Диссертация: Внутренний человек в русской языковой картине мира

может быть, открыла бы какой-нибудь приют для животных. У меня все время

разные идеи в голове бродят (из газ. Интервью с Т. Арко); Я знаю,

что это большой удар. но, по-моему, лучше знать, чем блуждать в потемках

(Т. Толстая. Кысь). Подобные примеры приводят к выводу о том, что, по-видимому,

именно определенность направления движения мысли выступает в русской ЯКМ

символом интеллектуальной ясности. Использование образной схемы

дезориентированного движения для семантической репрезентации человеческих

переживаний, внутреннего беспокойства (метущаяся душа), вероятно,

связана со специфической русской национальной идеей, концептом

неприкаянности, содержание которого составляет представление об особом

состоянии растерянности и внутреннего душевного дискомфорта, связанного с

безуспешными поисками такого места, где бы человеку было спокойно и хорошо

[Шмелев 2002: с. 353].

Наблюдения показывают, что прагмастилистический статус субъектной СК,

обладающей богатым образно-ассоциативным потенциалом, может быть самым разным.

Субкатегориальные субъектные смыслы формируют, в частности, семантику

экспрессивов, представляющих собой эстетически и концептуально значимые

образно-ассоциативные комплексы, помогающие наглядно, убедительно, выразительно

описать внутренние состояния человека. Таков, например, развернутый

персонифицированный образ тоски, создаваемый в процессе последовательного

семантического согласования лексических единиц и грамматических форм,

реализующих образно-ассоциативный потенциал агентивной категории: По

рта,обшаривала его всего руками.(В. Шукшин. Верую!).

В научном и в религиозном дискурсах можно обнаружить тексты, содержательно

(концептуально) организованные субъектной СК. Так, в произведениях религиозной

тематики, обращенных к проблеме человека, субъектная категоризации духа,

осуществляемая в результате его олицетворения (см., например: дух, жаждущий

Высшей Радости и Истины (А. Кураев), дух ищет своего воплощения (А.

Мень)), вовсе не является данью классической поэтической традиции.

Представление о духе как о сверхлегкой субстанции, частице мира высшего,

божественного в человеке, формирующее внутреннюю форму выражений типа

собраться с духом, дух вон, испустить дух [Урысон 1999а; Шмелев 2002:

302-306], утраченное современными носителями русского языка, выступает в

данных примерах в качестве содержательных элементов сообщения. Оно отражает

присущий христианской антропологии взгляд на природу человека, которая

определяется триадой «дух – душа – плоть». Примером подобного прагматического

использования рассматриваемой СК в научной речи может послужить статья И.

Смирновой «Сколько нас в нас» (Наука и религия. 2001. № 6), содержательно

восходящая к наивному представлению о множественности alter ego человека,

заполняющих его внутреннее пространство и изнутри участвующих в его жизни.

Языковым образам обитателей (субъектов) внутреннего мира человека, формирующих

метафорическую систему текста (внутренний диалог; беседовать с собой; делить

жизненный опыт между двумя и большим числом личностей, конфликтующих

между собой; отыскать оппонента в самом себе), поддерживающихся

композиционно (научными описаниями случаев раздвоения личности), в данном

случае, по-видимому, следует отказать в статусе вспомогательного средства

создания эстетически-образного эффекта. Они представляют собой смысловое ядро,

определяющее содержание сообщения.

3. 2. Образно-ассоциативный и прагмастилистический потенциал

семантической категории и субкатегории объекта

В процессе мыслительно-речевой интерпретации внутренних состояний человека

нередко используются категории объекта и инструмента, входящие в состав более

широкого системного образования – категории деятельности, содержание которой,

по сути, может быть сведено к представлению о специфической человеческой форме

активного отношения к окружающему миру, заключающегося в целесообразном

изменении и преобразовании объектов [Новая философская энциклопедия 2000, т. 1:

633]. Сообщения о внутреннем человеке, внутреннюю форму которых формирует ПСМ

квазидействия Х делает что с чем при помощи чего, обнаруживают

синкретизм объектно-инструментальных категориальных значений. В частности,

органы психики семантически репрезентируются как объекты каузативного

воздействия психического субъекта (см., например: ломать голову, напрягать

память, шевелить мозгами), которое, в свою очередь, предстает как средство

достижения поставленных целей (так, голову ломают - чтобы найти

решение, память напрягают - чтобы вспомнить нечто, мозгами шевелят

- чтобы понять нечто). В подобных случаях органы внутренней жизни выступают в

качестве инструментов - средств опосредованного достижения цели, через действие

(будучи его объектами), непосредственно соотнесенное с целью и, если по примеру

В.А. Ямшановой выстроить иерархию категориальных смыслов, представляющее

собой, средство первого ранга [Ямшанова 1989].

Уделяя должное внимание подобным случаям категориального синкретизма,

необходимо охарактеризовать каждую из обозначенных в начале раздела 3.2.

заголовке отдельно – их средства выражения, образно-ассоциативный потенциал и

прагмастилистическую нагрузку.

В самом общем виде объект определяется в научной мысли как то, на что направлена

активность субъекта [Новая философская энциклопедия 2000, т. 3: 136]. При этом

делается акцент на его связь с понятием агентивности (активного осознанного

воздействия субъекта на объект, обусловливающего изменения свойств и состояний

последнего), см., например, определения структурно-смыслового компонента

синтаксических единиц, называющего соответствующего участника ситуации –

«объект», в терминологических словарях: объект – компонент с

предметно-вещественным значением, подвергающийся действию или каузативному

воздействию [Золотова 1988: 431]; объект – семантический актант глаголов

действия, обозначающий такой предмет, который непосредственно подвергается

данному действию [Апресян 1999: 25]. Однако как явление повседневной

категоризации объект представляет собой понятие с нечетко очерченными

границами. В частности, об объектах говорят применительно • к предметам,

которые не могут изменять свои свойства в результате действия, поскольку

заранее, до действия не существуют, а возникают в процессе деятельности

субъекта (строить дом, сочинять стихи, где дом, стихи – это так

называемые экзистенциальные каузативы); • к предметам, существование которых в

качестве пределов деятельности только прогнозируется (ловить рыбу, охотиться

на лис); • к предметам, которые не подвергаются действию / воздействию в

привычном смысле этих слов (разглядывать картину, прослушать пьесу,

запомнить решение, где картина, пьеса, решение – это объекты

восприятия) [Падучева 1992].

Выделяется два обязательных условия подведения предмета (в широком смысле) под

категорию объекта. Во-первых, это внеположенность этого предмета субъекту (хотя

бы мысленно он отчужден от субъекта). «В действительности объектом может стать

все, что существует. Вместе с тем . важно иметь в виду тот принципиальный факт,

что объект внеположен всегда субъекту, не сливается с ним. Эта внеположенность

имеет место и тогда, когда субъект имеет дело с состояниями собственного

сознания, своим Я, и тогда, когда он вступает в отношения с другими

субъектами» [Нова философская энциклопедия 2000, т.3: 136]. Во-вторых,

необходимым условием является наличие некоторых отношений, связывающих субъект

и объект: «Объект не тождественен объективной реальности. та часть последней,

которая не вступила в отношения к субъекту, не является объектом.» [Там же].

Таким образом, в круг объектов включаются предметы физического мира, тело

человека, его части, другие люди, их сознание, предметы культуры – все, что

отвечает указанным условиям. Помимо этого в качестве объектов могут быть

представлены как внутренний мир человека в целом, так и отдельные его части.

При этом психическое осознается не как неотъемлемое от человека свойство,

состояние, способность, орган, а как одна из отчужденных от него частей,

выступающая в роли одного из персонажей сообщения, «как бы наблюдаемого со

стороны . подлинного (физически реального Я-субъекта» [Одинцова 2001: 77], см.:

надежду и др. Замечено, что, делая объектом нашей речи-мысли психику

человека, мы склонны представлять ее составляющие «не только как нечто

отдельное от нас, но как нечто, вступающее с нашим «я» в определенные,

дружеские или враждебные, отношения.»[Арутюнова 1999: 386]. Все многообразие

субъект-объектных отношений, устанавливаемых между человеком и его частью (будь

то орган «душевной» жизни (душа, сердце), ментальное или эмоциональное

состояние (чувство, сомнение), результат ментальной деятельности (идея, мысль)

или внутренний мир в целом как составная часть личности), можно свести к

нескольким ПСМ образно-ассоциативной репрезентации явлений психики в событийных

контекстах.

1. В сообщениях, реализующих ПСМ Х обладает чем, между субъектом

и отчужденным от него, внеположенным ему психическим феноменом устанавливаются

отношения принадлежности, владения (посессивные отношения).

Компонентами модели обладания являются: субъект-посессор – реальный субъект

состояния, носитель психологических качеств; посессивный объект – внутреннее

состояние, качество, орган психики, отвечающий за их проявление,

интерпретированные как предметы обладания; наконец, предикат,

устанавливающий отношения принадлежности, владения. Данная модель, как правило,

реализуется в предложениях одного из следующих структурно-смысловых типов.

Во-первых, это могут быть субстантивные синтаксические конструкции, в которых

субъект-обладатель психического феномена грамматически оформляется как

локализатор (предложно-падежной формой У + род. падеж имени), а

приписываемый субъекту феномен получает форму бытующего предмета (форму

им.. падежа), вводимую бытийным глаголом, см.: У меня сегодня хорошее

настроение; У нас было желание уйти; У тебя нет совести.. Их семантические

эквивалентами, по-видимому, можно считать безличные предложения с личностным

локализатором, естественно учитывая при этом, что последние в имплицитной форме

содержат квалитативную оценку психических качеств, свойств (У нее хватило

мужества сказать правду; Дружба, верность, привязанность - все

у него было, не хватало чувства интимного (Д. Гранин.

Вечера с Петром Великим).

Во-вторых, рассматриваемая модель может реализоваться в глагольных конструкциях

с глаголом-предикатом обладания. Эти глаголы передают идею принадлежности,

обладания в чистом виде (иметь совесть, обладать выдержкой) или с

определенными смысловыми приращениями. См. пример использования предиката

обладания владеть, осложненного дополнительным семантическим признаком

власти глагол, в высказывании Он очень расстроился и уже не владел

собой, в котором отрицается способность человека оставаться

хозяином своих эмоций и чувств, проявлять самообладание, сохранять

хладнокровность, уметь сдерживать свои порывы. Ср. еще высказывания, в первом

из которых идея обладания выражена в чистом виде, а во втором ей сопутствует

сема заботы (ухода, попечения):: Она обладала крепким здравым смыслом

философов (Д. Гранин. Вечера с Петром Великим); Содержать слиишком

большой штат «я» очень ответственно и хлопотно, поэтому многие

выбирают более простой путь: путь упрощения себя. (Н. Козлов. Как

относиться к себ и клюдям.). Круг предикатов обладания расширяется за счет

использования глаголов, первоначально обозначавших различные «внешние»,

физические, социальные, действия человека (Он питает интерес к науке; Он

испытывает к тебе нежные чувства).

Семантика высказываний рассмотренных семантико-синтаксических моделей,

реализующих отношение обладания, может быть описана следующим образом: человек

характеризуется через указание на принадлежащие (приписываемые) ему «предметы»

внутреннего мира человека. Таким образом, эти конструкции можно семантическими

коррелятами предложений адъективного и глагольного типа, изначально

предназначенных для характеристики лица, прямого, реалистического изображения

внутренних состояний человека, ср.: У него нет сердца. - Он груб,

намерение уйти – Он хотел уйти; У нее был ум – Она была умна.

Высказывания, реализующие в своей грамматической структуре семантическую модель

обладания, позволяют использовать для характеристики внутренних состояний

прилагательные, обладающие большим семантическим потенциалом, чем наречия:

практически каждый из «предметов» психики имеет в русском языке широкий круг

эпитетов, несущих особую смысловую и эмоционально-экспрессивную нагрузку,

привлекающих внимание к особенностям описываемой психологической ситуации: силе

и глубине человеческого чувства (Она питала к нему глубокое / всепожирающее

/ необъятное / яркое / буйное и т.д. чувство); умственной

одаренности / ограниченности человека (У него была светлая / крепкая /

толковая / безмозглая / дырявая / тупая и пр. голова), степень

душевной взволнованности (Я испытывала глухое / горькое / затаенное / бурное

/ пламенное и пр. волнение) и т. д.

2. В высказываниях, реализующих ПСМ Х что делает с чем,

отчужденный «предмет» психики интерпретируется как вовлеченный в деятельность

субъекта (человека) объект. Отношения, устанавливаемые между субъектом и

объектом, а также тип последнего обусловливается семантическими свойствами

глагола-предиката действия. Кратко охарактеризуем эти типы.

2.1. Посессивный объект при так называемых донативных глаголах [Золотова

1988: 430], обозначающих действия, связанные с изменением отношений

принадлежности, владения (дарить, лишать, делиться и т. п.).

В высказываниях, реализующих данную объектную модель, внутреннее состояние

человека может быть репрезентировано как:

▪ результат утраты – обретения субъектом какого-либо явления психики,

грамматически оформленного как предмет, формой вин. падежа имени

существительного (Она неожиданно для себя нашла радость

;

▪ полной или частичной передачи другому лицу – участнику ситуации

компонента своей «внутренней вселенной», имя которого получает форму вин.

или твор. падежа (Отдавать сердце любимым - это дано не

выздоровление; В старости она охотно делилась своими воспоминаниями с внучкой);

▪ взаимного обмена «предметами» психики, грамматически оформленными

твор. падежом, между двумя субъектами (С детства у друзей вошло в

привычку обмениваться знаниями, мнениями о самых

разных вещах). См. пример реализации рассматриваемой субкатегориальной

модели: Он прав. На грех делиться / крайним знаньем/ Запрет наложе,

страшно / молвить: Кем. / Мозг – не сообщник помыслов / о мозге (Б.

Ахмадулина. Глубокий обморок)..

2.2. Внутренний объект, или экзистенциальный каузатив при глаголах

созидания / уничтожения. В сообщениях, реализующих данную модель, психическое

состояние человека репрезентируется как результат созидательной или

разрушительной деятельности субъекта.

В качестве предикатов при таком способе семантической интерпретации явлений

психики используются переосмысленные имена и глаголы действия человека в

социальной и предметно-пространственной сферах. При этом лишь часть из них в

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24