Книга: Общее языкознание - учебник

например, при параллельном сосуществовании в известном равноправии «своей» и

«чужой» нормы, т. е. при той или иной форме двуязычия определенного коллектива.

В этой связи можно сослаться на мне­ние Л. В. Щербы [77, 312], отмечавшего

также, что и при смеше­нии языков и диалектов норма может быть весьма широкой,

так как существует возможность «сказать по-разному». Однако даже в таких

случаях более правильно, видимо, говорить не об отсутст­вии нормы, а лишь о ее

весьма широких рамках, допускающих значительное варьирование

21.

Рассматривая понятие языковой правильности, многие линг­висты обращали внимание

на произвольность соответствующего понятия по отношению к языковой структуре,

которая может в принципе выявляться в любой совокупности реализаций

22. Это положение получает, однако, известные коррективы при рассмот­рении

конкретного, т. е. уже определенным образом реализован­ного и функционирующего

языка.

В подобной ситуации правильность в значительной степени ос­новывается на

исторической языковой традиции, воплощенной в норме, а также на социальной и

функциональной оценке реализа­ций языковой структуры. Заметим в этой связи, что

пражской шко­лой лингвистов был в свое время выдвинут так называемый

«функ<563>ционально-телеологический» критерий правильности (ср. [9,

121—122]), который в несколько модифицированной форме рас­сматривается и

другими лингвистами [79,119] (ср. также [41, 7—8]). Речь идет в этом случае о

выборе «правильных» язы­ковых средств в соответствии с целеустановкой и

условиями ком­муникации23.

С оценкой языковых фактов, относящихся к норме, как обя­зательных для

определенного языкового коллектива и как «пра­вильных», непосредственно связаны

и эстетические характеристики языковых явлений. Заметим прежде всего, что

эстетические оцен­ки могут зависеть от социальных характеристик тех или иных

реализаций языковой структуры, т. е. весьма часто красивым оказывается то, что

«социально приемлемо» для носителей языка (ср. в этой связи негативную оценку

фактов языка низших классов, особенно ясно выступающую в буржуазном обществе, а

также соот­ветствующую оценку языка людей, не получивших достаточного

образования, которая сохраняет свое значение в любых обществен­ных условиях).

Существует, однако, и несколько другой аспект эстетических оценок языковых

реализаций, не столь прямолинейно соотнесенный с социальными моментами. Так, в

ряде случаев «красивое» связывается с функционально целесообразным или

ситуативно-оправданным, что относится не только к языку (вер­нее, не только к

«речевому» поведению), но и к другим формам человеческого поведения — манере

одеваться, манере держаться и т. д.

24 В этом смысле языковые нормы должны оцениваться как одна из форм

нормативности обычаев, включаясь тем самым в ка­тегорию различных общественных

норм.

В заключение данного раздела следует сказать, что понятие языковой нормы,

несмотря на отдельные колебания в его трактов­ке, на которые мы лишь отчасти

могли указать выше, а также ряд неясностей, связанных с разработкой отдельных

проблем, пред­ставляется нам весьма важным и необходимым для характеристи­ки

сущности языка; можно надеяться, что со временем оно поз­волит представить в

определенной системе целый ряд явлений и процессов, связанных с его

реализацией и функционированием.

Однако приходится отметить, что создание общей теории язы­ковой реализации,

основой которой должно, по-видимому, стать — как ее организующий центр —

понятие нормы в значительной степени еще дело будущего. Задача эта может быть

решена лишь<564> на основе привлечения обширного материала различных

языков, изучаемого с точки зрения соотношения структуры этих языков и ее

воплощения в норме и узусе. Важную роль для уточнения по­нятия нормы должно

сыграть также изучение различных типов и форм языковой реализации, в частности,

детальное рассмотрение вариантных реализаций, возможных для разных языковых

под­систем, а также исследование различных типов лингвистических

дифференциаций, в которых отражаются разнообразные формы членения человеческого

коллектива или различные условия и цели использования языка и т. д.

Весьма существенным для определения того значения, которое имеет для

лингвистики в целом понятие нормы, является оценка возможностей его

использования в разных типах лингвистиче­ских исследований. В настоящий

момент намечаются следующие области и аспекты исследования, для которых

данное понятие может оказаться продуктивным:

Изучение характера реализации и функционирования различ­ных языковых структур

(включая определение их продуктив­ности и распределения по разным

функциональным сферам языка).

Изучение исторических изменений языка на небольших исто­рических отрезках

(«микроистория»), когда обнаруживаются не столько сдвиги в языковой

структуре, сколько известные измене­ния в ее реализации и функционировании.

Изучение специфики реализации и особенностей функциони­рования различных

«форм существования» языка.

В связи с последним из возможных аспектов исследования за­метим, что особое

значение понятие нормы имеет для изучения литературного языка, к рассмотрению

которого мы и обращаемся в следующем разделе.

НОРМА ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

В предыдущем разделе мы охарактеризовали языковую норму как совокупность

коллективных традиционных реализаций струк­турных потенций языковой системы. В

этом смысле норма свойст­венна любому языковому идиому. Вместе с тем можно

предполо­жить, что специфический характер норм, связанный с теми или иными

особенностями реализации и функционирования конкрерной языковой системы,

определяет — наряду с другими приз­наками — своеобразие различных «форм

существования» языка. Одним из таких исторически сложившихся функциональных

ти­пов является литературный язык, нормы которого должны, сле­довательно,

рассматриваться как частный случай языковых норм.<565>

Опираясь на принятое нами понимание языковой нормы, мож­но утверждать, что

литературная норма — это некоторая совокупность коллективных реализаций

языковой системы, принятых обществом на определенном этапе его развития и

осознаваемых им как правильные и об­разцовые

25. Литературная норма фиксируется в граммати­ческих справочниках и словарях

и является, как и любая другая социально обусловленная норма, обязательной для

всех членов коллектива, говорящего на данном языке

26.

Наличие стабильных фиксированных и осознанных норм, обес­печивающих большую

или меньшую «стандартность» языка, рас­сматривается сейчас большинством

лингвистов в качестве одного из основных признаков литературного языка

национального пери­ода [23]. Однако в связи с тем, что норма не является

исключи­тельной принадлежностью литературного языка, приходится го­ворить не

просто о наличии данного признака, но и о его особом содержании применительно

к развитому литературному языку. Мысль эта в наиболее определенной форме была

высказана Б. Гавранком, утверждавшим при этом, что специфику литературных

норм следует искать не столько в их качественных, сколько в их количественных

характеристиках [90, 152].

Норма «народного» языка (имеются в виду прежде всего раз­личные формы

диалектно окрашенной речи) носит, с точки зрения Б. Гавранка, преимущественно

негативный характер и слабо осознается. Норма литературного языка отличается

от норм диалекта главным образом по степени своей императивности и

осознанно­сти, кроме того, она носит не только негативный, но и позитивный

характер [91, 85—86]. Этот позитивный характер литературной нормы заключается

в более сложном распределении и использо­вании нормативных реализаций, т. е.

в усложнении селективной, дифференцирующей и оценочной стороны нормы.

Определение специфики литературных норм в связи с общей характеристикой языковой

нормы является, таким образом, од­ной из заслуг Пражской школы лингвистов. К

числу важнейших<566> теоретических положений, выдвинутых пражцами,

принадлежит также отграничение объективной нормы как явления «внутриязыкового»

от явлений, связанных с кодификацией, т. е. как бы «внешних» по отношению к

языку (см. об этом [9, 121; 30, 547]).

Следует заметить, что для литературного языка факт кодификации его норм, т.

е. их сознательный отбор и закрепление, играет весьма важную роль.

Кодификация норм является вместе с тем специфическим признаком национального

литературного языка, отличающим его не только от других языковых идиомов, но

и от ранних этапов существования литературного языка в национальной и

донациональный период [91, 85—86].

Отмеченная выше в самой общей форме специфика норм разви­того литературного

языка, видимо, непосредственно связана с генезисом и функциональными

особенностями данного языкового типа, обладающего следующими признаками: 1)

потенциальным участием в его формировании нескольких языковых подсистем,

различных по степени структурной близости (разные территори­альные диалекты,

различные региональные разновидности лите­ратурного языка); 2)

распространением литературной формы на­ционального языка на значительной

территории, что вызывает необходимость в поддержании ее единства; 3)

многообразными функциями развитого литературного языка, его сложными

ком­муникативными и экспрессивными задачами.

Названные выше признаки усиливают необходимость избира­тельного подхода к

языковым фактам, необходимость их более строгого отбора, распределения и

фиксации, что и обусловливает специфический характер литературных норм,

проявляющийся, с нашей точки зрения, в следующих направлениях: а) в усилении

стабильности реализаций и — соответственно — в ограничении общего числа и

типов вариантных реализаций; б) в усилении из­бирательности нормы и

дифференцированности нормативных реа­лизаций, а также — соответственно — в

распределении различ­ных вариантных средств по разным территориальным,

функцио­нальным и стилистическим сферам литературного языка; в) в факте

сознательной кодификации норм, т. е. в их оценке и приня­тии обществом.

Обратимся к более подробной характеристи­ке выделенных выше признаков

литературной нормы.

Стабильность и вариантность нормативных реалзиаций

Для каждого современного литературного языка характерна не только определенная

степень устойчивости нормативных реа­лизаций, но и некоторый набор вариантных

средств, допускаю­щих известный выбор. Категория вариантности является тем

са­мым весьма существенной для характеристики литературной нор<567>мы

(см. [12; 34; 71; 95] и др.), а диапазон вариантности в значи­тельной мере

характеризует специфику норм разных литературных языков и служит основанием для

выделения отдельных истори­ческих периодов в их развитии (ср. далее, стр. 584).

Предпосылки вариантности создаются для литературного язы­ка — как, впрочем, и

для любого другого языкового идиома — многообразием его структурных потенций,

различным образом реализуемых в процессе исторического развития языка. Наличие

более или менее значительных формальных модификаций в рам­ках определенной

лексемы, словоформы или синтаксической кон­струкции, не связанных с изменениями

основного значения этих единиц, и создает их варьирование

27.

Вариантность характеризует норму большинства современных литературных языков

(ср., например, варианты, входящие в нор­му немецкого языка: backte ? buk

'пек', gesalzen ? gesalzt 'посоленный', des Tages ? des Tags 'день', род. п.

ед. ч., am Tage ? am Tag 'днем', дат. п. ед. ч., blasser ? blдsser 'бледнее',

es schaudert mir ? mich 'мне страшно' и т. д.; ср. также русск.: туфель

? туфля, брызгает ? брызжет, мок ? мокнул, сказав ?

сказавши, ноль ? нуль, неряшество ? неряшливость, ъначе ?

инбче, мышление ? мышлйние и др.).

Наиболее общим источником вариантности для разных язы­ковых идиомов является

параллелизм некоторых структурных возможностей языка, а также исторические

сдвиги, происходя­щие в языковой структуре и формах ее реализации (ср.

истори­ческие варианты в чешск. типа posvet ? posvit, приводимые В.

Матезиусом [53], или в нем. типа molk ? melkte, dem Tische ? Tisch.).

Вместе с тем для целого ряда литературных языков существен­ную роль играют и

варианты, отражающие особенности различ­ных диалектов или разных

территориальных вариантов литера­турного языка. Гетерогенность исходного

материала часто при­водит к значительной вариантности в рамках литературной

нормы. Подобное положение отмечается, например, С. А. Мироновым для

нидерландского языка, ср. гетерогенные элементы, сосуществую­щие как бы в

«снятом» виде в норме современного нидерландского языка: schoon (южн.) — mooi

(сев.) 'красивый', sturen (сев.) — zeriden (южн.) 'посылать' (многочисленные

примеры подобного рода см. в [55; 56]). Для немецкого литературного языка, тоже

гетероген­ного в своей основе, также могут быть названы вариантные<568>

словоформы и лексемы, восходящие генетически к разным терри­ториальным ареалам:

derer ? deren 'тот', указ. мест. род. п. мн. ч., sandte sendete 'послал', fett

? feist 'толстый', Lippe ? Lefze 'губа' и т. д.

Диапазон и характер использования отдельных вариантных реализаций, входящих в

литературную норму, может быть весьма различным. Наряду с некоторыми

вариантами, свободно заме­няющими друг друга (ср. русск. издалекб ?

издалйка, молочный ? молошный, ноль ? нуль;

нем. Werkanlage ? Werksanlage, jemand ? jemanden вин. п.) в пределах

литературной нормы объединяются и неравноценные варианты, один из которых

должен рассматри­ваться как основной, а другой — лишь как допустимая, но

вто­ростепенная, реже употребляемая форма (ср. русск. профессорб ?

профйссоры, творуг ? твурог, запаснуй ? запбсный; нем. (er)

backte ? buk 'пек', der Name ? Namen 'имя'). Источником по­добных занимающих

второстепенное положение реализаций яв­ляются устаревшие формы или инновации, а

также явления, про­никающие в литературный язык под влиянием различных типов

разговорного языка и еще не вполне утвердившиеся в рамках ли­тературной нормы.

Дифференцированность нормативных реализаций

По сравнению с нормами других языковых идиомов нормы ли­тературного языка должны

быть охарактеризованы не только как относительно стабильный, но и как

значительно более сложный и сильнее дифференцированный комплекс языковых

средств [77]. Данный признак литературных норм, определяющийся сложной

функциональной структурой развитого литературного националь­ного языка,

разнообразием сфер и форм его использования, не­однократно подчеркивался как

чешскими (см. [21, 340]), так и русскими лингвистами

28.

Селективная сторона нормы, т. е. отбор и распределение различ­ных языковых

средств, предстает в литературном языке в весьма осложненном виде: норма

определяет не только внешние границы литературного языка (т. е. отграничивает

«правильные», литера­турные реализации от «неправильных», нелитературных), но

и устанавливает разного рода градации внутри правильных нор­мативных

реализаций.

Наряду с сосуществованием в литературной норме равнознач­ных вариантных лексем,

словоформ и синтаксических конструк­ций, не несущих никакой дополнительной

информации по отно<569>шению к их основному лингвистическому значению

(ср. русск. сох ? сохнул, зубчбтый ? зэбчатый, самолет

? аэроплан; нем. Anschrift ? Adrease 'адрес', manche

interessante ? interessanten Bьcher 'некоторые интересные книги'; ср. также

чешские параллельные инфинитивные формы на -ti и -t, отмеченные

Матезиусом [53, 400]), в любом литературном языке всегда имеется некоторое

число вариантных словоформ, лексем и конструкций, которые обладают

дополнительной информацией, связанной с из­вестной спецификой их употребления

29. Наиболее общим раз­граничением, связанным с нормой, является

противопоставление нормативных и ненормативных реализаций (норма — не норма):

ср., например, одел пальто вместо лит. надел пальто. Данное

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100