ский диалект в гораздо большей степени отличается от

финского.

Ливвиковский диалект карельского языка распространен на северо-восток от

Ладожского озера почти до 63° северной широты. Этот диалект впитал в себя

черты собственно карельского диалек­та и ряд особенностей вепсского языка.

Людиковский же диалект, занимая узкую полосу восточнее ливвиковского,

представляет собой как бы промежуточное звено между ним и вепсским язы­ком

[39, 5].

В пограничном леонском диалекте испанского языка, грани­чащем с португальским

языком, имеются некоторые особенности, сходные с особенностями португальского

языка, например, сохра­нение f (ср. леонск. farina 'мука', figo 'сын'

при кастильских harina, hijo); произношение j как ћ (например,

janero 'январь' при<457> исп. enero, ср. порт. janeiro [ћaneiru],

превращение группы lt в it, например, muitu 'много', ср. порт.

muito при каст. mucho и т. д.) [88, 90—109]. В то же время по некоторым другим

особен­ностям леонский диалект не отличается от испанского, ср., на­пример,

форму опр. артикля ед. ч. ж. р. lа при порт. а.

Так называемые чистопольские татары сложились из мишарского населения разных

местностей. В то же время в силу истори­ческих и территориальных условий их

язык обнаруживает неко­торые элементы общности со средним диалектом

татарского язы­ка [47, 4].

«На территории Башкирской республики, особенно в ее за­падной, северо-

западной и юго-западной частях проживает зна­чительное количество татар. Они

не являются аборигенами этого края. В различные эпохи и по разным причинам

они переселились из разных областей. Среди них мы встречаем представителей

раз­личных говоров среднего и западного диалектов татарского язы­ка. Такая

смешанность повлияла и на формирование местных диа­лектных особенностей.

Кроме того, на язык переселенцев оказал некоторое влияние и башкирский язык»

[4, 2].

Смешанные диалекты могут возникать не только в зонах непос­редственного

контактирования двух диалектов. Смешение может быть результатом

контактирования диалекта местного населения с диалектом пришельцев или

наоборот. Оно наблюдается также в диалектах, находящихся в иноязычном

окружении, если окру­жающий язык является близкородственным и т. д.

«Населенные пункты в междуречии реки Суры и ее притоков Колданса и Узы в

прошлом были мокшанскими. В результате тес­ного соприкосновения с эрзянским

населением образовались эрзянско-мокшанские смешанные селения. При смешении

двух близ­кородственных языков возникли переходные говоры с такими язы­ковыми

особенностями, по которым они сближаются, с одной сто­роны, с говорами

эрзянского языка, а с другой — с говорами мокшанского языка» [13, 5].

Характер языковых процессов, протекающих в зонах диалектного смешения

Характер языковых процессов, протекающих в зонах смешан­ных говоров,

исследован слабо. Однако на основании некоторых отрывочных сведений можно

представить отдельные особенности этих процессов.

Прежде всего следует отметить, что распространение языковых черт от одного

диалекта к другому происходит постепенно. На тер­ритории Костромской области

существуют переходные говоры, занимающие срединное положение между окающими и

акающими говорами. Материалы этих говоров наглядно показывают, что<458>

акание постепенно затрагивает окающие говоры, но окончательно еще не

утвердилось. Об этом наглядно свидетельствует троякая возможность реализации

этимологического о, характерная для всех безударных положений. При этом

особенно заметно отсут­ствие единых норм в произношении гласных 1-го

предударного слога: ав'еч'ка, окуч'ивали, ъна [71, 141].

При исследовании украинского говора в слободе У рыв, рас­положенного в окружении

великорусских говоров, установлено, что данный говор испытал влияние русского

языка. Это находит выражение в употреблении параллельных форм. «Одна и та же

женщина в недолгом разговоре скажет р'идныj и н'ерудный, ноч' и

н'ич и т. п». Звук с в говоре одних и тех же лиц в одних и тех же словах

может то смягчать предшествующий гласный, то не смяг­чать, например: сэрцэ,

л'удэj и рядом — смягчающее: буд'е, д'ен', на пол'е и т. д. [22,

241].

В южнокиргизских диалектах и кыпчакских джекающих гово­рах узбекского языка

наблюдаются комбинаторно-факультатив­ные вариации дж < й в

начале слова. При этом в чередовании дж/й наблюдается неустойчивость,

свидетельствующая об отсутствии константности в дж/й в начале одних и

тех же слов [54, 60].

То же явление наблюдается в чистопольском говоре татар­ского языка: наряду с

йоканием в начале слова активно употреб­ляются звуки дr, дз', д' (лит.

r) [4, 9].

В. М. Жирмунский отмечает, что в немецкой колонии Александергильф чередуются

средненемецкое р-, -рр- (признак «венгерских» говоров) и южнонемецкое pf-, -

pf- (признак швабско­го). В ответах объектов чередуются: poљde — Pfosten;

pont — Pfund; pfre:mq, Pfriemen и т. д. [35, 101].

Известно, что отличительной чертой верхового чувашского на­речия является

превращение исконного тюркского а первого слога в о, например,

тат. баш 'верх', чув. поз 'голова'. В низовом диалекте оно

превращается в у, ср. верх. чув. поз 'голова', низ. чув.

пуз 'голова'. В цивильском переходном говоре чувашского языка оканье и

уканье наблюдаются параллельно [38, 110].

М. А. Абдрахманов, исследовавший процессы смешения одного сибирского местного

тюркского наречия с языком казанских та­тар, отмечает, что если какой-нибудь

фонетический признак охва­тывает небольшую группу слов, переход к

употреблению татар­ской формы происходит не в виде общей фонетической замены,

но протекает довольно противоречиво в отдельных словах, причем некоторые из

них сохраняют местную форму, другие переофор­мляются по татарской норме [1,

7].

Н. Джунусов, характеризуя казахский переходный говор на территории

Каракалпакской АССР, отмечает, что в этом говоре происходит замена с в

некоторых словах на ш, например: маша? вместо маса?

'колос', кθкшерке вместо кθксерке 'судак', о?шату

вместо у?сату 'уподобить' [27, 7]. Известно, что в диалекте,

лег<459>шем в основу казахского литературного языка, исконное љ,

как в ногайском языке, превратилось в s, ср. тат. баш 'голова'

каз. бас; тат. кцрqш 'борьба', каз. к?рес и т.

д.

Неполнота превращения свидетельствует опять-таки о процес­се, не достигшем

завершения. В таком же состоянии превращения исконного ш в с

находятся и южные казахские говоры [2, 237].

По сообщению Р. М. Баталовой, оньковский диалект коми-пермяцкого языка занимает

особое место среди других диалектов коми языков из-за употребления фонемы

л. Данные диалекта пока­зывают, что л вытеснило в в

результате утраты последней смыслоразличительной функции (фонематичности). Звук

в в диалектах встречается как вариант фонемы л, ср. лаж и

важ 'старый', 'по­ношенный', лон и вон 'вот', 'тут', 'это',

лот и вот 'сон' и т. д. [11, 7].

Фонема в в некоторых диалектах коми-зырянского и коми-пермяцкого языков

исторически может восходить к л в позиции конечного согласного

закрытого слога. В некоторых диалектах древнее л сохранилось, в других

оно превратилось в указанных по­зициях в в. Оньковский говор пермяцкого

языка относится к так называемым л-овым говорам, т. е. сохраняющим старое

л. Посколь­ку он находится по соседству с нижнеиньвенским диалектом

коми-пермяцкого языка, принадлежащим к в-овым говорам, то можно предполагать,

что в результате процесса смешивания двух гово­ров с разными характеристиками

в утратило фонематичность, чем и объясняются случаи факультативного

употребления в и л, на­пример важ и лаж

'старый'.

Ярким подтверждением этого предположения могут служить смешанные говоры языка

коми, где одновременно в одних и тех же позициях могут употребляться и в

и л. В этих говорах можно наблюдать такие случаи чередования в и

л, как кцв 'веревочка', 'шнур', лув 'брусника', но вцл

'лошадь', кыл 'язык', зэл 'очень' и т. д. [61, 459].

Изучение причин этой неустойчивости представляет большой теоретический

интерес. В. М. Жирмунский предполагает, что в ре­зультате борьбы

конкурирующих форм разрушается единство звукового ряда, звуковой закон и

появляются фонетические дуб­леты [35, 102].

М. А. Романова, исследовавшая русские говоры по нижнему течению Тавды, Тобола и

Иртыша, отмечает, что в исследуемых говорах наблюдается различная

фонематическая реализация глас­ных первого предударного слога в одной и той же

словоформе: годоф — гадоф, повойник — павойник... почему — поч'аму —

почиму, что обусловлено не только внешним влиянием (между­диалектным

контактированием, влиянием литературного языка и воздействием субстрата) [56,

5—6].

Такое же неполное усвоение наблюдается и в области распро­странения

морфологических особенностей. В верхнекамском наре<461>чии, относящемся к

пермяцким наречиям, под влиянием верхневычегодских говоров языка коми произошло

усвоение суффикса мн. ч. -яс, типичного для коми-зырянских говоров,

например, чунъ-яс 'пальцы', школьникъ-яс 'школьники' и т. д.

Однако коми-пермяцкий суффикс -эз полностью не исчез

1.

В некоторых говорах так называемой наскафтымской мордвы параллельно

употребляются две формы 1 л. ед. ч. объектного спряжения ряда его,

например, максын'д и максыйа 'я его отдал'. Первая из этих форм

является мокшанской, а вторая эрзянской [13, 22].

В верхнесысольском, среднесысольском и летско-лузском говорах коми-зырянского

языка наряду с личным окончанием 1 л. мн. ч. -м употребляется личное

окончание -мц [61, 479]. Как изве­стно, окончание -мо

характерно для говоров коми-пермяцкого наречия. Вышеуказанные коми-зырянские

говоры относятся к южным говорам. Смешанное употребление этих двух личных

окон­чаний могло быть результатом междиалектного смешения.

Характеризуя албанский переходный говор района Люшни, А. В. Десницкая отмечает,

что в этом говоре, наряду с формами, полученными из старогегского йе, в

некоторых словах (притом только в конце слова в открытом слоге) выступает

распространив­шийся из соседней тоскской области дифтонг uа. Иногда это

па­раллельные варианты: thu ? thua 'ноготь', qru ? qrua 'женщина', mu ? mua

'мне' [26, 222].

Дублеты как отражение двуязычности встречаются также в лексически

обособленных словах: например, в немецкой колонии Нейбург употребляются венг.

himqd и швабск. hemed (ср. нем. Hemd; венг. is и швабск. пљ (ср. нем. (ist)

[35, 102].

Развитие словарного состава томско-тюркских говоров в по­следнее время

определяется в значительной степени взаимодей­ствием с татарским языком. При

наличии местно-тюркской и татарской параллельных форм (фонетических вариантов

одного корня или лексических дублетов) они могут долго сохраняться в общении,

оставаясь незаметными или настолько привычными, что различие не мешает

беспрепятственному общению (это в осо­бенности относится к фонетическим

вариантам одного корня), например, йамгъур — йангъы'р 'дождь', йер

йелдк — кайын йелдк 'земляника', малан, палан — балан 'калина',

мыжык — песи 'кошка' и т. д. [1, 11].

В результате взаимодействия говоров или диалектов могут образоваться

специфические языковые черты, не представленные ни в одном из говоров или

диалектов, участвовавших в процессе взаимодействия.

Отличительной особенностью говоров так называемой наскаф­тымской мордвы является

наличие редуцированных звуков<461> е-образного (э) и ы-образного

(ы), которые выступают преимуще­ственно в непервых слогах слова вместо

эрз. лит. о. Образование редуцированных звуков, видимо, произошло под

влиянием мокшанских говоров. Редуцированные гласные в описываемых гово­рах

имеют качественную направленность, что отличает их от соот­ветствующих звуков

мокшанского литературного языка [18, 8].

Характеризуя так называемое наречие ?, расположенное в за­падных районах

Башкирии, Т. Г. Баишев отмечает, что в некото­рых говорах этого наречия

употребляется звук, средний между ч и с [6, 33]. Известно, что

татарскому ч в башкирском языке регу­лярно соответствует с. В

результате взаимодействия западно-башкирских говоров с диалектами татарского

языка возник ка­кой-то средний звук между ч и с.

Чистопольский диалект татарского языка в своей основе яв­ляется диалектом

западного, или мишарского типа, характери­зующегося переходом старого ч

в ц. Следует при этом заметить, что в среднем диалекте татарского языка

согласный ч произносится с ослабленной смычкой и акустически напоминает

русское щ. В результате взаимодействия двух диалектов разных типов в

чистопольском диалекте татарского языка возник звук ч, произно­симый с

ярко выраженным взрывным элементом [13, 8].

В центрально-цивильском говоре чувашского языка, принад­лежащем к группе

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100