Диссертация: Внутренний человек в русской языковой картине мира

- Человек грустен; Человек грустит. В первом случае высказывание

представляет собой сообщение о внутреннем состоянии субъекта как о

ненаблюдаемом, незаметном и неизвестном окружающим (признак внешней

выявленности оказывается немаркированным). Во втором - грамматическая

организация высказываний позволяет интерпретировать психическое как

обнаруживаемое вовне – в некоторых внешних признаках, побуждающих наблюдателя

предположить соответствующее состояние у этого человека [Золотова, 1998, с.

191-192].

Выбор синтаксической структуры со значением внешней выраженности внутреннего

состояния, кроме того, позволяет дифференцировать способы его проявления, ср.,

например: В гневе Петр был грозен до ужаса.(Д. Гранин. Вечера

с Петром Великим) и Немудрено, что в Немецкой слободе Петр дышал

полной грудью, веселился.(Там же). Адъективная модель ориентирована

на передачу сообщения о состоянии, проявляющегося во внешнем облике человека.

Постановка прилагательного в позицию предиката означает, что субъект всем своим

внешним видом (мимикой, взглядом, позой и т.п.) выражает испытываемое чувство,

эмоцию, ментальное состояние, ср.: высказывания типа Он грозен (задумчив,

грустен, весел) с синонимичными: У него грозный (задумчивый, веселый)

вид; Он выглядит грустным (печальным, веселым). Глагольная модель позволяет

говорить о внутреннем состоянии, обнаруживаемом в поведении человека.

Высказывания типа Он грустит (веселится) могут быть интерпретированы

следующим образом: «Он ведет себя так, что обнаруживает состояние грусти

(веселья), Он проявляет своими действиями это состояние» [Золотова, 1998,

с.193].

Система многообразных способов (лексических, фразеологических,

грамматических) вербального представления концепта "Выражение" (внешнее

проявление психического) - одного из базовых в концептосфере внутреннего мира

человека и, следовательно, важного аспекта исследования языкового образа

человека, в общих чертах представлена в функционально-когнитивном словаре

В.И. Убийко [Убийко, 1998].

3. Внутренний человек как микрокосм - ряды образов. Обратимся к

исследованиям, направленным на расшифровку метафоры, при помощи которой, как

известно, "мы понимаем абстрактные понятия, представляющие систему внутреннего

мира человека, и можем рассуждать о них" [Пименова, 1999, с.24]. В зависимости

от того, чтó положено в качестве интегрирующего компонента в основу

семантического анализа образных выражений - представление: 1) о каком-либо

конкретном, чувственно воспринимаемом предмете, служащем

ассоциативно-образным основанием метафорического обозначения; 2) о некоем

метафорически переосмысленном качественном признаке объекта физического мира,

- определяют тип модели лингвистической интерпретации. В первом случае она

представляет внутренний мир человека в виде аналога физической реальности –

своего рода микрокосмом, включающим все, что есть в живой и неживой природе:

· основные стихии мира: воздушная (ветер, ураган), огненная (пожар, огонь),

водная (жидкость), ср.: порыв любви, в пылу страсти, вспыхнуть от обиды,

прилив чувств и т.п.;

· болезнь, ср.: душевные муки, сердце ноет;

· животное, растение, ср.: воспарить душой, совесть гложет,

расцветающая любовь;

· свет / солнце – тьма / ночь / мрак, ср.: луч надежды, мрачные мысли;

· человек, ср.: сердце заговорило, воспитание чувств;

· текст, знак, ср.: написанное на лице удивление, прочитать в глазах

радость;

· пища, питье, ср.: горький стыд, сладкие воспоминания.

Подобные образные ряды представляют большой интерес: они наглядны, достаточно

конкретны и действительно позволяют представить воплощенный в языке

картинно-образный облик внутреннего мира человека. Однако их составление

связано с определенными трудностями: далеко не во всех случаях удается точно

идентифицировать явление физической реальности, "по образу и подобию" которого

изображен тот или иной компонент психики. Если, скажем, в метафорических

сочетаниях сердце подсказывает, игра воображения очевиден

антропоморфизм, то в метафорах молод душой, совесть проснулась

осознается более широкий спектр "-морфности", ибо физиологические признаки

'возраст', 'сон', приписываемые явлениям внутреннего мира, свойственны любому

живому существу. В подобных случаях выручает 2-я модель описания образной

лексики: она лишь намекает на области физического мира, втянутые в процесс

метафоризации, указывая не на предметы и явления, а на их характерные признаки

и свойства, положенные в основу универсальной или национально-специфической

образной репрезентации психики. Так, воображение, моделируемое "по образу и

подобию" живого существа, в английской ЯКМ может наделяться такими свойствами,

как 'витальность', 'болезнь', 'сила', 'слабость' и 'бодрость'. Ограничения,

накладываемые на сочетаемость лексемы "воображение" в русском языке,

показывают, что в нем данному концепту присущи 'сила', 'болезнь',

'витальность' (ср.: сила воображения, больное воображение, живое

воображение), а 'бодрость' и 'слабость' ему чужды (*бодрое воображение,

*слабость воображения) [Пименова,1999].

Представить все многообразие образной репрезентации психики в виде

исчерпывающего списка (предметов и их признаков) – задача трудно выполнимая.

Диапазон этих образов широк настолько же, насколько сложна и многолика

физическая реальность – источник интерпретаций "внутренней вселенной".

Возможным выходом из этого положения нам кажется поиск так называемых

архетипических образов (см.: [Уилрайт, 1990]). Однако на пути исследователя при

расшифровке метафоры неизбежно вырастает и другая проблема, очевидная прежде

всего для тех, кто пытается использовать результаты реконструкции ЯКМ в

лексикографии: трудно, а то и практически невозможно связать воедино известные

в литературе концептуальные метафоры эмоций типа "любовь – путешествие",

"радость – легкая жидкость", "страх – спрут", т.к. мотивирующие их образы

"относятся к чересчур различным областям природы и деятельности человека"

[Апресян, 1993, с.33]. Эта трудность преодолевается в том случае, если

расшифровку метафоры осуществляют, исходя из приписываемого наивной

антропологии принципа единства человека "внешнего" (тела) и человека

"внутреннего" (души). Известный тезис А.А. Потебни о том, что язык является

вполне убедительным доказательством общечеловеческой наклонности " находить

общее между впечатлениями различных чувств" [Потебня, 1999, с.95], развивается

современными исследователями. Стало очевидным, что "телесная метафора души"

[Апресян, 1993, с.33] является продуктивной моделью в русском языке и обладает

при этом значительной объяснительной силой. Предложенные для эмоций аналоги (

страх – холод, жалость – физическая боль, страсть – жар и

т.д.) позволяют интерпретировать значение целого круга выражений типа

трястись от страха, до боли жалко, кипеть от ярости. Несмотря на то, что

языковая концептуализация данной модели ограничена главным образом областью

симптоматики чувств, этот путь изучения продуктивен: образы, представляющие

"телесную метафору души", складываются в последовательную систему

концептуализации внутреннего мира человека.

4. «Образная грамматика иносознания». Обратимся к исследованиям,

выполненным на "макроуровне", направленным на выявление базовых для ЯКМ

семантических категорий репрезентации психики. В этом случае языковой образ

внутреннего человека представляют в виде системы категорий-ипостасей [Одинцова,

2000б; Пименова, 1999], в основе каждой из которых наглядный, телесный опыт

человека, вернее, обобщающие этот опыт повторяющиеся динамические образцы наших

процессов восприятия. Так, все многообразие лексико-грамматического

представления психики может быть сведено к двум основным способам (называющимся

в литературе целостно-субъектным и частично-субъектным, см.: [Одинцова, 1994;

Седова, 2000; Арутюнова, 1999],), реализующим одну и ту же образную схему

"часть – целое". В одних случаях человек мыслится мельчайшей неделимой частью

мира, психическое осознается как неотъемлемое от него (ср.: Человеку

страшно; Она очень расстроится), в других - человек представлен как

сложное целое, состоящее из множества частей (Душа радуется; На сердце

тревога; Убить в себе человека). Отчужденные от человека "части", будь то

органы или квазиорганы (сердце, мозг, душа и пр.), состояния или чувства

(любовь, сомнение), плоды духовной деятельности человека (мысль, идея) или его

alter ego, выступают в роли одного из персонажей сообщения наряду с реальным

субъектом состояния или в роли его метонимического заменителя. Внутренний

человек, представленный одной из указанных ипостасей (целостный / частичный), в

свою очередь, включен в систему более конкретных семантических категорий,

формирующих "грамматику" образов-метаморфоз сознания (в широком смысле), "как

бы наблюдаемого со стороны. подлинного (физически реального) Я-субъекта"

[Одинцова, 2001, с. 77]. Каждая из них объединяет все многообразие лексической

и семантико-синтаксической репрезентации психики (метафоры, сравнения,

конструкции из слов с прямым и переносным значением) и представляет особую

точку зрения на внутреннего человека в целом или его "части", отводя им

определенное, прагматически значимое аргументное место в структуре моделируемой

ситуации:

а. Категория субъекта (агенса) внутреннего мира. Подобно

реальному субъекту состояния, компоненты внутреннего мира человека могут

наделяться признаками самостоятельно действующих субстанций и моделироваться

в речи как некие активные существа, изнутри управляющее человеком. [В

литературе известны и другие названия этой категории – "внутренний" человек

[2] (М.В. Пименова), обитатель "внутренней вселенной" (М.П. Одинцова)]. В

роли метафорического субъекта внутреннего мира, как правило, выступает

персонифицированный партитив (условный орган психики, чувство, черта характера,

alter ego человека и т. д.). Например: Покуда мозг страдал и

сомневался, синела и ослабевала ночь (Б. Ахмадулина); Животное

"любить" ничего не значит, если первое побеждает второе. (В.

Каверин. Наука расставания).

б. Категория вместилища, или - шире - локуса. В русской ЯКМ

вместилищем субъектов и объектов внутреннего мира мыслится как человек в

целом, так и отдельные его "части". Например: Он завсегдатай сердца

моего. (Б. Ахмадулина. Сны о Грузии); Сладкая струна вдохновения

вибрировала в желудке. (М. Веллер. Ноль часов). Категория вместилища

помогает также представить событие внутреннего мира и как направленное движение

одного его элемента внутрь другого (врезаться в память, вбить мысль

себе в голову).

в. Категория объекта. Она позволяет интерпретировать явления

внутреннего мира в аспекте способности служить объектом действия, воздействия,

чувства, мысли реального субъекта состояния. "Предмет" психики может быть

объектом обожания: Все обожают Пушкина и свою любовь к

Пушкину. (С. Довлатов. Заповедник) и намеренного истребления: И в

постепенно уничтожая в себе доброго, любящего человека. (В.

Каверин. Наука расставания). Кстати, реальный субъект состояния также может

получить роль инактивного участника ситуации, испытывающего воздействие со

стороны своих эмоций, мыслей и т.п. (На меня напал страх; Эта мысль не дает

мне покоя).

г. Категория инструмента. Она позволяет представить «предмет»

психики со стороны его способности служить пассивным передатчиком действия на

объект. Например: Это голое давление не поддавалось ни анализу, ни логике:

никак не мог Лева расположить его [Мишатьва], поняв, в своей системе,

то есть победить, перешагнув разумом. (А. Битов. Пушкинский дом);

примитивно.(Он же).

В основу избранного нами подхода к изучению языкового образа внутреннего

человека был положен именно этот категориальный принцип семантического

описания. Безусловным достоинством категориального похода, как, впрочем, и

трех предыдущих, является то, что в его рамках можно выстроить целостную

языковую модель внутреннего человека. При всем этом он обнаруживает ряд

дополнительных преимуществ. Плюсы категориального семантического подхода, по

нашему мнению, состоят в следующем.

Во-первых, он в определенной степени гарантирует защиту от произвола в

интерпретации языкового материала (чего не избежать, например, при

составлении образных рядов путем расшифровки метафоры). Реконструкция

языкового образа внутреннего человека осуществляется с опорой на

формализованные, получившие системно-языковое воплощение смыслы – семантику

выработанных в языке грамматических форм, классов, конструкций, что позволяет

свести к минимуму субъективизм в интерпретации языкового и речевого

материала.

Во-вторых, категориальный семантический подход обладает значительной (по

сравнению с «анатомическим» и «симптоматическим») объяснительной силой.

Языковые категориальные смыслы максимально абстрактны, универсальны (они

соответствуют предельно общим понятиям о действительности), и, следовательно,

с их помощью может быть охвачен самый разнообразный языковой и речевой

материал, демонстрирующий и реалистические, и мифопоэтические способы

репрезентации явлений внутреннего мира человека, в том числе сообщения о

феноменах психики, не включенные наивным сознанием в число органов внутренней

жизни, а также высказывания, не маркированные по признаку внешнего

симптоматического выражения внутренних состояний.

По нашему мнению, категориальное семантическое исследование внутреннего

человека особенно эффективно, если рассматривать "образную грамматику

иносознания" (М.П. Одинцова) в расширенном виде, включая в нее и категории

низшего уровня (указывающие на сферы – источники концептуализации психики:

человеческое, животное, растительное и т.п.), реализующиеся в сфере

идиоматики, лексической метафоры, сравнений и т. п.; рассматривая органы

внутренней жизни в границах инструментальной категории. Изучение

семантических категорий в системе дифференцирующих их субкатегоральных

смыслов, регулярных семантических оппозиций позволяет повысить

«иллюстративность» результатов исследования, увидеть за ними национально-

специфические образы, формирующие языковую КАРТИНУ внутреннего мира человека.

Таким образом, полное, системное описание словесных образов внутреннего

человека может быть получено только в результате интеграции (несводимой,

естественно, к простому суммированию) исследований, выполненных в рамках

рассмотренных нами подходов к материалу. Основным инструментом описания,

реализующего интегративный подход, является семантическая категория в системе

ее субкатегориальных смыслов, воплощенных в значениях различных по уровневой

принадлежности языковых единиц, обладающих значительным образным и

прагмастилистическим потенциалом. Рассмотрим подробнее историю понятия

семантической категории, определим его содержание.

1.2. Категории и категоризация в семантических описаниях языка, науке и

философии. Определение межуровневой семантической категории как инструмента

интерпретации и языковой репрезентации

внутреннего мира человека

Известно, что ЯКМ, как всякая картина мира, имеет двойственную природу. С одной

стороны, это некое идеальное, ментальное образование - сумма значений и

систему [Телия, 1998, с.176-177], - результат репрезентации сущностных

человека [Постовалова, 1998, с.21]. С другой стороны, это объективированное

образование, опредмеченное в знаковых, в нашем случае языковых формах. ЯКМ -

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24