Книга: Общее языкознание - учебник

сознании. Понятийная сфера всегда более мобильна, чем сфера средств

материального выраже­ния. В разных языках можно найти немало приемов,

конструкций и т. п., которые в настоящее время уже не имеют никакого

логи­ческого обоснования, но тем не менее существуют в языке. Широко известным

примером может служить факт сохранения в русском языке, как и во многих других

языках, категории грамматическо­го рода у неодушевленных предметов. В настоящее

время никто не в состоянии объяснить, почему река относится к женскому

роду, а остров или берег — к мужскому. Можно допустить, что

когда-то эти категории имели определенное логическое обоснование, но в

настоящее время смысл его уже утратился.

Первое прош. вр. в марийском языке имеет две разновидно­сти — разновидность, не

имеющую показателя љ, и разновидность с показателем љ, например

лудым 'я читал' и ончи-ш-ым 'я смот­рел'. Когда-то показатель љ,

по-видимому, имел какое-то специфи­ческое значение, которое со временем

утратилось. Тем не менее показатель s сохраняется до настоящего

времени.

«Язык... — справедливо замечает Г. О. Винокур, — обладает способностью сохранять

свою раз возникшую материальную ор<425>ганизацию в качестве пережитка

очень долгое время после того, как закончился породивший его этап культурного

развития... Унасле­дованные от прошлого структуры очень легко приспособляются к

новым условиям» [1, 246].

В связи с проблемой взаимоотношения языка и общественного сознания следовало бы

указать на некоторые методологические извращения в решении данной

проблемы.

Одно из таких извращений состоит в гипостазировании роли языка. Язык

изображается как творец действительности, форми­рующий человеческое сознание.

Типичным представителем этой теории является известный немецкий языковед первой

трети XIX в. Вильгельм Гумбольдт7

.

Язык, по Гумбольдту, заложен в природе самих людей и необ­ходим для развития

их духовных сил и образования мировоззре­ния. Язык есть как бы внешнее

проявление духа народа, язык народа есть его дух. Строение языков у разных

народов различ­но, потому что различными являются и духовные особенности

на­родов; язык, какую бы форму он ни принимал, всегда есть духов­ное

воплощение индивидуально-народной жизни. Как предметы внешнего мира, так и

возбуждаемая внутренними причинами дея­тельность одновременно воздействуют на

человека множеством своих признаков. Но разум стремится к выявлению в

предметах общего, он расчленяет и соединяет и свою высшую цель видит в

об­разовании все более и более объемлющих единств. Посредством субъективной

деятельности в мышлении образуется объект. Весь язык в целом находится между

человеком и воздействующей на него внутренним и внешним образом природой. Так

как восприятие и де­ятельность человека зависят от его представлений, то его

отноше­ние к предметам целиком обусловлено языком [5].

Идеи Гумбольдта в значительной мере развивают современные неогумбольдтианцы, из

которых наиболее видным представителем является Лео Вейсгербер [6; 43]. Так же,

как и Гумбольдт, Вейсгербер объявляет язык мысленным «промежуточным миром»

(Zwischenwelt), который есть результат взаимодействия мира вещей и мира

сознания. По Вейсгерберу, язык является тем, что охваты­вает все явления,

связывая их в единое целое. Никакая общность жизни не чужда языку. Язык сам

создает окружающий мир. Язык есть образ, картина мира, мировоззрение народа

(Weitbild). Раз­личие языков есть различие самих взглядов на мир, и,

естествен­но, для людей различных национальностей мир выглядит различ­но. Слова

не предполагают отдельные предметы как таковые, а упо­рядочивают многообразие

предметов под определенным углом зрения. Все зависит от мировоззрения, от точки

зрения на мир. Наиболее удачное определение языка, пишет Вейсгербер, гласит,

что язык (немецкий, английский) — это процесс вербали<426>зации мира,

осуществляемый языковым коллективом (немецким, английским). Язык классифицирует

и упорядочивает материал, добытый в результате воздействия внешнего мира на

наши орга­ны чувств, которые дают лишь искаженное, неадекватное пред­ставление

о мире. Языковые приемы образуют языковый образ мира, понятийную сторону языка

[6, 133].

В самой тесной связи со взглядами Вильгельма Гумбольдта и его последователей

находится также так называемая гипотеза Сепира — Уорфа.

Язык, по мнению Э. Сепира, служит руководством к восприя­тию «социальной

действительности». Факты свидетельствуют о том, что реальный мир в

значительной мере бессознательно строится на языковых нормах данного

общества. «Мы видим, слышим или иным образом воспринимаем действительность

так, а не иначе потому, что языковые нормы нашего общества предрасполагают к

определенному отбору интерпретаций...» «Мы никогда не в со­стоянии выйти за

пределы форм отражения и способа передачи от­ношений, предопределенных

формами нашей речи» [25, 177 и 186].

Эти же взгляды позднее развивались в работах Б. Уорфа. «Наш лингвистический

детерминированный мыслительный мир не только соотносится с нашими культурными

идеалами и установками, но захватывает даже наши, собственно, подсознательные

действия в сферу своего влияния и придает им некоторые типические черты» [29,

219]. Ставя вопрос, что было первичным — нормы языка или нормы культуры, Уорф

отвечает на него следующим образом: «В основном они развивались вместе,

постоянно влияя друг на дру­га. Но в этом взаимовлиянии природа языка

является тем факто­ром, который ограничивает свободу и гибкость этого

взаимовлия­ния и направляет его развитие строго определенными путями» [29,

227].

Гносеологические корни теории В. Гумбольдта следует искать в философии

Гегеля. Народный дух в теории Гумбольдта напоми­нает абсолютную идею Гегеля,

которая обладает такой же актив­ной ролью. Весь мир, по Гегелю, представляет

перевоплощение абсолютной идеи. Подобным же образом все в языке, по теории

Гумбольдта, является перевоплощением и отражением народного Духа.

В теории Гумбольдта и его последователей, конечно, не все порочно. Континуум

объективного мира в каждом языке действи­тельно членится по-разному. Можно даже

допустить, что языко­вые формы действительно в известной мере оказывают

какое-то регулирующее или иное влияние на процесс мышления, хотя эта проблема

требует глубокого и всестороннего изучения. В целом, однако, взгляды

Гумбольдта, Вейсгербера, Сепира и Уорфа не мо­гут быть приняты, так как они

совершенно не учитывают многих важных положений, которые сводятся к следующему:

1) Источни­ком понятий являются предметы и явления окружающего мира.<427>

Любой язык в своем генезисе является результатом отражения человеком

окружающего мира, а не представляет самодовлеющей силы, творящей мир. 2) Язык

приспособлен в значительной мере к особенностям физиологической организации

человека, но эти особенности возникли в результате длительного приспособления

живого организма к окружающему миру. 3) Неодинаковое члене­ние континуума

окружающего мира возникает в период первич­ной номинации. Оно объясняется

неодинаковостью ассоциаций и различиями языкового материала, сохранившегося от

прежних эпох. Кроме того, оно может зависеть от влияния других языков и т.п. 4)

В. Гумбольдт и его последователи не учитывают в язы­ках наличия такого явления,

как комбинаторика различных языковых средств, что позволяет выразить любое

понятие, не име­ющее выражения в том или ином языке. Вывод о том, что строй

языка выражает специфическое мышление данного народа, сам по себе неправилен.

5) В настоящее время доказано, что формы и категории мышления являются

одинаковыми у всех на­родов.

Сторонники психологического направления в языкознании, гипостазируя роль

индивидуума, отказываются от понятия обще­народного языка. «Реальное бытие

имеет язык каждого индиви­дуума, — утверждает акад. А. А. Шахматов. — Язык

села, города, области, народа оказывается известною научною фикцией, средним

выводом из известного количества индивидуальных языков» [32, 7]. Общая

социальная основа языка, вытекающая из природы об­щественного сознания, в

этом утверждении фактически отри­цается.

Существует значительное количество теорий психологического направления,

крайне односторонне рассматривающих сущность человеческого языка. По мнению

Г. Штейнталя, например, инди­видуальная психика является источником языка, а

законы язы­кового развития — психологическими законами. Подобно Штейнталю, В.

Вундт считал язык фактом психологии народов, или «этнической психологии».

Основным двигателем языкового творче­ства, по К. Фосслеру, является языковый

вкус — особая разно­видность художественного вкуса. Идеи Бенедетто Кроче во

многих отношениях близки к фосслеровским. И для него язык является

эстетическим феноменом. Основной, ключевой термин его концеп­ции —

«выражение» (экспрессия). Всякое выражение в основе своей художественно.

Отсюда лингвистика, как наука о выраже­нии, совпадает с эстетикой.

В другую крайность впадал Фердинанд де Соссюр [27]. Сос­сюр исходит из

различения трех аспектов языка: языка-речи (lan­guage), языка как системы форм

(langue) и индивидуального рече­вого акта — высказывания (parole). Язык

(langue) есть система нормативно тождественных форм. Язык не является

деятельностью говорящей личности, он — продукт, который личность

пассивно<428> регистрирует. Высказывание (parole), наоборот,

индивидуально. Система языка является внешним для всякого сознания фактом, от

этого сознание не зависящим.

Критикуя Соссюра, В. В. Волошинов справедливо замечает, что сознание

говорящего работает с языком вовсе не как с системой нормативно тождественных

форм. Такая система является лишь абстракцией, полученной с громадным трудом,

с определенной познавательной и практической установкой [2, 81]. Язык тесно

переплетен с речью, инновация, вводимая индивидом, может глубоко затронуть

систему языка.

В связи с вышеизложенным было бы уместно остановиться на некоторых

методологических извращениях, допущенных в свое время Н. Я. Марром и его

последователями. Речь идет о теории классовости языка и его надстроечном

характере. Положение о классовом характере языка впервые было выдвинуто Н. Я.

Мар­ром и в дальнейшем развивалось некоторыми его последователя­ми. Н. Я.

Марр писал: «Нет языка, который не был бы классо­вым и, следовательно, нет

мышления, которое не было бы классо­вым» [19, 91].

Сторонники теории классовости языка не учитывают, что язык не идеологический

продукт, а способ выражения мыслей любого содержания. Категории, лежащие в

основе системы материальных средств выражения связей между словами, абсолютно

нейтральны по отношению к какой бы то ни было классовости. Значение

аб­солютно преобладающего числа слов, входящих в словарный состав любого

языка, идеологически нейтрально. Именно по этой причине язык оказывается в

одинаковой степени пригодным как для выражения суждений сугубо

идеологического характера, так и выражения суждений, лишенных идеологического

характера. Это свойство целиком и полностью вытекает из особенности

ком­муникативной функции языка — быть всеобщим средством об­щения. Язык по

своей природе не является классовым и не может быть классовым. Известны

случаи, когда отдельные диалекты как бы закрепляются за классами. Так,

например, в царской России крестьянство выступало как носитель

территориальных диалектов, тогда как высшая прослойка буржуазии пользовалась

литературным языком. Аналогичное явление наблюдается и в на­стоящее время в

ряде стран мира. Однако эти факты сами по себе ни в малейшей мере не

опровергают тезиса о неклассовой природе языка, так как закрепление

территориальных диалектов за клас­сом крестьянства было вызвано неимманентной

классовой сущ­ностью языка. Оно совершилось в силу определенных историче­ских

обстоятельств.

Так же несостоятельно утверждение Н. Я. Марра и некоторых его последователей о

надстроечном характере языка. Н. Я. Марр вообще отождествлял развитие языка с

развитием экономических формаций. «Смены мышления, — замечает в одной из своих

работ<428> Н. Я. Марр, — это три системы построения звуковой речи, по

совокупности вытекающие из различных систем хозяйства и им отвечающих

социальных структур: 1) первобытного коммуниз­ма, со строем речи синтетическим

с полисемантизмом слов, без различения основного и функционального значения; 2)

обществен­ной структуры, основанной на выделении различных видов хо­зяйства с

общественным разделением труда, т. е. с разделением общества по профессиям,

расслоения единого общества на про­изводственно-технические группы,

представляющие первобытную форму цехов, когда им сопутствовал строй речи,

выделяющий ча­сти речи, а во фразе — различные предложения, в предложе­ниях —

различные его части и т. п., и другие с различными функ­циональными словами,

впоследствии обращающиеся в морфоло­гические элементы, с различением в словах

основных значений и с нарастанием в них рядом с основным функционального

смысла; 3) сословного или классового общества с техническим разделением труда,

с морфологией флективного порядка» [18, 71].

Вышеприведенное мнение знаменует собой полное непони­мание особенностей

исторического развития языков, незнание того, что возникновение

грамматических форм или различие их языкового оформления причинно не связаны

с особенностями экономической структуры общества. Марр также не понимал

истинной природы общественного сознания, сводя все его состав­ные элементы к

элементам классовым и надстроечным.

Диалектический материализм учит, что законы отражения но­сят объективный

характер, т. е. действуют независимо от созна­тельных побуждений людей,

независимо от того, знают или не знают люди эти законы

8.

Этот тезис находится в полном соответствии с указанием К. Маркса, который

рассматривал процесс мышления как «естественный процесс». «Так как процесс

мышления сам вырастает из извест­ных условий, сам является естественным

процессом, то действи­тельно постигающее мышление может быть лишь одним и

тем же, отличаясь только по степени, в зависимости от зрелости разви­тия и, в

частности, развития органа мышления. Все остальное вздор» [15, 209].<430>

ЗАВИСИМОСТЬ РАЗВИТИЯ ЯЗЫКА ОТ СОСТОЯНИЯ ОБЩЕСТВА

При характеристике языка как общественного явления сле­дует также учитывать

его зависимость от изменения состояния человеческого общества. Правда, этим

свойством обладают и дру­гие явления, обслуживающие общество. Например,

машины также отражают изменения, происходящие в обществе. Претерпевает

некоторые изменения в связи с изменением состояния человече­ского общества и

надстройка. Однако все эти явления отражают изменения состояния общества

только в определенном отношении. Язык способен отражать изменение в жизни

общества в более ши­роком плане, во всех его сферах, что существенным образом

отли­чает его от всех других общественных явлений.

Различные конкретные случаи влияния на развитие языка со стороны окружающей

язык внешней среды были охарактеризо­ваны в главе «Язык как исторически

развивающееся явление». В данной главе целесообразнее сосредоточить внимание

на тех причинах изменения языка, которые непосредственно связаны с

из­менением состояния общества, поскольку изменение именно это­го типа лучше

характеризует сущность языка как общественного явления.

Отражение в языке особенностей социальной организации общества

Давно была подмечена зависимость языкового состояния от характера

экономических формаций и формы государства. Так, например, для эпохи

феодализма был характерен распад стран на множество мелких ячеек. Каждый феод

и монастырь с прилега­ющими к нему деревнями представлял государство в

миниатюре. Совершенно естественно, что такая структура общества необы­чайно

способствовала появлению мелких территориальных гово­ров. Местные

территориальные говоры были основной формой существования языка в феодальном

обществе.

Любопытно отметить, что различие социальной организации общества в прошлом может

отражаться на состоянии диалектов, существующих в настоящее время. П. С.

Кузнецов отмечает, что на территории наших старых южных губерний (т. е.

губерний Центральной Черноземной полосы), где особенно было развито помещичье

землевладение, и в настоящее время сохранилось большое количество мелких

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100