Диссертация: Внутренний человек в русской языковой картине мира

воплощении. Семантические категории (СК) рассматриваются как способы

репрезентации когнитивных категорий (структур сознания человека, которые

"отражают общие закономерности познания мира безотносительно к возможным

средствам их выражения)" [Литвин, 1985, с.47-48]) в системе семантических

единиц, структур и правил естественного языка.

Формирование понятия семантической категории в лингвистике представляет собой

достаточно длительный процесс ее поэтапного выделения в ряду смежных понятий

и постепенного накопления знаний о ее дифференциальных признаках. Основы

учения о СК были заложены еще классиками отечественной науки - А.А. Потебней,

А.А. Шахматовым, А.М. Пешковским, чье внимание привлек отвлеченно-

понятийный аспект семантики различных языковых единиц.

Различия в способах воплощения универсальных категорий человеческого мышления и

познания легло в основу рассуждений А.А. Потебни о преимуществах формальных

языков, каким, в частности, является русский, перед языками других типов, "в

коих подведение лексического содержания под общие схемы, каковы предмет и его

пространственные отношения, действие, время, лицо и пр., требует каждый раз

нового усилия мысли", поскольку соответствующих грамматических форм не имеют

[Потебня, 1958]. Ученый обратил внимание на то, что категории, формирующие

первоначальную классификацию образов и понятий человеческого мышления, в языке

далеко не обязательно преобразуются в категории грамматические (формируя

системы противопоставленных грамматических величин). Они вполне могут

выражаться и лексически (в семантической структуре лексической единицы), и

словообразовательно (в значении словообразовательной морфемы), ср. описание

множественности в числовых формах имени и в словосочетании "много" + имя,

категории прошедшего, выраженную грамматически, временной глагольной

формой, и лексически, наречием "давно", категории одушевленное лицо,

выраженную словообразовательным аффиксом со значением лица (спасти +

итель □) и корневой морфемой отдельного слова (retten-mensch =

спасти - человек).

Большую ценность представляют собой отдельные замечания об обнаруженных в самой

языковой ткани системе средств и способов представления категоризации

действительности, сделанные А.М. Пешковским в ходе описания грамматического

строя в работе "Русский синтаксис в научном освещении" (1914). Его внимание, в

частности, привлекли общие, инвариантные компоненты в значениях разных

грамматических единиц - отвлеченно-понятийный аспект языковой семантики. Идя от

изофункциональности разных грамматических форм и конструкций, А.М.

Пешковский выделяет совокупности единиц как особые "формы мышления" говорящих

на русском языке, имеющие одну понятийную основу. Именно на основе смыслового

инварианта (категории обобщенного лица) А.М. Пешковский выделяет различные по

структуре предложения (односоставные с глаголом-сказуемым в форме 2-го л. ед.

ч. и 3-го л. мн. ч., двусоставные с подлежащим-личным местоимением, с

подлежащим-существительным, употребленным "в общем смысле", т.е. с неконкретным

референтным статусом) в отдельную семантическую разновидность (обобщенно-личные

предложения) - особую форму мышления, позволяющую соединять личное с общим,

единичное с типичным, субъективное с объективным. В сущности говоря, ученый

подходит к идее отсутствия у понятийных категорий, выражаемых в языке,

жесткого уровневого характера. По крайней мере, именно так была представлено

им метафизическое по своей сути понятие внеличности (признака, состояния,

действия), объединяющее вокруг себя категорию безличных глаголов, инфинитив,

субстантивы, безличные и так называемые неопределенно-личные предложения,

способные в большей или меньшей степени абстрагироваться от лица - субъекта

действия, носителя признака, состояния.

В этот период в качестве особых языковых инструментов категоризации

рассматриваются части речи. Величайшей иррациональностью языка называет А.М.

Пешковский предоставляемую всякому говорящему возможность грамматически

опредмечивать любое непредметное представление (движение, состояние человека,

пространственное представление и пр.), помещая их в один ряд с "реальными"

предметами, названными существительными, предметность которых заключена не

только в их формальном, но и в вещественном значении. "Категория

существительного имеет огромное значение для нашей мысли, - пишет ученый. -

Без нее невозможно было бы никакое знание, никакая наука. Нельзя было бы,

например, говорить ни о свете, ни о тепле, ни о самом языке; ведь ничего

этого отдельно не существует" [Пешковский, 1956, с. 73]. Обращаясь к

общекатегориальным значениям, грамматическим свойствам частей речи (в

частности, зависимость ∕ независимость форм), А.М. Пешковский приходит

к выводу о том, что части речи есть "не что иное, как о с н о в н ы е к а

т е г о - р и и м ы ш л е н и я в их примитивной общенародной стадии

развития" [Там же, с. 74]. "Существительное и есть для языковой мысли то, чем

для философской мысли является субстанция. А тому, что в философии называют

"атрибутом" и "акциденцией", в языке соответствуют. п р и л а г а т е л ь н о

е и г л а г о л" [Там же]. К подобным выводам приходит и А.А. Шахматов в

работе "Синтаксис русского языка" (1920): "Существительное, прилагательное,

глагол, наречие, местоимение являются названиями соответствующих

представлений о субстанции, качестве-свойстве, действии-состоянии,

отношения.". "Что касается с л у ж е б н ы х ч а с т е й р е ч и -

предлога, союза, префиксов и частицы, то они не находят соответствия в

психологических наших представлениях и являются только средствами для

обнаружения наших представлений в других словах" [Шахматов, 2001, с. 429].

Последовательно проводя параллели между частями речи, выделенными на основе

синтаксического признака (роль в предложении, зависимость ∕

независимость грамматических форм) и базовыми категориями человеческой мысли,

ученый выделяет две неравновеликие группировки в системе грамматических

классов слов. С одной стороны - существительные (и субстантивные имена),

местоимения-существительные, в своей грамматически независимой форме

соответствующие представлению о субстанции (независимым представлениям о

предметах, явлениях, состояниях, действиях), с другой стороны - все прочие

знаменательные части речи, по своему существу (имеющие грамматические

зависимые формы) соответствующие зависимым представлениям о пассивных и

активных признаках, обнаруживающихся в субстанциях (атрибутах, акциденциях).

Подобные замечания о связи языка с мышлением, понятийной системой человека,

попытки систематизировать грамматические единицы на основе их

изофункциональности, обнаруженных в их семантике смысловых инвариантов

сыграли важную роль для дальнейшего формирования и развития представления о

СК.

Важные шаги к прояснению сущности СК были сделаны во 2-й трети ХХ в. -

в период начала подъема интереса лингвистической науки к проблемам отношения

языка и мышления, а следовательно, языковых и понятийных категорий. На этом

этапе, в сущности, и были заложены основы учения о СК. При отсутствии

фундаментальных исследований, отработанных дефиниций этого феномена в

совокупности отдельных частных наблюдений за языком, попутных замечаний,

предположений постепенно вызревало представление о СК, которое, не меняясь в

своей основе, углубляется, упорядочивается, частично подправляется

современной наукой.

Пафос исследований этого периода состоял в описании системы языка в аспекте

ее обусловленности логикой мышления. Закономерным в данном случае оказался

интерес к изучению воплощенных в языке категорий, выступающих

«непосредственными выразителями норм сознания в самом языковом строе», «тем

соединяющим элементом, который связывает, в конечном итоге, языковой материал

с общим строем человеческого мышления» [Мещанинов, 1945, с. 15].

Грамматические значения стали рассматриваться как особым образом воплощенные

и преломленные в тех или иных исторически сложившихся системах грамматических

величин (грамматических классах, рядах форм, типах синтаксических

конструкций) наиболее общие понятия (категории) человеческого мышления, и,

таким образом был сделан вывод, что «грамматический строй языка, по крайней

мере в самых общих чертах, обусловливается логикой мышления» [Савченко, 1967,

с. 228]. «Каждый язык при его длительном социальном использовании

вырабатывает свои структуры, но они устанавливаются в нем не самостоятельно,

а в зависимости от действующих законов мышления», - писал И.И. Мещанинов и

далее разъяснял свою мысль: «Мышление ложится в основу сознательной

деятельности человека, который, удовлетворяя возникающие у него потребности

общения, создает язык. Он, передавая логические категории, придает им

формальное лингвистическое выражение, создавая свои грамматические

категории.»[Мещанинов, 1967, с. 8-9].

В рассматриваемый период исследуется понятийная основа содержания языковых

единиц, главным образом грамматических. Продолжено изучение

соотношения грамматических классов слов и категорий мышления, которое в итоге

подтвердило справедливость предположений прошлых лет о том, что части речи

формируются в соответствии (правда, далеко не прямого) с системой понятийных

категорий [Савченко, 1967]. Не только в системе частей речи, но и в предложении

исследователям удалось обнаружить "грамматически передаваемые категории

мышления, выражающие действующее лицо, само действие и связанные с ним члены

высказывания" - общеязыковой субстрат (основу всякого предложения),

обусловленный нормами мышления и передаваемый грамматическими категориями

[Мещанинов, 1967, с. 10-11]. Грамматические значения, стали рассматриваться в

отношении к категориям мышления. В системе грамматических значений, получающих

регулярное выражение в исторически сложившихся системах противопоставленных

друг другу грамматических величин с однородными значениями (другими словами -

грамматических категорий), удалось установить наиболее общие и наиболее важные

для познания и коммуникации отношения между предметами и явлениями

(пространственные, субъект-объектные, количественные и пр.) [Крушельницкая,

1967].

При этом, однако, категориям языка и мысли было отказано в отношениях прямого

соответствия в пользу производно-интерпретационных. Несмотря на

обнаруженную тесную взаимосвязь между категориями языка и мышления,

исследователи тем не менее настаивают на нетождественности этих феноменов.

«Язык и мышление связаны не как форма и содержание, а как самостоятельные

феномены, каждый из которых имеет, в свою очередь, свое специфическую форму и

содержание» [Крушельницкая, 1967, с. 215]. Подобные высказывания по своей сути

очень близки некогда высказанной мысли В. фон Гумбольдта о том, что язык не

может и не должен рассматриваться всего лишь как средство выражения мысли,

сопутствующее ей и не принимающее никакого участия в ее формировании. Роль

языка, писал немецкий мыслитель, не сводится к материализации совершенно

духовной и проходящей в известном смысле бесследно мысли - при этом он

добавляет к этому многое "от себя", поскольку содержит в себе следы духовной

деятельности прежних поколений: "язык есть не что иное, как дополнение мысли"

[Гумбольдт, 1984, с.304].

Проникновение категорий мышления в языковую плоть, систему языка, по наблюдению

исследователей, неизбежно сопровождается их модификацией. Они делают важный

вывод о том, что любая воплощенная в языковой системе когнитивная категория

представляет собой результат "двойного преобразования": мира - в мысли, а мысли

- языке. "При помощи языка, который является орудием всякого понятийного

мышления, - рассуждает К.Г. Крушельницкая, - познанное реальное содержание

преобразуется в коммуникативном плане, подвергаясь при этом той или иной

степени воздействию структуры каждого конкретного языка (выделено

мною. - Е.К.) [Крушельницкая, 1967, с. 216]. Аналогичные мысли высказывает

И.И. Мещанинов, наблюдая за грамматикализацией понятийных категорий: субъекта,

предиката, атрибута, - формирующих логическую основу сообщения и подвергающихся

" в историческом процессе развития языковых структур своим качественным

изменениям (выделено мною. - Е.К.), образующим различные синтаксические

конструкции" [Мещанинов, 1967, с. 12]. Эти высказывания предвосхитили

сформулированный уже позже (в 3-й трети ХХ в., в работах А.В. Бондарко, Т.И.

Стексовой, Т.В. Маркеловой) тезис, касающийся сущностной черты семантической

категории, которая представляет собой результат языковой интерпретации

понятийной категории.

Углубляется представление о взаимосвязи категорий мысли и категорий языка. В их

отношениях обнаружена асимметрия, которая выявляется прежде всего во

множественности способов и средств выражения одного и того же

категориального смысла. Так, И.И. Мещанинов на материале сравнительного

сопоставления различных систем языков (индоевропейских, тюркских, кавказских)

показал, что одно и то же понятие может предаваться различными средствами: «В

одних языках оно выражается в семантической группировке слов, в других те же

нормы (сознания. – Е.К.) отражаются на грамматическом построении слов и

словосочетаний в предложении и т.д. [Мещанинов, 1945, с. 11]. Кроме того, им же

был уточнен характер отношений между воплощенными в языковой семантике

категориями мышления (СК) и грамматическими категориями языка. Обнаруживая

тесную взаимосвязь, грамматические и семантические категории представляют собой

самостоятельные явления. С одной стороны, некоторые из выражаемых в языке

понятий не получают устойчивого, последовательного грамматического выражения (в

русском языке, это, например, категория модальности, которая, как известно,

предается разными средствами и их комбинациями, в том числе глагольными

формами, частицами, интонацией, специальной модальной лексикой). С другой

стороны, возможна противоположная ситуация: в языке выделяется система

противопоставленных друг другу грамматических форм, однако отвечающая этим

оппозициям категория понятий оказывается утраченной (в русском такова,

например, грамматическая категория рода имени существительного, иногда

называемая частично обусловленной: многие представляющие ее формы, как

известно, уже в праславянском языке «не только утратили прямую тесную связь со

своей реальной базой, но и достаточно далеко отошли от нее (мужской и женский

род – от обозначения половых различий живых существ, средний – от обозначения

неживых предметов))» [Осипов, 2004, с. 103].

В рассматриваемый период достаточно четко проведена граница между собственно

понятийными (когнитивными) категориями и так называемыми языковыми понятийными

категориями (впоследствии получившими название семантических или смысловых). В

основу этого противопоставления был положен принцип системного воплощения

категорий человеческого мышления в языке. Всякое понятие, существующее в

сознании человека, может быть передано средствами естественного языка, однако,

по мнению И.И. Мещанинова, из этого не следует, что всякая категория мышления

автоматически получает статус языковой. В своей статье "Понятийные категории в

языке" (Труды Воен. ин-та ин. языков. 1945. № 1) он пишет: "Оно [понятие] может

быть выражено описательно, может быть передано семантикою отдельного слова,

может в своей передаче образовывать в нем [языке] определенную систему"

[Мещанинов, 1945, с. 15]. И только в последнем случае понятийная категория

получает языковой статус, ибо "передается не через язык, а в самом языке, не

только его средствами, а в самой его материальной части", "выступает в языковом

строе и получает в нем определенное построение", которое "находит свое

выражение в определенной лексической, морфологической или синтаксической

системе" [Там же]. При этом не важно, получает ли мыслительная категория

грамматическое выражение, становясь при этом грамматическим понятием, или

остается в области лексической семантики, – она должна соответствовать главному

требованию – передаваться не одиночной семантикой отдельно взятой единицы, а

целой системой семантических противопоставлений (аффиксов, лексем, форм,

словосочетаний и др.) и тем самым сохранять за собой статус языковой понятийной

категории [Мещанинов, 1945, с. 12-15].

Тезис о системно-языковом характере воплощения понятийных категорий получил

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24