Книга: Общее языкознание - учебник

исчезновения эти значения стали передаваться специальными кон­струкциями. В

новогреческом языке исчез дательный падеж, раз­личающийся в древнегреческом

языке. Функции исчезнувшего дательного падежа стали выражаться предложной

конструкцией с предлогом s (из древнего eis), ср. др.-греч. tщ ўnfrиpJ

'человеку', н.-греч. stХn ¤nfrwpo.

В тюркских языках когда-то был специальный творительный падеж на -уп.

После его утраты выражаемые им отношения стали выражаться аналитическими

предложными конструкциями. Утра­та во многих индоевропейских языках древнего

родительного падежа вызвала возникновение новых языковых средств, его

заменяющих.

Компенсация свидетельствует о том, что утраченные элементы были

коммуникативно необходимыми.

Внутренние языковые изменения и процессы, не связанные с действием

определенных тенденций

Помимо целенаправленных тенденций и их различных конкрет­ных проявлений, во

внутренней сфере языка наблюдаются про­цессы и изменения, не имеющие

определенной направленности. К этой категории относятся такие явления, как

влияние формы одного слова на форму другого слова, контаминация форм и слов,

переосмысление значений слов и форм, превращение знаменатель­ных слов в

аффиксы, спонтанные звуковые изменения, возникно­вение новых способов

языкового выражения и т. д. Процессы подобного рода происходят в различных

языках постоянно, но их очень трудно квалифицировать как проявление какой-

либо опре­деленной целенаправленной тенденции. Мы не можем сказать, что в

языке существует постоянная тенденция к превращению знаме­нательных слов в

суффиксы или образованию контаминированных форм, или созданию новых способов

выражения. Эти явления имеют место, но они совершаются случайно. Их довольно

много, в целях экономии места мы постараемся охарактеризовать только наиболее

часто встречающиеся.

I. Влияние формы одного слова на форму другого слова.

В различных языках наблюдаются случаи влияния формы одного слова на форму

другого слова.<256>

Так, например, в чувашском языке существует слово pьrne 'палец'.

Соответствием этого слова в родственных тюркских язы­ках является слово

barmaq, ср. тат. и башк. barmaq, тур. parmak 'палец'. Однако чув. pьrne

'палец' не может быть выведено из barmaq, т. к. первоначальное barmaq должно

было бы дать в чувашском языке pьrma. Отсюда можно сделать вывод, что совр.

чув. pьrne возникло в результате влияния формы какого-то дру­гого слова,

может быть слова, обозначающего какую-то часть, или принадлежность пальца.

Действительно, чувашское название ногтя čqrne, которому в ряде тюркских

языков соответствует tyrnaq, в известной мере напоминает по форме чув. pьrne

'палец'. Весьма вероятно, что форма слова čqrne 'ноготь' повлияла на

некогда существовавшее в чувашском языке слово purma 'палец', которое

приобрело новую форму pьrna. Но ведь и само слово čqrne не может быть

выведено из первоначального tyrnaq 'ноготь', которое могло бы дать в

чувашском языке только tq?rna. Остается искать какое-то другое слово, в

результате влияния которого не­когда существовавшее в чувашском языке слово

tq?rna могло пре­образоваться в čqrne. Оказывается, что причиной такого

преобра­зования послужил чувашский глагол čqr- 'сдирать, царапать'.

Такого рода влияния особенно характерны для слов, часто употребляющихся в едином

контексте, например, для числительных. Так, начальное d в русском

девять возникло не из историче­ского п (ср. др.-инд. navam, совр.

перс. nav, лат. novem, готск. nium 'девять'), а при антиципации, т. е. под

влиянием следую­щего за ним десять (ср. также нем. zwei 'два' вместо

zwo при по­следующем drei). Напротив, при ретардации, т. е. под влиянием

предшествующего числительного, имеем чанское čxovro 'девять' (<

čxoro при ovro 'восемь') и љommonte 'восемь' языка тигринья (< љammantй

при љo'attт 'семь')23.

II. Контаминация. В результате влияния одного слова на другое может возникнуть

форма, содержащая признаки обоих слов, ср., например, русский просторечный

глагол загинать = загибать, в котором сказалось влияние форм гнуть

и загибать, или нeм. диaл. Erdtoffel 'кapтoфeль' из Kartoffel и

Erdapfel, нeм. Gemдldniss 'полотно', 'картина' из Gemдlde 'картина' и Bildnis

'изоб­ражение'24. Наблюдаются

также случаи контаминации в одной грамматической форме признаков разных

грамматических форм.

Формы аориста страдательного залога в современном греческом языке типа lЭ?hka 'я

был развязан', lЭ?hkej 'ты был развязан', lЭ?hke 'он был развязан' возникли в

результате контаминации разных форм, первая его составная часть ?h является

показателем древнегреческого аориста страдательного залога, ср.,

др.-гр.<257> ™-paideЭ-?h-n 'я был воспитан'. Второй составной элемент

ka-ke служил в древнегреческом языке показателем перфекта, ср. др.-гр. 'я

воспитал', pe-pa.deukaz 'ты воспитал' и т. д.

III. Объединение разных по происхожде­нию форм по принципу единства их

значе­ния. В различных языках встречаются случаи объединения вод­ной

парадигме форм разного происхождения. В основе образования парадигматических

единств, содержащих элементы различного происхождения, лежит придание этим

элементам какого-нибудь объединяющего — их значения. При этом, по всей

видимости, про­исходит или абстракция от их внешнего облика или превращение

каждого элемента в самостоятельную словоформу. Можно выде­лить два наиболее

типичных случая: 1) придание общего значения основам различного происхождения

и 2) придание общего зна­чения формативам различного происхождения.

Ярким примером первого случая могут служить парадигмы спряжения немецкого

глагола sein 'быть' в настоящем времени и имперфекте.

Настоящее время

Ед. ч. Мн. ч.

1 л. ich bin 'я есмь' wir sind

2 л. du bist и т. д. ihr seid

3 л. er ist sie sind

Имперфект

Ед. ч. Мн. ч.

1 л. ich war 'я был' wir waren

2 л. du warst и т. д. ihr wart

3 л. еr war sie waren

Формы, начинающиеся с b, образованы от индоевропейского корня *bhū

— ср. русск. 'быть', лит. buti, лат. fu-i 'я был', греч. fЭw 'расти',

'произрастать', др.-инд. bhavami 'быть', перс. budan и т. д. Формы ist, sind,

seid, sind образованы от индоевро­пейского корня es, выступающего в разных

степенях аблаута. Этот корень тоже имеет параллели в других индоевропейских

языках, ср. лат. es-se 'быть', греч. ™s-ti 'он есть', др.-инд. as-mi 'я есть' и

т. д. В немецких формах sind, seid, sind этот корень представлен в так

называемой нулевой ступени аблаута. Форма 2-го л. ед. ч. наст. врем. bist

возникла в результате контаминации двух корней bhū и es. Наконец, формы

имперфекта, содержащие элемент w, образованы от сильного глагола wesan

'быть'. В со­временном немецком языке этот глагол не употребляется. Можно

предполагать, что когда-то все эти три корня имели разное зна<258>чение,

но позднее значение у них стало общим, что и послужило причиной объединения их

в одной парадигме.

Формативы разного происхождения тоже могут быть объеди­нены единством значения.

В латинском языке существовала особая система личных окон­чаний перфекта,

которая была представлена в следующем виде.

Ед. ч. Мн. ч.

1 л. -ī -imus

2 л. -isti -istis

3 л. -it -ērunt

Состав этих личных окончаний, если их рассматривать с ис­торической точки

зрения, является довольно пестрым. Окончание 1-го л. ед. ч. -ī

восходит к медиальному перфектному окончанию -ai, которое в латинском языке

через промежуточную ступень -ei превращалось в -ī; личное окончание

2-го л. ед. ч. -isti содержит примету особого аориста -is. Второй составной

элемент -ti, восхо­дящий к -tai, -tei, возник в результате осложнения древнего

перфектного окончания -tha элементом -i-. Окончание 3-го л. ед. ч. -it восходит

к -ed, ср. оск. deded 'он дал'. Возможно, -ed вклю­чает перфектное окончание

3-го л. ед. числа -е, ср. греч. ode 'он знает', к которому

присоединено вторичное личное оконча­ние 3-го л. ед. ч. Окончание 1-го л. мн.

ч. -imus содержит обычное окончание -mus, встречающееся в настоящем времени и в

импер­фекте. Окончание 2-го л. мн. ч. -istis содержит показатель аориста -is и

обычное окончание 2-го л. мн. ч. -tis, окончание 3-го л. -ērunt содержит

то же самое -is, видоизменившееся в -ēr, и обычное лич­ное окончание -unt,

проникшее из системы настоящего времени.

Все эти исторические разнородные образования были наделены одной функцией —

выражать принадлежность результата дей­ствия определенному лицу.

IV. Возникновение новых способов выражения в результате перемещения ассоциаций.

Значение каждого форматива в языке всегда ассоциировано с каним-нибудь

понятием, например, форматив, выражающий мно­жественное число, соотнесен с

понятием множественности предме­тов; форматив, выражающий многократность

действия, ассоции­руется с понятием прерывистого действия, состоящего из

отдель­ных актов и т. д.

Может случиться, что то же понятие начинает ассоциироваться с каким-нибудь

языковым образованием. В результате такого пе­ремещения ассоциаций старый

форматив может полностью или частично замениться новым.

Так, например, в пермских языках понятие принадлежности одного предмета другому,

если обладаемое выступает в роли пря­мого дополнения к глаголу, выражается не

родительным падежом, а особой формой отложительного падежа, хотя в древности

оно,<259> по всей видимости, выражалось родительным падежом, ср.

коми-зыр. босьтic воклысь пыжсц 'он взял лодку брата'.

Определенность имени существительного, сочетающегося с при­лагательным,

некогда выражалась в болгарском языке, как и в других славянских языках,

членными формами прилагательных. В современном болгарском языке

определенность имени существи­тельного выражается постпозитивным определенным

артиклем.

В древнеперсидском языке родительный падеж по неизвестным причинам совпал с

дательным, например, martiyahya означало 'человека' и 'человеку'. В то же

время возник новый способ вы­ражения принадлежности путём соединения

определения и опре­деляемого посредством относительного местоимения hya

'кото­рый', например, kara hya Nadintābirahya 'войско Надинтабира'

(букв. 'войско, которое Надинтабира'). Подобный способ отмечен также в

авестийском языке, например, aēvo panta уо aљahē 'один путь к

чистоте' (букв. 'один путь, который чистоты'). Позднее эта конструкция

совершенно вытеснила старый родительный па­деж, и в современном персидском

языке она является единствен­ным способом выражения связи определения с

определяемым.

В результате развития новых ассоциаций в различных языках постоянно возникают

новые слова, хотя в их появлении не было никакой необходимости. Так,

например, в истории греческого языка слово ‰ppoj было заменено новым словом

Ґlogo 'нера­зумный', лат. ignis 'огонь' было вытеснено во французском языке

новым словом feu (от латинского focus 'очаг') и т. д.

Некоторые типы изменений значений слов также объясняются возникновением новых

ассоциаций. Слово зной в сербохорватском языке означает не 'сильный

жар', а 'пот', слово гвожђе означает 'железо', хотя оно этимологически

связано со словом гвоздь; rivus 'ручей' в испанском и португальском языках

получило значение реки, ср. исп. rio 'порт' , rio 'река' и т. д.

В результате появления новых ассоциаций постоянно изме­няются способы

языкового выражения и языкового членения окру­жающей действительности. Этим

объясняются значительные раз­личия в словарном составе и грамматическом

строе, наблюдаемые в самых различных языках мира. Регулярное языковое

выражение глагольного вида, столь типичное для русского языка, оказыва­ется

совершенно необязательным для многих языков мира; есть языки, имеющие восемь

прошедших времен, и в то же время есть языки, довольствующиеся только одним

прошедшим временем. Языковое членение действительности меняется в различные

ис­торические эпохи.

Древнемарийский язык имел более десяти падежей, в совре­менном марийском языке

их только шесть, в старовенгерском язы­ке было несколько прошедших времен,

современный венгерский довольствуется только одним временем. Причины этих

колебаний часто не ясны.<260>

V. Спонтанные изменения звуков. В соот­ветствующем разделе нами подробно

рассматривались так назы­ваемые комбинаторные изменения звуков, причиной

которых является влияние соседних звуков. Помимо комбинаторных из­менений,

совершаются так называемые спонтанные, или позиционно необусловленные,

изменения звуков. Так, например, межзубное δ в пермских языках во всех

позициях перешло в ľ, утрата носовых гласных в истории славянских

языков также осуществлялась во всех позициях и т. д.

Многие фонологи утверждают, что спонтанные звуковые из­менения происходят под

влиянием сдвигов в системе фонем. Одна­ко этот вопрос детально не исследован.

Надо полагать, что при­чины спонтанных звуковых изменений могут быть

различными [128, 159]. К тому же некоторые изменения, принимавшиеся за

спонтанные, при дальнейшем изучении удавалось объяснить как комбинаторные.

VI. Исчезновение и возникновение фоно­логических оппозиций. Фонологические

оппозиции в языке могут исчезать и возникать вновь. Например, некогда в раннем

общем прибалтийско-финском языке существовали пары фонем п — ń

(nime 'имя', ńōle 'стрела') и s — ś’ (sula

'талый' и śata 'сто'). Позднее палатализованные ń’ и

ś’ совпали с непала­тализованными п и s. В мансийском

языке когда-то существовали фонемы s и љ. Позднее они совпали с

t25.

В некоторых позициях фонемы могут утрачивать различи­тельную способность,

нейтрализуются. Такой нейтрализации, например, подверглись после падения

редуцированных ъ и ь в конце слова и перед глухими согласными

звонкие согласные в русском языке, ср. воз [вос].

В современном финском языке h является фонемой, ср. halpa 'дешевый' и

salpa 'засов'. В уральском праязыке фонемы h не было. В финском языке

источниками этой фонемы были љ, ћ, e, k (в сочетании kt).

VII. Переосмысление значений форм. Мате­риальные средства выражения различных

грамматических категорий относительно ограниченны. По этой причине для

выра­жения новых грамматических значений часто используются уже наличные в

языке формы, значение которых при этом переосмы­сляется. Так, значение

сослагательного наклонения в истории латинского языка было переосмыслено в

ряде случаев как значе­ние будущего времени, в целом ряде тюркских и

монгольских языков значение причастий превратилось со временем в значение

глагольных времен и т. д.

Финский партитив представляет результат переосмысления некогда существовавшего

здесь отложительного падежа. В мор­довских языках этот падеж сохраняется до сих

пор. Ср. эрзя-<261>морд. kudo-do 'от дома', vele-de 'от деревни'.

Значение суффикса этого падежа 'движение от чего-либо' было переосмыслено как

значение части предмета, например, tuota vettд 'принеси воды', т. е. 'какое-то

количество воды'.

Отмечены также случаи превращения словообразовательных суффиксов в падежные

путём переосмысления их значений. На­пример, в маратхи для образования суффикса

родительного паде­жа послужил словообразовательный суффикс -čа (из -tya)

ср., например, gharā-čā 'дома' (-англ. of the house) и

ghar-čā 'домаш­ний'26.

Суффикс превратительного падежа, или транслатива -kc в мор­довских языках

развился из словообразовательного суффикса -kc, означающего предмет, служащий

для чего-либо, например, сур-кс 'перстень', т. е. 'нечто для пальца' ,

кедь-кс 'браслет', т. е. 'нечто для руки'

27.

VIII. Превращение самостоятельных слов в суффиксы. Превращение

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100