Диссертация: Внутренний человек в русской языковой картине мира
одинаково применим и к шестам, деревянным мечам, обладающими этими признаками,
и к состязаниям в военном искусстве, в которых они используются (наблюдение П.
Даунинг). Остальные выведенные Р. Диксоном принципы категоризации (Принцип
мифа и поверья, Принцип важной особенности), по мнению Лакоффа, можно
рассматривать как частные случаи обозначенного выше принципа: мифы, поверья,
важные с практической точки зрения особенности предметов, явлений, событий как
раз и являются теми сферами опыта, которые и определяют категоризацию мира
[Лакофф, 1988].
Категоризация объектов обусловлена не только не только общественным,
социокультурным опытом - при этом весьма значимым оказывается индивидуальный
опыт, индивидуальные психологические особенности личности. Психолингвистический
эксперимент, проведенный Р.М. Фрумкиной и ее коллегами на материале
цветообозначений как средств категоризациии, показал, что процесс определения
сходств и различий объектов (а именно на этой процедуре основана категоризация)
весьма индивидуален и во многом обусловлен ощущениями, непосредственными
представлениями, чутьем и т. п., что определяет индивидуальный опыт человека.
Именно поэтому стратегии категоризации у испытуемых оказались различными. Одни
склонны усматривать сходство ("дилетанты"), другие - различие ("педанты"), одни
всегда классифицируют по цвету, понимая полисемичность цветообозначений типа
лимонный, серебряный ("метафористы"), другие интерпретируют их как
моносемичные, не указывающие на цвет объекта ("буквалисты"), и т. д., см.
[Фрумкина, 2001]. В индивидуальном опыте, таким образом, категоризация
выступает способом упорядочения информации через присвоение субъектом категорий
общественного сознания (универсальных и культурно обусловленных), а
обнаруживающиеся при этом "ее (категоризации. – Е.К.) индивидуальные аспекты
характеризуют специфику отражения мира субъектом" [СПП, с.272].
Таким образом, исследования принципов категоризации, с одной стороны,
опровергли классическую точку зрения, согласно которой понятие абстрактны и
не связаны с опытом, а с другой - подтвердили положение о том, что
концептуальная система зависит от всего нашего физического и
социокультурного, общественного и индивидуального опыта.
4. Гибкая приспособляемость категорий. Лингвистические
исследования категоризации продемонстрировали еще одну важную особенность
когнитивной деятельности, заключающуюся в сочетании двух принципов -
структурной стабильности и гибкой приспособляемости,
интерпретируемых в отечественной науке следующим образом: ".Для ее (когнитивной
деятельности. - Е.К.) эффективности, с одной стороны, требуется по крайней мере
на какое-то время - сохранять постоянный способ организации системы категории,
а с другой стороны, система должна быть достаточно гибкой, чтобы иметь
возможность приспосабливаться к изменениям" [Рахилина, 2001, с. 78]. Категории
при всей стабильности их центра (прототипического сигнификата - набора свойств,
характеризующих "лучших", типичных представителей класса и позволяющих
отграничить его от прочих классов) характеризуются размытостью границ. Один из
наиболее показательных примеров - проанализированное Ч. Филлмором, а затем Дж.
Лакоффом понятие "холостяк". Оно лишь в свете идеализированной модели мира, в
которой есть социальный институт брака и, соответственно, все зрелые, способные
содержать семью мужчины, делятся на женатых и неженатых, представляет собой
категорию с четко очерченными границами. В свете же всей имеющейся у человека
информации о мире (в котором приняты разводы, существуют гомосексуализм,
монашество и др.) границы категории размываются, вследствие этого весьма
затруднительно дать однозначный ответ на вопрос: холостяк ли римский папа или,
скажем, мусульманин-многоженец накануне вступления в брак с еще одной женщиной?
(пример Дж. Лакоффа [Лакофф, 1988, с.42]. Подобные примеры обнаруживают
отклонение традиционной теории категоризации, согласно которой высказывание о
категории содержит утверждение о том, что некий объект является членом данной
категории, либо им не является.
Гибкая приспособляемость сказывается в возможности расширения категории, при
которой оказывается возможным подвести явление под определенную категорию при
видимом отсутствии у него объективно значимых признаков, определяющих
"семейное" сходство с прототипом (другими словами, при отсутствии общих
характеристик сравниваемых реалий). Это имеет самое непосредственное
отношение к явлению, получившему в лингвистической семантике название
категориальной несовместимости или категориальной ошибки, состоящей "в том,
что объекту, принадлежащему к одной категории (типу, сорту) сущностей,
имеющихся в мире, приписывается свойство, присущее объектам другой категории
(типа, сорта)" [Кобозева, 2000, с. 204].
В дискурсах (прежде всего публицистическом, художественном, научно-
популярном), делающих ставку на образность, экспрессивность изложения,
эстетическое воздействие, к категориальной ошибке прибегают сознательно как
особому стилистическому приему - способу индивидуализации или оценки объекта.
Скажем, одним из показателей категориальной аномалией в языке выступает
стилистическая фигура, получившая название «олицетворение»: в ее основе лежит
предикация человеческих свойств неодушевленнным сущностям:
Читатель не предполагает
и не мерещится уму,
ум потому и не лукавит.
(Б. Ахмадулина. Сны о Грузии)
Созвездье кроткое овечье,
провозвести или пробей:
как прочь прогнать ума оплошность
и знанье детское сберечь.
(Б. Ахмадулина. Сны о Грузии)
В двух полушарий холм или проем
пытался вникнуть
грамотей-компьютер -
двугорбие дурачилось при нем.
(Б. Ахмадулина. Глубокий обморок. I. В Боткинской больнице)
Представленные стихотворные строфы являются типичным примером олицетворения:
психическому феномену (уму - в первых строфах, мозгу - в
последней) приписываются поведенческие признаки человека: способность лукавить,
дурачиться, совершать оплошности, которая, в частности, может стать результатом
работы воображения (мерещиться). Категориальный сдвиг особенно заметен
при параллелизме конструкций, например: Теперь он [Павлов]
постарел и, как за глаза поговаривали знакомые, "сильно сдал". Иногда ему
казалось,
что страсть его тоже состарилась вместе с ним.(Юденич М.
Я отворил пред тобою дверь.). Это же относится к высказываниям, в которых
субъект - характеризуемый компонент - и предикат (или компонент, находящийся с
определяемым словом в полупредикативных отношениях) - характеризующий компонент
- относятся к разным понятийным сферам, например предметно-пространственное,
физическое и идеальное, абстрактное: И душа моя, поле
безбрежное, Дышит запахом меда и роз (С. Есенин)
[3]; Да у него голова - целый дом союзов (из разг.
речи).
Категориальная несовместимость, которая порождает бессмыслицу вне указанных
выше прагматических условий (и потому квалифицируется в этом случае как
ошибка - "неоправданная образность речи", "нарушение границ лексической
сочетаемости, связанное с предметно-логическим несоответствием понятий"),
"обнаруживается в любой живой поэтической метафоре, в составе которой не
только не затемняет содержание, но служит средством повышения образности,
выразительности речи" [Кобозева, 2000, с. 205]. Эффективность метафоризации
во многом (хотя и не всегда, учитывая так называемую внутреннюю метафору,
образующуюся за счет внутренних резервов одного и того же поля [Москвин,
2000]) определяется неожиданностью, оригинальностью, "дерзостью" в смещении
границ разных категорий. В основе хорошей метафоры, по выражению Аристотеля,
лежит "интуитивное восприятие сходства несходных вещей" (цит. по: [Уилрайт,
1990. С. 84]).
5. Неосознанный характер категориального расчленения мира. В
повседневной практике мы прибегаем к категоризации постоянно: категориальность
- это "свойство восприятия, существующее на уровне сознания и характеризующее
личностный уровень восприятия" [СПП, с. 272]. При этом категоризация, как
правило, не является самоцелью, - она лишь "звено в пределах некоторой цепочки
действий, ориентированных на решение конкретной задачи" [Фрумкина, 2001, с.90],
отсюда и выявляемая психологами неосознанность категориальных структур
индивидуального сознания и наблюдаемая во многих случаях неспособность субъекта
категоризации эксплицировать, чем один объект сходен с другим, отличен от
него. Принцип сведения к прототипу, заключающийся в поиске места для нового,
незнакомого феномена (впечатления, отношения, объекта, действия) в
"категориальной сетке" (термин Р.М. Фрумкиной), является одним из общих
принципов организации разных видов человеческой деятельности и тесно связан с
процессами концептуализации мира (его осмысления) [Кустова, 2000, с.85-86;
Красных, 2001, с.165; Фрумкина, 2001, с. 62-63]. В повседневной когнитивной
практике категориальные сдвиги, влекущие за собой категориальную ошибку, не
являются самоцелью и зачастую просто не осознаются. Типичный пример -
проанализированные Дж. Лакоффом метафорические понятия "время - деньги", "спор
- война", упорядочивающие повседневную деятельность представителей западной
культуры [Лакофф, 1990].
Наблюдения за использованием категориальных классификаторов в языке позволило
выявить основные когнитивные механизмы, лежащие в основе расширения категорий
(категориальных сдвигов). Состав этих "мотиваций" уточнил Дж. Лакофф [Лакофф,
1988] и представил их в виде следующего перечня.
· Трансформация схемы образа. Этот механизм
базируется на способности человека формировать схематические представления
образов предметов, явлений и включать последние - на основе выявляемых в
процессе этой схематизации признаков - в определенные категории.
· Метонимия. Действие этого когнитивного механизма
связывают с особенностями устройства нашей концептуальной системы. Информация о
мире, как известно, хранится в памяти человека не в хаотическом беспорядке, а в
особых структурах знания - фреймах, сценариях, которые представляют
типизированную ситуацию (объект) в виде ассоциативного набора обязательных или
факультативных компонентов, слотов (соответствующих количеству элементов,
выделенных в данном фрагменте опыта) или, соответственно, в виде алго-
ритма, инструкции (последовательности действий, необходимых для выполнения
некой задачи). Именно перенос признака внутри одной когнитивной структуры с
одного ее компонента на другой (такова трактовка метонимии в терминах
когнитивной семантики) и позволяет категории расширить свои границы.
· Мотивация, связанная с существованием конвенциальных
ментальных образов. Данная формулировка, по крайней мере, в том виде, в
каком она предстает при переводе на русский язык, не вполне четко проясняет
сущность описываемого когнитивного механизма. Эта информационная неполнота, по
нашему мнению, в определенной степени восполняет приводимый ниже
иллюстративный материал, представленный Лакоффом.
Возможность отнесения мотков, клубков ленты к категории hon ("прямой,
длинный, несгибаемый предмет") в японском языке объясняется именно
существованием конвенциального образа разматываемой ленты, который включает
два компонента: представление о смотанной ленте и представление о размотанной
ленте, схематично репрезентируемой в виде длинного тонкого предмета (здесь
срабатывает первый по списку когнитивный механизм). Данный пример показывает,
что в основе этого расширения категории, как и в случае с метонимией, лежит
все тот же процесс актуализации тех компонентов знания о рассматриваемом
явлении, которые отвечают условиям включения в категорию. Разница, как нам
представляется, лишь в том, что в данном случае концепт ("клубок")
поворачивается своей сценарной стороной (смотанная лента → размотанная
лента, превращенная в длинную узкую полоску ткани).
· Метафора. Данная когнитивная операция трактуется
как способ представлять одну концептуальную область сквозь призму другой,
перенося при этом из области-источника в область-мишень необходимые
(достаточные для отнесения к определенной категории) компоненты когнитивной
структуры.
Итак, категория как явление обыденной понятийной системы, инструмент когнитивной
деятельности человека (а не абстрактная конструкция, не идеализированная
модель, не научно выверенное и или философское построение) представляет собой
психологическую структуру с нестрогими, не четко очерченными границами, которые
могут смещаться в зависимости от нужд индивида, использующего категорию как
средство осознания мира. Эти подвижные, гибкие,
естественные мыслительные категории, которыми человек пользуется в ситуациях
познания, возникающих в повседневной деятельности, и которые, наряду с
общими «объективными» знаниями о мире, формируют его модель мира, обобщая
индивидуальный и коллективный опыт [Иссерс, 1999, с. 41-42; Галич, 2002, с.
4-5, 44-54], получили в литературе последних лет (см., например, указанные выше
работы) особое терминологическое определение – когнитивные, позволяющее
отграничивать их от смежных понятий: категорий научных, логико-философских
.
Уяснив главные особенности обыденной категоризации на фоне более строгой,
последовательной – научной, определив специфику естественных категорий
(инструментов повседневной познавательной деятельности) при сравнении с
категориями научного, философского познания мира, обратимся к понятию
семантической категории. (Предваряя экскурс в историю понятия СК, необходимо
сделать следующее замечание. Цитируя теоретические источники, созданные
задолго до всплеска когнитивистики, и отражая присущее тому периоду состояние
терминологического аппарата науки, мы используем вместо термина «когнитивная
категория» термин «понятийная (или мыслительная) категория», всякий раз имея
при этом в виду феномены не научной и логико-философской, а естественной
категоризации.)
1.2.2. История формирования понятия «семантическая категория».
Категории логики, философии да и многих наук рассматриваются в соответствующих
областях знания как определенные ментальные сущности (предельно общие понятия о
наиболее общих, существенных свойствах и отношениях реальности, - результат
"сжатия неисчерпаемого многообразия мира" [Фрумкина, 2001, 62] до определенных
рубрик (классов, групп, типов и под. общностей объектов, явлений, отношений,
действий и т.п.)) - безотносительно к знаковым средствам и способам их
реализации. В современной лингвистике, изучающей язык в неразрывной связи с
мышлением, деятельностью, в том числе концептуальной, с некоторых пор особый
интерес представляют когнитивные категории в их языковом воплощении,
рассматриваемые как смысловая основа (отвлеченно-понятийный инвариант)
интеграции и функционального взаимодействия различных потенциальных средств их
выражения (системно-языковой аспект), как мыслительная основа реального
сообщения о мире, слитая со способами ее представления (функционально-речевой
аспект). Другими словами, в лингвистике категории рассматриваются как
мыслительно-языковые сущности.
Являясь по своему происхождению внеязыковыми феноменами (ментальными
репрезентациями реальности), включаясь в языковое (семантическое) содержание
сообщения в качестве его мыслительной основы, воплощаясь в нем, понятийные
категории перестают быть собственно понятийными, неязыковыми [Бондарко, 1978,
с.5-6]. Этой сменой "статуса" категорий, по-видимому, и следует объяснять
введение в лингвистическую практику их особого терминологического обозначения -
"семантические категории"[4] (его
более редкий аналог - "смысловые категории языка", см. [Шведова, Белоусова,
1995]). Это обозначение использует целый ряд ученых, в частности А.В. Бондако,
Т.И. Стексова, Ф.А. Литвин, Т.В. Маркелова, акцентируя таким образом внимание
на особом аспекте существования категорий человеческого мышления – их языковом
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24
|