Диссертация: Внутренний человек в русской языковой картине мира

анатомии строение человека дихотомично: оно есть единство материального и

нематериального начал, представленных оппозициями дух - плоть, душа - тело.

См., например, высказывание с перифрастическим описанием смерти как опустошения

человеческого тела: . В последнем письме он требовал от сестры, призывая

сжечь их, как только его душа покинет земную обитель (М. Юденич.

Гость); фразеологизм испускать (испустить) дух, в основе которого

лежит представление о том, что вместе с духом (дыханием) человека покидает его

душа.

Таким образом, представление внутреннего пространства как лишенного некоторых

уникальных органов «душевной» жизни или вообще пустого оценивается как

нежелательное отклонение от нормы, которой в русской ЯКМ является

определенный базовый «анатомический» состав внутреннего человека.

Однако из этого не следует, что заполненность пространства внутреннего мира

всегда оценивается положительно. Характер оценки, как правило, обусловлен

не самим фактом заполнения внутреннего пространства человека, а качественными и

количественными признаками заключенных в его условных границах феноменов. Как и

всякое другое, подобным образом организованное пространство, внутренний человек

«не является простым вместилищем объектов, а скорее наоборот - конституируется

ими», воспринимаясь именно «через "эманацию" вещей, его заполняющих» [Яковлева

1994: 21].

Исследования показывают, насколько широк лексико-семантический диапазон

объектов, помещаемых внутрь человека. Помимо «стандартного» набора органов и

квазиорганов, формирующих интеллектуально-эмоциональную систему, и связанных с

ними чувств, состояний, желаний, результатов ментальной деятельности, это могут

быть разнообразные неодушевленные сущности, мифические существа, человеко- и

звероподобные «обитатели». «.Диапазон этих образов, их качество и количество

детерминируются заключенным в текстах опытом человека, народа, человечества,

прежде всего – культурно-историческим, художественным, религиозно-философским,

техническим» [Одинцова 2002: 93]. Например: Братец-то у меня не дурак. Хотя

с огромным тараканом в голове (А. Маринина. Убийцы поневоле); Он

[человек. – Е.К.] сам не знает, что сотворит, иногда такое чудовище

вылезет из головы, за голову схватишься (Д. Гранин. Вечера с Петром

Великим); Я вам пишу звездой падучей, / крылом лебяжьим по весне./ Я вам

пишу про дикий случай/ явленья вашего во мне (А. Кутилов. Я вам пишу

звездой падучей.); Не достаточно ли носить Бога в сердце и

стремиться исполить его волю в повседневной жизни? (А. Мень. Таинство,

Слово и Образ); .Бога нельзя встретить в патристике, для которой

Божественное в человеке – это «благодать» (А. Кураев. Христианская

философия и пантеизм).

Оценка того или иного наполнения внутреннего мира определяется индивидуально в

каждом конкретном коммуникативном акте: отношение говорящего к присутствию в

человеке некоего «обитателя», как правило, не является запрограммированным,

узуальным, заведомо известным и потому попадает в ассертивный компонент

семантики. Исключение, пожалуй, составляют высказывания типа В нем

проснулась совесть, описывающие безусловно положительную ситуацию появления

во внутреннем человеке тех отсутствующих по какой-либо причине компонентов,

наличие которых, с точки зрения наивной анатомии, является непременным, само

собой разумеющимся для носителей данной языковой культуры условием полноценного

существования человека (см. об этом выше). В остальных случаях оценка

наполнения внутреннего пространства варьируется от одной речевой ситуации к

другой.

Так, например, присутствие во внутреннем человеке нескольких лиц (конкретных

или собирательных) оценивается по-разному:

· Как норма (нейтрально):

Конечно, во мне живет, кроме социального человека, человек профессиональный

(из телеинтервью с Н. Цискаридзе). Широкий ролевой диапазон личности,

предполагающий наличие в человеке нескольких «я», каждое из которых

отождествляется с определенным состоянием или ролью, в свете современных

научных концепций представляет собой норму обыденного сознания (о многомерности

человека в современной научной языковой картине мира см. в 3.2.).

· Как положительное явление:

С годами не исчезло то ощущение возможности обсудить с ними [родителями.

- Е.К.], скажем, точное слово для перевода или жизненную проблему. Родители

бессмертны, пока они остаются в моем сердце (из газ. интервью с Д.

Набоковым). В представленном текстовом фрагменте присутствие близких, родных

людей в сердце человека связывается с внутренним покоем, уверенностью в своих

поступках и потому оценивается через мелиоративные признаки.

· Как негативное явление:

Человек или люди, ставшие причиной столь тяжких страданий, должны перестать

забыть, стереть файл с его именем из собственного персонального компьютера

(М. Юденич. Я отворил пред тобою дверь.). В данном случае речь идет об

обитателях внутреннего мира человека, причинивших боль, пребывание которых

оценивается как нежелательное, опасное, подлежащее устранению.

В оценке наполнения внутреннего человека важную роль играет количественная

характеристика первого. Однако, как уже было замечено, говорить о некоем

общем правиле, закономерности вроде «мало – плохо», «много – хорошо» не

приходится. Заполненность всего внутреннего пространства может

интерпретироваться говорящим по-разному.

В одних случаях признак полноты сверх меры актуализируется при описании

негативных эмоциональных и ментальных состояний. См., например: фразеологизм

капля, переполнившая чашу (терпения) - о незначительном обстоятельстве,

которое вызвало проявление чьего-либо долго сдерживаемого раздражения, гнева;

высказывание: И если твое сознание не зашлаковано, ты эту

[эмоциональную. - Е.К.] память считываешь (из телеинтервью с С.

Маковецким), где «зашлаковать» используется как синоним «заполнить» и

отличается от последнего коннотативным признаком вредоносной заполненности,

мешающей нормальному существования человека (зашлакованный буквально

значит «замусоренный, забитый отходами, сгустками отработанного вещества»).

В то же время в основе сообщения о пребывании человека в благостном

состоянии также может лежать представление о заполненности его внутреннего

пространства определенными психическими сущностями:

Сердце переполнилось радостью; Если его [А. Басова. - Е.К.] не

пространством, мечтами - все бурлило и клокотало (из газ. интервью с

И. Басовым); Он. не смел следовать безоглядно переполнявшим душу чувствам

[внезапно возникшему между вчера еще незнакомыми людьми чувству душевной

близости. - Е.К]. Однако, не совладав с их порывом, он вдруг протянул вперед

прижавшись мокрым от слез лицом к сухой и шершавой слегка коже (М. Юденич.

Я отворил пред тобою дверь.). Признак заполненности внутреннего пространства

актуализирован при описании положительных эмоций, в приведенных примерах

аффектация представлена со знаком плюс.

3. ПСМ движения (передвижения) в пространстве.

Помимо уже упомянутых характеристик, имеющих самое непосредственное отношение к

категории пространства, наивное сознание приписывает внутреннему человеку

способность пространственного перемещения. В сущности, можно выделить два

основных способа репрезентации отношений субъектов и объектов внутреннего мира

человека - статический и динамический.

Первый из них, статический, позволяет представить отношения субъектов и объектов

психики в отрыве от их развития и ограничиться констатацией факта «обитания»

«внутренней вселенной», пребывания ее предметов в границах некоего идеального

пространства, см. раздел о ПСМ 2. (Представление о пространственно-предметном

устройстве внутреннего человека фиксируется при помощи бытийных глаголов типа

быть, существовать, находиться и их эквивалентов, экзистенциальная семантика

которых осложнена характеризующими компонентами: • невыявленности, например:

прятаться, таиться, скрываться; • проявления, например: изображаться,

обнаруживаться, отражаться; восприятия, например чувствоваться,

слышаться, ощущаться [Арутюнова, Ширяев 1983]; • самопроявления, например:

светиться, зреть, сверкать, расцветать [Волохина, Попова 1999]).

Второй способ, динамический, позволяет представить пространственные отношения

объектов и субъектов внутреннего мира в их становлении, развитии. Образность

подобных языковых единиц в большинстве случаев оказывается стертой:

представление о психических состояниях и реакциях человека как о процессах

произвольного или непроизвольного преодоления пространства относится к области

внутренней формы единицы. Исходное значение структуры, как правило, уже не

осознается носителями языка, см., например, следующие предикаты психических

состояний, полученные в результате семантической деривации (стрелка показывает

направление метафорического переноса): шевелиться (о надежде, сомнении)

– «проявляться, пробуждаться» ß «слегка двигаться», встать (обычно об

объектах воспоминания) – «возникнуть, появиться» ß «принять стоячее

положение, подняться на ноги». И хотя первичное значение подобных глаголов в

спонтанной речи уже не осознается, они все же указывают на динамический аспект

пространственных отношений объектов и субъектов внутреннего мира. В

художественной речи значение сочетаний с метафорическими предикатами данной

лексико-семантической группы легко буквализируется, образная модель

пространственного перемещения, движения субъектов психики выходит на первый

план, позволяя автору наглядно, убедительно представить свою модель внутреннего

человека. См., например, развернутый образ пространства человеческой души -

«внутренней вселенной», постоянно пополняющей состав своих «обитателей»:

Колобродят,/ внутри хороводят,/ сквозь мою немоту гомоня (Е.

Евтушенко. «Если люди в меня входят.»).

Категоризация явлений внутренней жизни человека как движения в пространстве

есть одно из проявлений образа-архетипа жизни - пути, входящего в число

универсальных праобразов человеческого сознания («мифологического

универсума») [Кузьмина 1995; Лакофф 1988]. «Данный "путь" [субъектов и

объектов внутреннего мира. - Е.К.] метафорически основан на физическом

восприятии движения объектов и субъектов в объективном пространстве»

[Пименова 1999: 218]. И потому в языке (речи) при выборе такого способа

описания психического реализуются все основные компоненты исходного фрейма

«движение»: агенс (свободно перемещающееся лицо, предмет) - предикат

перемещения (изменения положения в пространстве) - пространственные ориентиры

движения (исходный ∕ конечный пункт, направление, трасса, область

передвижения).

В зависимости от выбора синтаксической конструкции (глагольная -дативоподобная

[9]) и характера заполнения агентивной позиции внутреннее движение может

быть репрезентировано как невольное, осуществляемое независимо от воли и

желания человека, или, наоборот, как активное, в той или иной степени

осознанное, контролируемое им. Как в дативоподобных конструкциях, так и в

глагольных (в том случае, если агентивная позиция отводится не реальному

субъекту психической активности, а отчужденной от него «части» - самостоятельно

действующей субстанции) реализуется представление о непроизвольности

внутреннего состояния. Если же в актантной структуре предиката движения в

роли агенса выступает субъект состояния, психическое предстает как произвольное

(ср.: До меня дошло в значении «Я понял» - Дошел до всего сам;

Ему в голову пришла такая мысль - Он пришел к этой мысли не сразу).

В качестве предикатов состояния используются глаголы движения. Для

семантической интерпретации явлений психики в рамках данной модели, помимо

произвольности - непроизвольности движения / перемещения, значимыми

дифференциальными признаками являются также замкнутость – открытость

внутренних квазипространств, репрезентированных как область перемещения

объектов и субъектов психики (ср.: изливать душу кому – влезть в душу

что-либо себе в голову и др.).

Анализ аффиксальной и корневой семантики предикатов движения, используемых

для описания внутреннего человека, а также их актантной структуры позволяет

выделить три разновидности ПСМ 3, характерные для динамического способа

репрезентации пространственных отношений субъектов и объектов внутреннего

мира человека: 1) движение в границах пространства, 2) выход за границы

пространства вовне, 3) проникновение внутрь пространства извне.

Описание указанных пропозитивных структур, их образно-ассоциативного

потенциала было бы неполным без предварительного рассмотрения СК субъекта,

организующей событийную семантику этих субкатегориальных моделей, и поэтому

оно будет представлено в главе 3, посвященной актантным непространственным

категориям.

Богатство образного содержания СК и субкатегориальных моделей пространственной

репрезентации внутреннего человека, обусловленное ассоциативным характером

человеческого мышления, создает оптимальные условия для усиления

выразительности и изобразительности высказываний, имеющих разнообразное

функционально-речевое назначение. Узуальные, максимально идиоматичные выражения

со стертой внутренней формой, ставшие языковыми клише, как правило, выполняют в

речи номинативно-характеризующую функцию. Они позволяют описывать различные

нюансы психических состояний и качеств личности, в частности: ▪ оценить

силу чувства, степень эмоционального потрясения и их продолжительность (

любил глубоко, огорчен до глубины души, грусть безгранична), ▪

охарактеризовать основательность знаний, идей, ментальных процессов, масштаб

интересов (погрузился в думы, знания глубоки, интересы узки, мысли

поверхностны), ▪ определить соответствие психических состояний,

качеств личности этическому идеалу (мелкая душа, возвышенный ум, высокая

любовь, низменная натура), оценить умственные способности, воображение

человека (ограниченный ум, широкая фантазия, глубокий ум) и др.

Пространственные образы внутреннего человека являются основой экспрессивных

форм сообщений о явлениях психики. В разговорной речи, характеризующейся

эмотивно-оценочной направленностью экспрессивности, обычно прибегают к готовым,

стандартным средствам «обыденной риторики», не требующим проявления

лингвокреативных способностей (А она все в облака витает; Он обидчивый: чуть

кладезь премудрости и др.).

Использование стилистических приемов метафорического развертывания стереотипных

образов, актуализации и переосмысления внутренней формы узуальных языковых

единиц в процессе их структурно-семантических трансформаций позволяет создавать

яркие, индивидуально-авторские описания психики человека, выполняющие в

художественной речи экспрессивно-эстетическую функцию. Так, например, именно

оживление и обновление внутренней формы устойчивого сочетания животный

страх, осуществляемое по принципу народной этимологии (живот

- вместилище животного страха), лежит в основе наглядного,

экспрессивно заряженного описания внутреннего состояния героя рассказа В.

Токаревой: «Животный страх» происходит вовсе не от слова «животное», как

человеком (В. Токарева. Неромантичный человек).

Как и в художественной речи, в научно-популярном повествовании, имеющем

экспрессивно-интеллектуальную направленность, оригинальное,

индивидуально-авторское образное наполнение стереотипных субкатегориальных

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24