Свобода и счастье человека

существования должна быть слава господня, а отнюдь не человек. Мы

постарались показать, что эгоизм коренится в недостаточности уважения к

себе и любви к своему истинному "я", то есть к конкретному человеческому

существу в целом, со всеми его возможностями. "Личность", в интересах

которой действует современный человек,- это социальное "я"; эта "личность"

в основном состоит из роли, взятой на себя индивидом, и в действительности

является лишь субъективной маскировкой его объективной социальной функции.

Современный эгоизм - это жадность, происходящая из фрустрации подлинной

личности и направленная на утверждение личности социальной. Для

современного человека кажется характерной высшая степень утверждения своей

личности; на самом же деле его целостная личность ослаблена, сведена лишь к

одному сегменту целого - это интеллект и сила воли, а все другие

составляющие его личности вообще отсечены.

Но даже если это так, разве усиление господства над природой не привело к

усилению личности? В какой-то степени это верно, поэтому мы относим власть

над природой к позитивной стороне развития индивида, о которой вовсе не

хотим забывать. Но хотя человек достиг замечательных успехов в господстве

над природой, общество оказалось не в состоянии управлять теми силами,

которые само же и породило. Рациональность системы производства в

технологическом аспекте уживается с иррациональностью той же системы в

аспекте социальном. Людьми управляют экономические кризисы, безработица,

войны. Человек построил свой мир; он построил дома и заводы, производит

автомашины и одежду, выращивает хлеб и плоды. Но он отчужден от продуктов

своего труда, он больше не хозяин построенного им мира, наоборот, этот мир,

созданный человеком, превратился в хозяина, перед которым человек

склоняется, пытаясь его как-то умилостивить или по возможности перехитрить.

Своими руками человек сотворил себе бога. Кажется, будто человек действует

в соответствии со своими интересами; на самом же деле его целостная

личность, со всеми ее возможностями, превратилась в орудие, служащее целям

машины, которую он построил собственными руками. Человек тешится иллюзией,

будто он является центром мира, но при этом он проникнут тем же гнетущим

чувством ничтожности и бессилия, какое его предки испытывали перед богом,

осознавая это чувство.

Чувства изоляции и беспомощности еще более усиливаются новым характером

человеческих взаимоотношений. Конкретные связи одного индивида с другим

утратили ясный человеческий смысл, приобрели характер манипуляций, где

человек используется как средство. Во всех общественных и личных отношениях

господствует закон рынка. Очевидно, что взаимоотношения между конкурентами

должны быть основаны на взаимном безразличии. В противном случае любой из

них был бы парализован в выполнении своей экономической задачи: сражаться с

конкурентами, не останавливаясь в случае необходимости перед их

экономическим уничтожением.

Тем же безразличием проникнуты отношения между нанимателем и наемным

работником. Слово " employer" (3) содержит в себе все существо дела:

владелец капитала так же "использует" другого человека, как использует

машину, станок, но и работник использует нанимателя для достижения своих

экономических целей. Их отношения таковы, что оба являются друг для друга

лишь средством достижения цели, каждый является для другого лишь орудием,

инструментом. Такие отношения не представляют собой, собственно, отношений

между двумя человеческими существами, поскольку вне этой взаимной

полезности они вовсе не заинтересованы друг в друге. Такой же

инструментальный характер носят отношения между предпринимателем и

потребителем. Потребитель не является для дельца конкретной личностью, чьи

потребности он хотел бы удовлетворить,- это лишь объект его манипуляций.

Таким же инструментальным стало и отношение к труду; в отличие от

средневекового ремесленника современный производитель не заинтересован в

своей продукции как таковой; он производит, по существу, для получения

прибыли от вложенного им капитала, а что именно он производит - это зависит

в основном от рынка, обещающего выгодное вложение капитала в ту или иную

отрасль производства.

Не только экономические, но и личные отношения между людьми приобрели тот

же характер отчуждения; вместо человеческих отношений они стали напоминать

отношения вещей. Но, может быть, ни в чем этот дух отчуждения не проявился

так сильно и разрушительно, как в отношении индивида к самому себе (4) .

Человек продает не только товары, он продает самого себя и ощущает себя

товаром. Рабочий продает свою физическую энергию; предприниматель, врач,

наемный служащий продают свою "личность". Они должны иметь эту "личность",

если хотят продать свои товары или услуги ; эта личность должна быть

привлекательной, а, кроме того, ее обладатель должен соответствовать целому

ряду других требований: например, он должен быть энергичен, инициативен и

т.д. и т.д.- в соответствии с ситуацией. И - как со всяким другим товаром -

рынок решает, сколько стоят те или иные человеческие качества, и даже

определяет само их существование. Если качества, которые может предложить

человек, не пользуются спросом, то у него нет вообще никаких качеств; точно

так же товар, который нельзя продать, ничего не стоит, хотя и обладает

потребительной стоимостью. Таким образом, уверенность в себе, "чувство

собственного достоинства" превращаются лишь в отражение того, что думают о

человеке другие. У него нет никакой уверенности в собственной ценности, не

зависящей от его популярности и рыночного успеха. Если на него есть спрос,

то он считает себя ".кем-то"; если же он непопулярен, он и в собственных

глазах попросту никто. Эта зависимость самоуважения от успеха предлагаемой

"личности" объясняет, почему для современного человека популярность стала

настолько важной. От нее зависит не только успех в практических делах, но и

способность человека сохранить самоуважение; без нее человек скатывается в

пропасть неполноценности (5).

Как мы видим, новая свобода, которую принес индивиду капитализм, усугубила

воздействие, уже оказанное религиозной свободой протестантства. Индивид

стал еще более одинок; стал инструментом в руках подавляюще превосходящих

сил, внешних по отношению к нему; он стал "индивидом", но индивидом

неуверенным и запуганным. Некоторые факторы помогали ему справиться с

внешним проявлением его внутренней неуверенности. Прежде всего его "я"

могло опереться на обладание какой-то собственностью. "Он" как личность и

принадлежащая ему собственность были неразделимы; одежда человека или его

дом были частью его личности в той же мере, как и его тело. Чем меньше он

чувствовал, что он "кто-то", тем больше нуждался в собственности. Если у

индивида не было собственности или он ее терял, то ему недоставало

существенной части нормального "я", его не считали полноценной личностью ни

другие, ни он сам.

Другие факторы, на которые опиралось "я",- это престиж и власть. Частично

они были производными от обладания собственностью, а частично являлись

прямым результатом успеха в сфере конкуренции. Восхищение других людей и

власть над ними укрепляли ту поддержку, которую давала собственность,

составлявшая опору неуверенного индивида.

Для тех, у кого не было ни собственности, ни социального престижа,

источником личного престижа становилась семья. Там индивид мог ощутить, что

он "кто-то". Жена и дети ему подчинялись, он играл главную роль на домашней

сцене и наивно воспринимал эту роль как свое естественное право. В

социальном плане он мог быть никем, зато дома царствовал. Кроме семьи,

чувство значительности давала человеку и национальная гордость (а в Европе

нередко и классовая, сословная). Даже если он сам, лично ничего из себя не

представлял, он был горд принадлежностью к группе, которую считал высшей по

отношению к другим сравнимым группам.

Эти факторы, поддерживающие ослабленную личность, необходимо отличать от

тех, о которых шла речь в начале главы: от действительной экономической и

политической свободы, возможностей личной инициативы, развития просвещения.

Эти последние факторы на самом деле усиливали личность и вели к развитию

индивидуальности, независимости и рациональности. "Поддерживающие" факторы

лишь помогали компенсировать неуверенность и беспокойство; они не

излечивали, а только залечивали эти недуги, маскировали их и тем самым

помогали индивиду не испытывать свою ущербность. Однако чувство

уверенности, основанное на поддерживающих факторах, всегда было лишь

поверхностным и сохранялось, лишь пока и поскольку эти факторы продолжали

существовать.

Подробный анализ истории Европы и Америки в период от Реформации до наших

дней мог бы показать, как две противоположные тенденции, присущие эволюции

свободы, идут параллельно, или, скорее, переплетаются друг с другом, на

протяжении всего этого времени. К сожалению, такой анализ выходит за рамки

этой книги и должен быть отложен до будущих публикаций. В некоторые периоды

и в определенных социальных группах свобода человека в ее позитивном смысле

- независимость и достоинство личности - была доминирующим фактором. Так в

общих чертах обстояло дело в Англии, во Франции, в Америке и Германии в те

моменты, когда средний класс одерживал свои экономические и политические

победы над представителями старого порядка. В этой борьбе за позитивную

свободу средний класс мог опираться на те доктрины протестантства, которые

подчеркивали независимость и достоинство человека; в то же время

католическая церковь объединялась с теми группами, которым приходилось

бороться против освобождения человека ради сохранения своих привилегий.

В философской мысли Нового времени мы находим такое же переплетение двух

главных аспектов свободы, как и в теологических доктринах Реформации. Так,

для Канта и Гегеля независимость и свобода индивида являются центральными

постулатами их систем, однако они заставляют индивида подчиниться целям

всемогущего государства. Философы периода Французской революции, а в XIX

веке Фейербах, Маркс, Штирнер и Ницше снова бескомпромиссно выразили мысль,

что индивид не должен быть подчинен никаким внешним целям, чуждым его

собственному развитию и счастью. Однако в том же XIX веке реакционные

философы недвусмысленно требовали подчинения индивида духовной и светской

власти. Вторая половина XIX и начало XX века показали наивысшее развитие

свободы в ее позитивном смысле. Не только средний класс, но и рабочий класс

превратился в независимого и активного представителя новой свободы, борясь

за собственные цели и в то же время за общие цели всего человечества.

С переходом капитализма в монополистическую фазу, что происходило в

последние десятилетия, относительный вес двух тенденций свободы, по-

видимому, изменился. Более весомы стали факторы, ослабляющие личность.

Чувства бессилия и одиночества усилились, "свобода" индивида от всех

традиционных связей стала более явственной, его возможности личного

экономического успеха сузились. Он ощущает угрозу со стороны гигантских

сил, и ситуация во многом напоминает ситуацию XV и XVI веков.

Наиболее важным фактором в этом процессе является возрастание силы и власти

монополистического капитала. Концентрация капитала (не богатства) в

определенных секторах экономической системы ограничила возможности успеха

частной инициативы. Там, где побеждает монополистический капитал, с

экономической независимостью большинства уже покончено. Для тех, кто

продолжает бороться, - особенно для большей части среднего класса - эта

борьба приобретает характер сражения против сил, настолько превосходящих,

что прежние храбрость и вера в инициативу сменяются чувствами безнадежности

и бессилия. Небольшая группа монополистов обладает огромной, хотя и неявной

властью над всем обществом; судьба большей части общества зависит от

решений этой группы. Инфляция в Германии в 1923 году и кризис в США в 1929-

м усилили чувство неуверенности, разбили у громадного большинства надежду

преуспеть за счет собственных усилий и традиционную веру в свои

неограниченные возможности.

Мелкий или средний предприниматель, испытывающий угрозу со стороны крупного

капитала, в ряде случаев может прекрасно продолжать свое дело: и получать

прибыли, и сохранять независимость, но нависшая над ним угроза чрезвычайно

усилила его чувство неуверенности. До сих пор он боролся с равными, но в

конкурентной борьбе с монополиями он стоит против гигантов. Те из

независимых предпринимателей, для которых развитие современной индустрии

создало новые экономические функции, также находятся не в той

психологической ситуации, как независимый предприниматель прошлого. Для

иллюстрации рассмотрим положение группы независимых предпринимателей,

которую иногда приводят в качестве примера нового образа жизни среднего

класса: владельцев бензоколонок. Многие из них экономически независимы; они

владеют своими предприятиями точно так же, как в прошлом владел своим

заведением бакалейщик или портной. Но разница между ними есть, и разница

громадная. Владелец магазина должен был обладать немалыми знаниями и

опытом. Он имел выбор между несколькими оптовыми торговцами и мог

обращаться к тому из них, кто обеспечивал ему наилучшее сочетание цен и

качества товара; он имел свою клиентуру, потребности которой обязан был

знать, каждому отдельному покупателю он должен был помочь советом при

покупке; он должен был решать, кому давать в кредит, а кому не стоит. В

общем, роль предпринимателя старого типа определялась не только его

независимостью, но и его знаниями, способностями, опытом. Положение

владельца бензоколонки совершенно иное. Он продает лишь один товар -

горючее; в своей торговле он связан с нефтяными компаниями ; он механически

выполняет одно и то же действие - снова и снова заливает баки. Здесь

гораздо меньше места для знаний, опыта и собственной инициативы, чем было в

прежней розничной торговле. Его доходы определяются двумя факторами: ценой,

которую он платит за бензин и смазочные материалы, и количеством водителей,

которые останавливаются у его заправочной станции. Оба фактора от него

практически не зависят; он функционирует как связующее звено между оптовым

продавцом и покупателем. Психологически нет никакой разницы между таким

"независимым" предпринимателем и наемным служащим: и тот и другой - винтики

в огромной машине распределения.

Что касается нового среднего класса, состоящего из служащих и инженерно-

технических работников - число которых резко возросло с расширением

крупного бизнеса,- очевидно, что их положение очень отличается от положения

независимых мелких предпринимателей старого типа. Можно, конечно,

возразить, что и без той формальной независимости, какая была у портного

или бакалейщика в былые времена, у "белых воротничков", по существу, не

меньше, а больше возможностей развивать свои способности и инициативу,

добиваться личного успеха. В какой-то мере это, конечно, справедливо, хотя

и трудно судить, насколько широки эти возможности. Но психологическая

ситуация здесь совершенно иная. Каждый из них является деталью огромной

экономической машины, выполняет в высшей степени специализированную

функцию, находится в состоянии жестокой конкуренции с сотнями других,

занимающих такое же положение, и его безжалостно выгонят, если он отстанет.

Короче говоря, даже если его шансы на успех иногда и бывают больше, он все

равно потерял значительную часть уверенности и независимости прежнего

предпринимателя; он тоже шестеренка - независимо от ее размера,- машина

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32