бесплатно рефераты

бесплатно рефераты

 
 
бесплатно рефераты бесплатно рефераты

Меню

Диссертация: Внутренний человек в русской языковой картине мира бесплатно рефераты

пространственных моделей позволяет оказывать мощное эмоциональное воздействие

на читателя. Вот типичные примеры использования автором окказиональных образов

(библиотеки и кладбища) в высказываниях, реализующих семантическую модель

пространственно-определительной характеризации внутреннего человека. Живая

метафора квазипространств человека выступает как средство воздействия на

эмоциональную сферу читателя с целью убедить в уникальности и неисчерпаемости

потенциала всякой личности: Этот узор генов, эта библиотека памяти,

это живое, чувствующее, странное, знакомое, изменяющееся - такого, именно

такого существа никогда раньше не было и больше не будет – и это все вы; Каждый

несет в себе, помимо задатков известных способностей, имеющих спрос

современности, еще и «Н» неизвестных – уже или еще не нужных. Мы кладбище

молчаливых загадок (В. Леви)

Легко преодолевая стереотипность языковой формы и ее образного содержания,

индивидуально-авторское сознание тем не менее обычно следует традиционным

«правилам» выбора вспомогательного субъекта пространственной репрезентации

психики.

От выбора вспомогательного субъекта пространственной репрезентации внутреннего

человека, во многом зависит эмоционально-оценочное значение языковой (речевой)

единицы. Это замечание справедливо и для узуальных языковых единиц, и для

создаваемых в речи высказываний и их фрагментов. Тенденция пространственной

категоризации внутреннего человека такова: характер оценки прямо

пропорционален масштабам прототипических пространственных образов

(«ширина», «протяженность» актуализируют положительное отношение к объекту

изображения, а «узость», «ограниченность» – отрицательные). Эта тенденция

отсылает нас к особому фрагменту концептосферы русского народа, отраженного в

его языке. В русском языке существует ряд слов: ширь, даль, приволье,

раздолье и др., - характеризующихся положительной коннотацией и напрямую

связанных со специфической русской идеей (концептом) простора –

большого, открытого, протяженного в ширину пространства, как правило зрительно

воспринимаемого (простор чаще всего ассоциируется с равнинным пейзажем –

степью, полем), где «легко дышится, ничто не давит, не стесняет», где «человек

может достичь покоя и быть самим собой» [Шмелев, 2002, 348-349], -

противопоставленного ограниченным, замкнутым, тесным для человека

пространственным реалиям. Ср. реализованные в представленных в главе

метафорических выражениях, сравнениях, идиомах космические, небесные,

природно-пространственные образы благородной, глубокой души, внутренних

состояний, далеких от повседневности и пр., с образами «бытового назначения» -

разного рода хранилищ, контейнеров (стакана, бутылки, кошеля, решета, чулана,

кладовой), с их подчеркнутой материальностью, пространственной ограниченностью,

что сигнализирует о примитивизации духовного мира человека. Стоит заметить, что

актуализация наивных представлений о пространственном устройстве внутреннего

мира человека обнаруживает себя и аксиологически нейтральных контекстах, в

которых преобладает изобразительность. Вот один из таких случаев: Вся

сфера чувств, ощущений. приобретает особое значение, которого она была лишена в

рациональной картине мира. ‹.› .«Мыслю, следовательно, существую». Но ведь

всегда понимали, что это «мыслю» – лишь верхушка айсберга, тонкая

пленка «рацио», под которой глубины, множество этажей

(М. Жамкочьян). Представление о сложном устройстве психики человека дается в

научно-популярном изложении при помощи образа водного пространства, скрывающего

в своей глубине, под тонкой пленкой разума (по-видимому,

ледяной, поскольку он еще и верхушка айсберга) целые пласты

иррационального, чувственного, которые выстраиваются один над другим, как

этажи здания.

Для описания внутренних состояний, интерпретированных в образах дома,

релевантными оказываются признаки «обжитое», «теплое», «освещенное»,

формирующие концепт «уют». В зависимости от того, актуализируются ли они в

высказывании, психологическое состояние человека характеризуется как здоровое,

комфортное или, наоборот, как болезненное, дискомфортное, ср. образы души -

запущенной холостяцкой квартиры и дома, очага, приюта: ...В душе его было

пусто и пыльно, как в запущенной холостяцкой квартире, с потертым ковром, на

котором вечно валялись давно прочитанные и уже успевшие пожелтеть газеты и

журналы, постель вечно не заправлялась.(М. Юденич). – Я впустил тебя в

душу погреться,/ но любовь залетела вослед (А. Кутилов).

В случае природнопространственной репрезентации явлений «внутренней

вселенной» характер оценки, как правило, определяется степенью освоенности

пространственной реалии - вспомогательного субъекта. В частности, сложные

внутренние состояния, процессы ассоциируются с долгим передвижением в границах

неосвоенного, чуждого человеку пространства: Это я, невезучий, в вашу

душу тропинку искал (А. Кутилов); .Сознание привычно заработало в

двух направлениях – одна часть внимательно отслеживала ситуацию на дороге.

другая же – плавно растекалась по не ведомым никому пустынным тропинкам его

размышлений и воспоминаний (М. Юденич).

Подобные преемственные связи индивидуально-авторских и стереотипных,

конвенциональных представлений о внутреннем человеке обнаруживаются также и в

том, что в процессе образно-ассоциативного, метафорического представления

психических феноменов авторы иногда опускают вспомогательный субъект сравнения,

уподобления. При этом, однако, понимание высказывания никоим образом не

затрудняется, поскольку последний легко восстанавливается из макро- и

микроконтекстных условий (лексическое окружение, ближайшие высказывания,

содержащие ключевое слово, тематика и в том числе стереотипные

национально-языковые образы внутреннего человека). См., например, выражение, в

котором вспомогательный субъект пространственной репрезентации человека

имплицирован (.Важно не выпустить на свободу «джина» совести, испепеляющего

русскую душу со скоростью света (А. Битов. Пушкинский дом)): на него

«намекает» лексико-семантический состав высказывания, его «подсказывает» идиома

выпустить джина из бутылки. Человек уподобляется сосуду (бутылке),

вмещающему в границах своего тела некие психические феномены: в

национально-языковом сознании - отрицательные, неуправляемые страсти,

негативные эмоции; в авторском варианте - совесть, так же мучащую человека

изнутри, как и указанные эмоции.

Выводы.

1. Разнообразные лексико-грамматические средства пространственной

интерпретации явлений внутреннего мира человека, предоставляемые русским

языком, позволяют изобразить последние либо как внутрипространственные, либо

как внешнепространственные. Для первых характерно использование как номинаций

целостного человека – вместилища, так и частичного (обозначенного

партитивами), причем для соответствующих образов-форм с пространственно-

предметной семантикой характерен метаморфизм (превращение) одного вида

локализации психических явлений в другой.

2. Внешнепространственная образная репрезентация внутреннего человека

опирается на номинации мира небесного и мира земного. В художественной речи

соответствующие метафоры, как правило, развернуты, актуализированы, так что

национально-языковые образные модели репрезентации психических феноменов

получают яркие, экспрессивно переосмысленные, актуализированные, часто

оценочные смыслы. Среди внешнепространственных моделей психики явно

преобладают микро- (а не макро-) пространственные, в частности образы жилищ,

хранилищ, очагов, сада, леса и др.

3.Наш материал позволяет выделить и систематизировать основные

семантико-синтаксические пропозитивные модели как средства образной

репрезентации явлений внутренней жизни человека. Представлены

пространственно характеризующие модели (в этих моделях внутренний человек

характеризуется за счет приписывания ему конкретного пространственного

признака, названного предикатом с первичным дименсиональным или дистанционным

значением, или в результате уподобления внутреннего мира человека некоторому

предмету, имя которого коннотирует определенные пространственные признаки);

модели локализации, хранения, бытия психических феноменов (модели

организуются номинациями предикатов и пространственных определителей –

целостных или частичных наименований человека, причем прагматически

(аксиологически) значимыми в этих моделях являются оппозиции заполненность

- незаполненность «вместилища»; наличие – отсутствие уникальных

органов «душевной» жизни. Упомянутым статическим образным семантическим моделям

противостоят пропозитивные модели движения / перемещения,

представляющие динамический аспект пространственных отношений субъектов и

объектов внутреннего мира. Для семантической интерпретации явлений психики в

рамках упомянутых образных субкатегориальных моделей пространственного

перемещения значим дифференциальный признак «произвольность –

непроизвольность» описываемых состояний человека, «замкнутость – открытость»

квазипространств (переход вовне / извне).

Глава 3. Образно-ассоциативный и прагмастилистический потенциал

актантных семантических категорий как способов

языковой репрезентации

внутреннего человека

3. 1. Образно-ассоциативный и прагмастилистический потенциал

семантической категории и субкатегории субъекта

В структуре пропозиции высказываний о внутреннем человеке выделяется два

обязательных смысловых компонента, формирующих денотативную ситуацию: лицо

+ приписывамое ему психическое состояние (действие, качество, реакция),

подвергающуюся в процессе формирования речевого сообщения определенной

понятийно-языковой интерпретации. Наш материал показывает, что образная

пропозитивно-событийная структура значительного числа речевых сообщений о

внутреннем человеке организуется при помощи непространственных актантных

семантических категорий, обозначающих различных, активных и неактивных,

«участников» ситуации – субъекта, объекта и инструмента.

Реальным (так называемым денотативным) субъектом описываемых в речи

психологических ситуаций является человек, и именно ему приписываются

разнообразные эмоции, чувства, мысли, желания. Даже не будучи вербализованным

в высказывании, субъект состояния (внутренний человек) неизменно остается

смысловым компонентом пропозиции: он подразумевается, на него указывают личные

окончания глаголов (Люблю его; Тебя не поймешь), контекст

(Я проводил гостей, оглядел опустевшую комнату. И вдруг

стало так тоскливо).

Образно-ассоциативный потенциал категории субъекта внутреннего мира человека.

Замечено, что вербализация рассматриваемого смыслового компонента пропозиции

осуществляется одним из двух лексико-грамматических способов -

целостно-субъектным и частично-субъектным, противопоставленных друг другу как

прямой и косвенный (метафорический, метонимический) [Цейтлин 1976; Телия 1987;

Арутюнова 1999; Одинцова 2000; Седова 2000].

Субкатегория целостного внутреннего человека объединяет высказывания, в

которых субъект состояния назван прямо - именем или именной группой:

Коткин устал, и в нем накапливалось странное, тяжелое

раздражение. (К. Булычев. Глаз); Княжна любила

его, он это знал; любила самого без титулов, любила

Петра Алексеевича Романова (Д. Гранин. Вечера с Петром Великим)).

Субкатегория частичного внутреннего человека объединяет высказывания, в

которых реальный субъект состояния (человек) метонимически замещен партитивом,

называющим одну из его «частей», формирующих представление об анатомическом

составе человека. Органы психической жизни (сердце, мозг, душа, совесть

и др.), функционирование которых обеспечивает, с точки зрения наивного

сознания, протекание определенных психические процессов, выступают в качестве

ипостасей внутреннего человека и становятся, благодаря

семантико-синтаксическому приему «расщепления духовного «Я» человека», особым

предметом его внутренней рефлексии, предметом относительно автономным и как бы

наблюдаемым со стороны» [Одинцова 2000: 16]. Отчужденные от человека «части»

выступают в роли одного из персонажей сообщения наряду с реальным субъектом

состояния или в роли его метонимического заместителя, ср.: Он

тоскует Душа его тоскует; Меня посетила

мысльМысли пришли мне в голову; Ее терзает

страхСтрах терзает ее душу; Он полюбил

В сердце его пробудилась любовь. См. Ппимеры реализации

частично-субъектного способа репрезентации внутреннего человека в речи:

Старому сердцу не под силу ждать и ждать удара невесть

откуда (Д. Гранин. Вечера с Петром Великим.); Память

отбросила все тягостное, обыденное и явила им

прошлое очищенным и возвышенным (В. Токарева. Центр памяти); Ему

[В. Высоцкому. - Е.К.] скучно, он прожил жизнь Жеглова, его творческое

нутро требует нового. (из газ. интервью со С. Говорухиным).

В высказываниях с частично-субъектной репрезентацией внутреннего человека

регулярно используется понятие души, которая, в отличие от прочих

органов внутренней жизни человека, имеющих достаточно узкую «специализацию» (ум

– думать, понимать; память – запоминать, припоминать; сердце – чувствовать и т.

д.), является средоточием всей внутренней жизни человека. Ее роль «не сводится

к функционированию в качестве вместилища чувств» [Шмелев 2002: 315] – «душа – в

общенародном языке – и чувствует, и мыслит» [Одинцова 2000: 17]. Отождествляясь

с личностью человека, с его внутренним «я», с его сущностью [Урысон 1995: 4],

душа легко занимает позицию целостного субъекта внутреннего состояния. Ей

противостоит дух, особый компонент внутреннего мира личности –

сверхлегкая нематериальная субстанция, которая, будучи частицей

нематериального, высшего, потустороннего мира внутри человека, ассоциируется с

началом жизни в целом (см. выражения со значением конца человеческой жизни:

испустить дух, дух вон), но ни с каким бы то ни было психическим процессом

[Урысон 1999]. («Анатомические» признаки понятия дух обнаруживаются

лишь в некоторых устойчивых выражениях, указывающих на его тесную связь с

процессом дыхания, ср.: затаить дух – затаить дыхание, перевести дух –

перевести дыхание, дух захватывает – дыхание захватывает). Таким образом,

духу отказано в статусе функционирующего внутри человека органа психики

(Е.В. Урысон, А.Д. Шмелев). Лишенный определенной функциональной нагрузки,

связанной с психическим, дух, «в отличие от души, не мыслится как

средоточие внутренней жизни человека, не отождествляется с личностью субъекта»

[Урысон 1999: 20] и, следовательно, не может выступать в качестве

метонимического заменителя человека (Мне радостно – Моей душе радостно -

?? Моему духу радостно; Я тоскую – Душа тоскует - ?? Мой дух

тоскует, Я хочу чего – Моя душа просит чего – ?? Дух просит / хочет

чего; У меня тоска – На душе / в душе тоска - ?? В духе / на духе тоска

). (Позиция субъекта для слова «дух» возможна лишь в тех случаях, когда

последнее означает бесплотное существо из потустороннего мира,

сверхъестественную субстанцию (абсолютный дух, дух добра, злой дух, духи леса и

др.), то есть не имеет отношения к составу внутреннего человека.)

Внутренний человек, репрезентированный одной из указанных ипостасей – как

целостный или частичный – включен в систему более частных семантических

субкатегорий. Так, в зависимости от пространственно-временной

дистанцированности субъекта состояния от субъекта речи, определяемой автором

высказывания, выделяются такие категориальные смыслы, как инклюзивность и

эксклюзивность (термины предложены авторским коллективом кн.: [Золотова,

1998]), формирующие субкатегорию включенности.

В высказываниях, маркированных по признаку инклюзивности (от англ.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24