Книга: Общее языкознание - учебник

re­ference. Copenhagen, 1958.

75. G. L. Trager. Paralanguage: A first approximation. «Studies in

Lin­guistics», 1958, v. 13.

76. В. Trnka. On the linguistic sign and the multilevel organization of

language. — TLP, 1. 1964.

77. H. Uldall. Speech and writing. — RiL, II.

78. J. Vachek. Some remarks on writing and phonetic transcription. — Rih,

II.

79. V. H. Yngve. A model and a hypothesis of language structure.

«Pro­ceedings of the American philosophical society», I960, 104, 5.

СПЕЦИФИКА ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА

(в связи с закономерностями развития языка)

Специфические свойства языка как семиотической системы создаются не только

благодаря его особой роли в обществе, его непосредственной связи с мышлением,

сознанием, эмоциями, эсте­тическими вкусами и деятельностью человека, но также

вследст­вие того, что развитие языка, непрерывное и стихийное, не под­дающееся

контролю и планированию, загадочное и неравномерное,<170> постоянно

меняет в языке распределение семиотических связей. Новые функциональные

отношения накладываются на старые, сосуществуют с ними или постепенно их

изживают. Оценивая эво­люцию языка с точки зрения знаковой теории, Ф. де Соссюр

под­черкивал, что «каковы бы то ни были факторы изменяемости, дей­ствуют ли они

изолированно или комбинированно, они всегда при­водят к сдвигу отношений

между означающими и означаемыми» (курсив Соссюра), и далее: «Неизбежность

подобных смещений усугубляется и предопределяется тем, что язык по природе

своей бессилен обороняться против факторов, постоянно передвигаю­щих

взаимоотношениями означаемого и означающего знака» [8, 84].

Уже Соссюр, таким образом, вполне определенно отметил не­отвратимое влияние

фактора развития на семиотическую характе­ристику языка. Посмотрим более

конкретно, какие черты языка как знаковой системы возникают под этим

воздействием, насколько они универсальны и как они соотносятся с методикой

лингвисти­ческого анализа.

НАЛИЧИЕ В ЯЗЫКЕ ПРОМЕЖУТОЧНЫХ ОБРАЗОВАНИЙ

Как всякий организм, язык, эволюционируя, остается функ­ционально тождественным

самому себе. В этом отношении его уместно противопоставить семиотике искусств.

Смена вырази­тельных средств в искусстве может происходить в иных случаях резко

и решительно, так что члены общества перестают понимать его язык. Появление

новых течений в живописи и поэзии нередко обрывает коммуникацию между

художником и зрителем, поэтом и слушателем до тех пор, пока аудитория не

научится соотносить знак с явлением. Еще и сейчас широкая публика не принимает

язык Пикассо и Леже, Врубеля и Сарьяна. Это, однако, вызывает лишь споры в

выставочных залах, но не нарушает нормальной жиз­ни общества, не ведет его к

краху, подобному тому, который, сог­ласно преданию, последовал за

строительством вавилонской баш­ни. Резкое и внезапное изменение системы

языковых знаков не­возможно. Язык развивается исподволь, шаг за шагом, медленно

и едва заметно для общества перестраивая свою структуру (см. подробнее гл.

«Язык как исторически развивающееся явление»). Заменяя одни выразительные

средства другими, он не перестает в то же время выполнять роль основного

средства коммуникации. Постепенность развития языка при непрерывности

исполнения им коммуникативной функции, более того, прочная связанность этих

явлений (язык развивается только в процессе коммуникации), ведет к тому, что в

каждом синхронном состоянии языка присутствует большое количество единиц и

категорий, лишь частично изменивших свое качество, находящихся в процессе

пре<171>образования. Наличие переходных, промежуточных элементов резко

отличает язык от искусственно созданных семиотических систем.

Новые конструкции, единицы и категории языка берут свое на­чало в старых и

качественно иных образованиях. Так, словосоче­тания нередко преобразуются в

сложные слова (ср. умалишенный, местожительство, сногсшибательный),

компоненты сложных слов могут превращаться в суффиксы (ср. нем. -schaft, -heit,

-keit, -tum, -lich, -bar, англ. -ful, -less, русск, -вод, -вед),

знаменатель­ные слова часто становятся служебными (ср. ввиду, несмотря,

благодаря, пусть, бы, хотя). Все эти явления иллюстрируют про­цесс

«понижения ранга» лингвистических единиц; от словосочета­ния к слову, от основы

слова к аффиксу, от полнозначного слова к служебному. Иногда приходится

наблюдать обратный этому про­цесс «повышения» уровня единицы. Так, в русском

языке (как, впрочем, и в ряде других европейских языков) элементы сложных слов

типа фото, радио, авто, метро, кино и т. п. постепенно обре­ли статус

слова. Таким образом, в языке постоянно происходит кругооборот структурных

единиц языка, породивший в свое вре­мя идею о цикличности языкового развития.

Эволюция синтаксического строя языка также происходит пу­тем нарушения баланса

между формой и функцией. Существую­щие синтаксические модели постепенно

начинают втягиваться в новую для них орбиту, выражать иное содержание. Так, в

роман­ских языках указательные конструкции стали широко применять­ся в целях

эмфазы. Ср. фр. Le рère me l'a dit 'Отец мне это сказал' и C'est le

рère qui me l'а dit. 'Именно отец сказал мне об этом'.

Язык, в отличие от прочих знаковых систем, является само­порождающим организмом,

который из себя же самого создает свою новую структуру. В каждую эпоху его

существования в нем присутствует множество образований, не подводимых с

точностью ни под одну из его структурных категорий. Хорошо известны дли­тельные

споры о том, следует ли считать английские конструкции типа stone wall, cannon

ball сложными словами или словосочетания­ми, являются ли элементы типа англ.

for, on, up в положении пос­ле глагола (ср. look for, go on, get up) наречиями

или послелогами, а сами эти конструкции — производными словами или устойчи­выми

словосочетаниями. Германисты ведут долгую полемику о том, относятся ли к

разряду морфем элементы cran- в cranberry, -ceive и -fer в receive, conceive,

refer, transfer, нужно ли считать компонентами сложных слов (т. е. основами),

аффиксами или полу­аффиксами немецкие элементы -mann (Seemann),-zeug

(Spielzeug), -stoff (Rohstoff), -stьck (Werkstьck), -mut (Hochmut), -lebre

(Sprachlehre), ober- (Oberkellner), unter- (Untergruppe). Промежуточ­ный

характер (между словом и морфемой) имеют вспомогательные элементы в так

называемых аналитических формах слов (ср. русск. я буду работать,

он стал слушать, англ. he has done, фр.<172>

j'ai lu, исп. уо he dicho и т. д.). Переходное качество (между

морфе­мой и служебным словом) имеет английский элемент 's (саксон­ская

форма генитива), постепенно превращающийся в послеложный оформитель именной

группы (ср. the king of England's hat). Множество переходных категорий

возникает в процессе прономи­нализации, захватывающем не только полнозначные

слова (ср. русск. один, человек, вещь, дело, штука, фр. on, исп. uno) и

слово­сочетания (фр. quelqu'on, chaqu'on, исп. nosotros, vosotros, usted usнa),

но и придаточные предложения (ср. русск. кто-нибудь, кто хочешь, кто бы то

ни было, исп. quienquiera, cualquiera). Не вполне ясен статус инфинитива

(подлежащее или дополнение) в предложениях типа Невозможно решить

эту задачу.

Подобных примеров можно привести величайшее множество, но каждый, кто

работает над материалом конкретных языков, и без этого хорошо знает, сколь

многочисленны и разнообразны сосуществующие в языке промежуточные единицы и

категории. Трудности, связанные с их описанием, привели к тому, что в

пос­леднее время стала популярна мысль о целесообразности отказа от

«прокрустова ложа» жесткой и бескомпромиссной схемы и предпочтения метода

количественных оценок, согласно которому каждое языковое явление должно

определяться по месту, занимае­мому им на шкале постепенных переходов [11;

13, 259; 15]. Подоб­ный подход к материалу желателен в диахроническом

исследова­нии при наблюдении над процессом накапливания в языке но­вых черт и

отмирания старых. Вместе с тем создание описательных грамматик предполагает

достаточно четкую систематизацию мате­риала, при которой нельзя уклониться от

проведения классифика­ционных границ, даже если они окажутся зыбкими и

условными. Проблема критериев разграничения не может быть снята приме­нением

скользящих классификаций, проводимых то по одному, то по другому признаку.

Поэтому оценка промежуточных, пере­ходных образований относится к собственно

лингвистической про­блематике, излишней в анализе знаковых систем, не

развиваю­щихся самопроизвольно. И тем не менее общая идея, на которую

опирается лингвист в своих оценках, определяется, как будет по­казано ниже,

именно семиотическим (функциональным) подходом к языку.

НЕОБЯЗАТЕЛЬНОСТЬ СООТВЕТСТВИЯ ФОРМАЛЬНО-ГРАММАТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ ЕДИНИЦ

ЯЗЫКА ИХ ФУНКЦИОНАЛЬНОМУ ТИПУ

Хотя промежуточные образования располагаются между са­мыми различными классами

единиц, можно говорить об общей для всех них коллизии, состоящей в утрате

соответствия между фор<173>мой и содержанием, между функцией и

структурным типом. При­чина появления промежуточных образований заключается не

толь­ко в постепенности языковой эволюции, но и в том, что форма и функция

языковых элементов изменяются с разной скоростью. Устойчивость грамматической

структуры сильнее, чем устойчи­вость грамматической функции, вследствие чего

функциональные преобразования происходят обычно быстрее, чем изменения

фор­мальные. Язык, по замечанию О. Мандельштама, «одновременно и скороход и

черепаха» (О. Мандельштам. О природе слова. Харь­ков, 1922, стр. 7). Таким

образом, одной из постоянных характе­ристик естественных языков является

присутствие в них сдвигов между формой и функцией структурных элементов. Так,

идиоматизуясь, словосочетание становится функциональным эквивален­том слова.

Однако оно продолжает члениться на грамматически раздельные слова. Такие

названия цветов, как анютины глазки, кукушкины слезки, львиный зев и

куриная слепота ничем функцио­нально не отличаются от таких названий

растений, как подсолнеч­ник, подорожник, столетник и одуванчик.

Но морфологическая структура первых остается неслитной, двучленной.

Сохранение прежней структуры связано не только с естествен­ным сопротивлением

языковой формы, но и с сознательным воз­действием общества, следящего за

сохранением стабильной формы гораздо строже, чем за сохранением стабильного

значения. В рус­ском языке, например, имена и отчества людей, двойные топонимы,

единые в функциональном отношении, часто претерпевают в уст­ной речи и

морфологическое слияние. Говорят «сказал Иван-Иванычу», «советовался с

Пал-Палычем» и пр. Однако такое упот­ребление почти не проникает в письменную

форму литературного языка и не закрепляется нормативно. В устном разговоре

соот­ветствие формы и функции могло бы быть достигнуто легко и есте­ственно. М.

И. Цветаева рассказывает, что, не зная в детстве от­дельных значений слов,

входящих в состав сочетания памятник Пушкину, она употребляла его

слитно как название одного пред­мета. «Памятник Пушкина был не памятник

Пушкина (родит. падеж), а просто Памятник-Пушкина в одно слово, с

одинаково непонятными и порознь несуществующими памятники Пушкина».

Поэтому казалось естественным говорить «у Памятник-Пушкина», «к

Памятник-Пушкину», «сын Памятник-Пушкина» (М. Цветае­ва. Мой Пушкин. М., 1967,

стр. 37).

Изменение функции языкового знака в конце концов может привести и к изменению

его формальной структуры. Так, став по­казателем буд. вр. всп. глагол

habēre в большинстве романских языков превратился в грамматическую морфему

в составе глаго­ла. Ср. фр. jе fermerai, ит. parleró, исп.

hablaré. В иных случаях такого структурного сдвига не происходит совсем.

Превратившись в показатель перфектности, habēre не был по­глощен спрягаемым

глаголом и сохранил свою формальную отдель<174>ность, отчлененность. Ср.

фр. j'ai lu, исп. he leнdo, ит. ho letto. В грамматическом строе этих языков

появился новый структур­ный тип единиц, функционально адекватный

сосуществующему с ним флективному типу слов. Это дало повод говорить о

нефлек­тивной морфологии.

Таким образом, в языке могут сосуществовать разные по своей структуре

формальные классы единиц, соотносимые с одним функ­циональным типом. Это

свойство, возникающее в ходе перестройки языковых систем, отсутствует в

искусственно созданных кодах.

Грамматическая характеристика единиц языка, как можно бы­ло убедиться, не

сразу приходит или совсем не приходит в соот­ветствие с развившейся у них

новой структурной функцией. Это вызывает необходимость моделирования

промежуточных единиц, в определение которых вводится признак функционального

сдви­га. Так, идиомы обычно квалифицируются как единицы, экви­валентные слову

по значению и подобные словосочетанию по свое­му речевому «поведению».

Аналитические формы слова опреде­ляются как единицы функционально

равнозначные морфологичес­кой словоформе, но сохранившие раздельность

оформления. Хо­тя в определении подобных единиц присутствует указание на их

двойственность, их функциональной стороне придается большее значение, чем их

формальным чертам. Поэтому их принято отно­сить к тому разделу грамматики, в

котором изучается данный тип функции, а не данный тип формы: идиомы изучаются

в лек­сике (а не в синтаксисе), а аналитические формы слова — в мор­фологии.

Так же решается вопрос и об отдельных, разрозненных едини­цах, испытавших

функциональный сдвиг. То, что падежные формы типа русск. шагом, утром,

порой, разом, и т. п. приобрели адвербальное значение, служит основанием

для их отнесения к классу наречий, несмотря на формальную тождественность

тво­рительному падежу соответствующих существительных. Если в испанских

образованиях cualqniera 'кто-нибудь', 'какой-нибудь' и quienquiera 'кто-нибудь'

возобладало значение неопре­деленности и компонент quiera перестал соотноситься

по смыслу с глаголом querer 'хотеть', то это дает повод считать приведенные

образования неопределенными местоимениями, несмотря на то, что показатель

множественного числа присоединяется в них к первому компоненту, вклиниваясь

внутрь слова: quienesquiera, cualesquiera. Поскольку знаковая функция языка в

процессе коммуникации (т. е. отнесения единиц языка к элементам опыта,

денотатам) непосредственно регулируется означаемым зна­ка, а не его означающим,

можно полагать, что функцио­нальные критерии больше соответствуют

семиотическому подходу к языку и в этом смысле являются более структурными.

Признаки формы существенны постольку, поскольку они позволяют судить об

изменении функции.<175>

ОТСУТСТВИЕ ПОСТОЯННОГО СООТВЕТСТВИЯ МЕЖДУ ТИПОМ

ОЗНАЧАЮЩЕГО И ТИПОМ ОЗНАЧАЕМОГО

В предшествующем разделе говорилось о соответствии функцио­нального

содержания единиц их грамматическому типу. Ниже пойдет речь о соотношении

функциональных классов единиц с манифестирующими их звуковыми элемен­тами.

В искусственных знаковых системах обычно строго соблюдает­ся соотнесенность

определенного типа значения и определенного типа формы. В системе алфавитов

(например, во французском алфавите) надстрочный знак, выражающий

дополнительную харак­теристику звука, не может иметь значения отдельного

звука. В арабской письменности диакритический знак обозначает огласов­ку и не

может соответствовать согласному. Знак препинания ука­зывает на интонацию,

расположение пауз, коммуникативное зада­ние (например, вопрос), но никогда не

прочитывается как отдель­ный фонетический сегмент. В этих системах

обозначения некоторые типы означаемого соотносимы с некоторыми типами

означаю­щего. Поэтому определение структурного класса единиц в терми­нах

значения может быть перекодировано в определение, данное в терминах формы. В

естественных языках столь строгое соответ­ствие формы и функции не

прослеживается, хотя и в них существует иерархическая система единиц

содержания и выраже­ния.

В большинстве естественных языков в плане выражения мо­жет быть выделен

следующий ряд единиц, данный по восходящей линии: фон, или звукотип, в

котором слиты акустические черты, благодаря симультанности произношения,

слог, объеди­няющий фоны выдыхательным толчком, фонетическое слово,

группирующее слоги под одним ударением, речевой такт, объединяющий

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100