Книга: Общее языкознание - учебник

Жук!).<384>

В системе элементов, составляющих язык, закреплены (зафик­сированы) как

значения, связанные с отражением объективной дей­ствительности, так и

значения, непосредственно связанные с пот­ребностями коммуникации. При этом

важно подчеркнуть, что со­ответствующие языковые образования существуют в

языке в ка­честве полноправных структурных элементов и характеризуются всеми

теми видами связей (отношений), которые характерны вообще для языковой

(парадигматической) системы. Ограничимся здесь одним примером (подробное

рассмотрение языковых значений в этом плане и основные примеры даются ниже).

В каждом языке существуют три вида предложений по цели высказывания (или «по

коммуникативной установке»): сообщение (повествование), вопрос и побуждение. В

парадигматическом пла­не между ними существует связь оппозиции: Петр сейчас

дома противоположно Петр сейчас дома? и Пусть Петр будет дома.

Основание этой оппозиции имеет коммуникативный характер, оно обусловлено

намерением говорящего: в первом случае сообщить нечто, во втором — желанием

получить некую информацию для подтверждения своего предположения или уточнения

неполного знания; в третьем — желанием побудить к действию. Далее, по­мимо

отношения оппозиции, которое, по-видимому, нужно приз­нать основным отношением

между языковыми единицами, между этими структурными единицами существуют также

отношения омо­нимии и синонимии: форма вопроса может быть употреблена в

зна­чении сообщения (риторический вопрос), т. е. возможна нейтрали­зация,

приводящая тем самым к возникновению синонимии выра­жения сообщения (ср.

Возможно ли это? в значении 'Это не­возможно').

Рассмотрев вопрос о многокомпонентности мышления и много­функциональности языка,

можно прийти к следующему выводу. В плане взаимосвязи языка и мышления — а

может быть, и не толь­ко в этом плане — необходимо разграничивать два вида

мышления: 1) познавательное мышление, т. е. отражение, осознание, осмыс­ление

вещей и явлений; 2) коммуникативное мышление, которое можно рассматривать как

переработку уже познанного, извест­ного для себя в информацию для других, иначе

говоря как комму­никативное преобразование определенных знаний. В обоих этих

видах мышления язык участвует в известной степени различным способом и разными

своими сторонами. В познавательном мышле­нии система уже сложившегося языка,

которым владеет субъект, выступает в первую очередь как базис и как орудие, при

помощи которого и на основе использования средств которого происходит осознание

объекта познания путем анализа, абстрагирования, обоб­щения. Это формирование —

осуществление мысли в слове. Здесь в психологическом аспекте основным процессом

является, по-ви­димому, переход от чувственных элементов познания к

понятию.<385>

В коммуникативном мышлении проявляется другая сторона языка и используются

другие его средства — средства упорядо­чения, выражения и передачи мысли.

Основным процессом в пси­хологическом плане здесь является переход от знания

для себя к оформлению его в качестве сообщения для других. Существен­нейшим

моментом в этом процессе является необходимость выбора определенного варианта

из многих существующих в языковой си­стеме, в зависимости от цели сообщения,

отношения говорящего к высказываемому и собеседнику и функционального стиля.

При этом не имеет принципиального значения, происходит ли выбор варианта

импульсивно под непосредственным влиянием эмоций или вопроса собеседника или же

соответствующая форма выби­рается, так сказать, сознательно, путем

определенного обдумы­вания11.

Естественно, что чем сложнее содержание, подлежащее сообщению, тем богаче набор

вариантов и труднее выбор.

Но варианты возможны даже в самых простых случаях. Продолжим пример с жуком,

приведенный выше. В качестве сообщения о познанном факте, знании, что данный

предмет — 'жук', воз­можны следующие варианты: Это же жук; Смотри, какой

жук!; Не бойся, это жук (скажем, при обращении к ребенку, который не знает,

что это жук).

Таким образом, нужно признать, что мысль и совершается и выражается в слове.

Альтернативное утверждение Л. С. Выгот­ского, что мысль не выражается в слове,

а совершается в нем, бы­ло, по-видимому, реакцией на особенно распространенную

в его время формулировку, что мысль выражается в слове (мышление выражается в

языке), и общей направленностью его исследований на изучение внутренней речи в

онтогенетическом плане, в которой, как это доказано самим Выготским и всей его

школой, действитель­но мысль прежде всего совершается в слове

12.

Итак, со стороны мышления целесообразно различать позна­вательное и

коммуникативное мышление, а со стороны языка — познавательную и коммуникативную

функцию. Естественно, что это разграничение в известной степени условно.

Естественно так­же, что не существует каких-то точных границ, глухой стены ни

между видами мышления, ни между функциями языка. Они тесно переплетаются и

взаимодействуют в единой общей картине функцио­нирования языка и мышления. В

единстве познавательного и ком<386>муникативного проявляется единство

биологического и социаль­ного компонентов и языка и мышления. Однако в

речемыслительном процессе можно установить проявления специфически

позна­вательной и специфически коммуникативной сторон, а в языковой системе,

при рассмотрении ее с содержательной стороны, можно установить наличие разных

элементов, связанных преимуществен­но либо с познавательной, либо с

коммуникативной функцией языка.

И в процессе речи, и в системе языка эти функции языка пере­плетаются с

экспрессивной функцией: на познавательно-коммуни­кативное содержание

накладываются различные отношения субъ­екта, его эмоции, чувства, мотивы, что

еще больше усложняет общую картину связи языка и мышления.

НЕКОТОРЫЕ ОСОБЫЕ ВОПРОСЫ СВЯЗИ ЯЗЫКА И МЫШЛЕНИЯ

Дифференцированный подход (разграничение познавательного и коммуникативного)

представляется совершенно необходимым при рассмотрении некоторых вопросов,

наиболее часто подвер­гающихся обсуждению в связи с проблемой взаимосвязи

языка и мышления. В разных формулировках эти вопросы концентри­руются вокруг

главного: существует ли полный параллелизм меж­ду языком и мышлением?

возможно ли мышление без языка? все ли в языке связано с мышлением?

На вопрос, возможно ли мышление без языка, обычно отвечают отрицательно,

утверждая, что для мышления обязательно участие языка. Но при этом нередко

смешиваются два момента: 1) роль языка как основы, на которой осуществляется

мышление, и 2) не­посредственное вербальное (словесное) выражение всех

компо­нентов мысли в акте общения. Совершенно неправомерно из обя­зательности

первого выводится необходимость эксплицитного сло­весного выражения всех

компонентов мысли в каждом предложе­нии

13.

Такой подход обнаруживается, например, в воззрениях на од­носоставные

предложения, в частности в спорах по поводу того, выражается ли в односоставных

предложениях суждение, которое по природе своей двусоставно, и правомерно ли

усматривать на­личие субъекта в таких предложениях, как: Пожар! или

Замеча­тельный вид! и т. п., поскольку он не выражен словесно, не

зна<387>чит ли это допускать возможность выражения мысли вне языка, без

языковой формы. Иногда даже утверждают, что такие пред­ложения не выражают

суждения, так как невозможно сочетание в одном суждении представления

(чувственного восприятия) и по­нятия — слова (единицы абстрактного мышления).

Разграничение видов мышления и функций языка позволяет уточнить вопрос об

обязательности вербализации мыслительных образований. Познавательное мышление

осуществляется на базе языковой системы через языковые (вербализованные)

модели, в ко­торых зафиксированы в виде языковых значений обобщенные

ре­зультаты познавательной деятельности носителей данного языка. Участие

языка здесь обязательно. Однако мысль, возникшая как акт познания, отражающая

некоторый факт, связи между предме­тами, может остаться и невыраженной

непосредственно в речевой — звуковой или графической — форме.

Это отнюдь не значит, что такая мысль совершается вне языка, не через слова-

понятия и суждения-предложения. Это — мысль на уровне внутренней речи, не

преобразованная коммуникативно.

Для коммуникативного мышления необходимо непосредствен­ное звуковое или

графическое выражение, ибо только через эти формы определенное содержание

может стать достоянием слу­шающего. Однако и при непосредственном общении

далеко не обя­зательно эксплицитное выражение абсолютно всех компонентов

содержания высказывания. Часто не выражается, например, эк­сплицитно то, что

предполагается известным слушающему или общеизвестным (ср. «фоновое» знание у

Бар-Хиллела). Это обоюдно-известное из опыта и есть то, что, как говорят,

становится яс­ным из контекста или из ситуации.

Итак, целесообразно различать познавательную и коммуника­тивную вербализацию.

Такой подход снимает сомнения и в отно­шении односоставных предложений. Они

используются для выра­жения мысли, отражающей определенный факт

действительности. Эти мысли формируются на базе языка, в чем и проявляется его

познавательная функция. Говорящий прибегает к односоставным предложениям для

выражения мысли-суждения в том случае, если ситуация общения достаточно

однозначна, т. е. для слушающего очевидно, к чему относится предикат

(пожар, замечательный вид и т. д.). Односоставные конструкции существуют в

системе языка и реализуются в речи при определенных условиях общения. В самом

факте наличия односоставных предложений проявляется коммуникативная функция

языка, а в значительной степени и эк­спрессивная (односоставные предложения

используются особен­но часто в эмоциональной речи).

Здесь мы сталкиваемся еще с одним сложным (в теоретическом плане, ибо в

практическом он представляется всем говорящим чем-то само собой разумеющимся) и

давно известным вопросом лингви­стики — проблемой имплицитного (сокращенного,

редуцирован<388>ного) выражения мысля в языке, с которой непосредственно

связан вопрос о роли ситуации и контекста в речевой деятельности.

Суть проблемы четко и просто сформулирована еще Н. Г. Чер­нышевским: «Дело в

том, что мысль не вполне выражается сло­вом — надобно подразумевать то, что

не досказывается. Иначе люди научались бы из книг, а не из жизни и опыта»

[88, 695]. С другой стороны, можно представить себе, насколько громоздким

было бы самое простое общение, если бы все элементы мысли выражались

эксплицитно; в сложных случаях это вообще было бы невозможно.

Мы не можем здесь останавливаться на проблеме имплицитного выражения

подробно. Укажем только, что, по-видимому, следует различать широкое

понимание имплицитности (как оно представ­лено, например, у Ш. Балли) — его

можно было бы назвать пси­хологическим,— и более узкое — языковое. Различие

заключает­ся в том, с чйм сравнивать имплицитное выражение, что полагать в

качестве его исходного эксплицитного варианта.

Ш. Балли считает высказывание имплицитным не по сравнению с полным выражением,

присущим языковой норме, а по сравнению с психическим процессом образования

мысли, суждения, которое он также понимает широко. Сам Балли подчеркивает, что

соб­ственно экспрессивные высказывания типа Я полагаю, что под­судимый

невиновен в языке далеко не самые распространенные (по сути они, как

правило, искусственны с точки зрения обычного об­щения). Наиболее

употребительными являются различные им­плицитные формы высказывания

(подсудимый виновен), в которых большое значение имеют неартикулируемые

знаки — музыкаль­ные (интонация, паузы, ударение и т. д.) и ситуативные, т. е.

«не только элементы, воспринимаемые чувствами в процессе речи, но и все

известные собеседникам обстоятельства, которые могут послужить мотивом для их

разговора» [6, 43—59]. Заметим, что Ш. Балли обсуждает явление имплицитности

главным образом в связи с модальностью высказывания.

Нам представляется, что с лингвистической точки зрения це­лесообразно считать

имплицитными такие выражения, которые противостоят «полным» выражениям в

плане языковой нормы (по-видимому, сюда нужно включить и частотность как один

из ее кри­териев), образуя с ним синонимические ряды. Такие имплицит­ные

выражения могут быть в различной степени узуальными, по­скольку возможность

«неназывания» отдельных компонентов мыс­ли или даже целой мысли заложена в

самой системе языка в виде особых форм и конструкций, которые служат именно

для импли­цитного выражения тех или иных элементов мысли-сообщения в

оп­ределенных коммуникативных ситуациях. Сюда относятся различ­ные виды

эллипсов — традиционных и продуктивных, в том числе и весьма разнообразные

типы односоставных предложений.

Совершенно особым средством имплицитности, притом одним из самых универсальных,

являются местоименные слова, которые<389> только «замещают» уже

упомянутые предметы или даже целые факты в условиях однозначного контекста, а

не называют их как полнозначные имена.

Таким образом, в языке во многих случаях существуют два (или больше) ряда

вариантов для выражения одного и того же содержа­ния: развернутые и

эллиптические формы. Вслед за Р. Якобсоном, их можно было бы считать двумя

взаимозаменимыми субкодами одного и того же кода (Р. Якобсон высказывает эту

мысль в связи с обсуждением соотношения более архаичных, развернутых форм и

современных, более эллиптических [102, 102]). Этот вид вариант­ности

(синонимии) существует наряду с ее другими видами в язы­ковой системе и

актуализируется в речевой деятельности в зависи­мости от речевых стилей.

Широкое использование имплицитные выражения находят в художественной

литературе как особый сти­листический прием (недосказанность как вовлечение

читателя в установление связей).

При обсуждении вопроса о том, все ли в языке связано с мыш­лением, все ли его

элементы выражают мыслительное содержание, намечаются две точки зрения.

Согласно первой, мыслительное со­держание выражается только в лексических

единицах языка, поскольку только они выражают понятия; грамматические же

эле­менты рассматриваются как формально-структурные (строевые), выполняющие

синтаксическую функцию связывания слов в вы­сказывании

14.

Второй подход в противоположность первому исходит из поло­жительного ответа

на данный вопрос. Считается, что каждый эле­мент языка выражает некое особое

мыслительное содержание.

Эта точка зрения лежит в основе концепций, согласно которым любые различия

между языками рассматриваются как проявле­ние особенностей мышления носителей

этих языков, а из отсут­ствия в том или ином конкретном языке специальных

средств для выражения того или иного содержания заключается, что данный

компонент действительности (данное понятие) вообще не отражает­ся в мышлении

данного народа.

Так, например, А. Мартине, констатируя наличие различий между языками в плане

первого членения языка, которое заклю­чается в том, что «любой результат

общественного опыта, сообще­ние о котором представляется желательным, любая

необходимость, о которой хотят поставить в известность других, расчленяется на

последовательные единицы, каждая из которых обладает звуко­вой формой и

значением», подчеркивает, что фактически каждому языку соответствует своя

особая организация данных опыта15

.<390>

Ш. Балли считает, что «общие характерные черты языка дол­жны придавать

выражению мысли определенный аспект, опреде­ленным образом его ориентировать»

[6, 376].

Сравнивая французский и немецкий языки, Ш. Балли выводит их общие

характеристики из отдельных, главным образом, фор­мально-структурных явлений.

Так, например, на основе таких особенностей, как ограниченность безличных

предложений во французском языке и обилие их в немецком, более глагольный

характер немецкого инфинитива и наличие разных вспомогатель­ных глаголов в

пассиве (в немецком werden 'становиться', во французском кtre 'быть' и т.

п.), Балли делает вывод о принци­пиальном различии между этими языками:

французский язык — «статичен», немецкий — «динамичен», или «феноменистичен».

В этом проявляются, по Балли, различные тенденции мышления:

«Феноменистическая тенденция мыслит положение как результат движения,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100