Свобода и счастье человека
превратилась в одну из производительных сил. Поступать в соответствии с
новыми чертами характера было выгодно с точки зрения экономической
необходимости;
в то же время это приносило и психологическое удовлетворение, поскольку эти
поступки отвечали и запросам личности этого нового типа. Если рассматривать
проблему более широко, то мы можем утверждать следующее.
Социальный процесс, определяющий образ жизни индивида, то есть его
отношение к другим людям и труду, формирует и изменяет его характер; новые
идеологии -религиозные, философские или политические -- возникают из этого
нового склада характера и апеллируют к нему же, тем самым усиливая его и
стабилизируя; вновь сформированный склад характера в свою очередь
становится важным фактором дальнейшего экономического развития и влияет на
процесс общественного развития; возникая и развиваясь как реакция на угрозу
со стороны новых экономических сил, этот новый склад характера постепенно
сам становится производительной силой, способствующей развитию нового
экономического строя .
(1) Говоря о "средневековом обществе" и о "духе средневековья" в отличие от
"капиталистического общества", мы имеем в виду идеальные типы. На самом
деле, разумеется, не было такого момента, когда вдруг закончилось
средневековье, чтобы со следующего момента началось Новое время. Все
экономические и социальные силы, характерные для современного общества,
зародились в недрах средневекового уже в XII, XIII и XIV веках. В позднем
средневековье непрерывно росла роль капитала и усиливался антагонизм между
социальными группами в городах. Как и всегда в истории, все элементы новой
общественной системы развились уже внутри старой. Конечно же, важно знать,
насколько были распространены элементы современного общества в позднем
средневековье и сколько элементов, типичных для средневековья, сохраняется
в современном обществе. Однако, пытаясь приуменьшить фундаментальные
различия между средневековым и современным обществом, выдвигая на первый
план непрерывность исторического процесса, отказываясь от концепций
"средневековое общество" и "капиталистическое общество" как от ненаучных,
мы лишаем себя какой бы то ни было возможности теоретически осмыслить
исторический процесс.
Такие попытки - при их кажущейся научной объективности и достоверности -
практически сводят социальное исследование к собиранию бесчисленных
подробностей и не позволяют понять ни структуру общества, ни динамику его
развития.
(2) Буркхардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. Т. I СПб., 1905, с.
157.
(2) Буркхардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. Т. I СПб., 1905, с. 5
.
(4) Там же. с. 129.
(5) Одни авторы поддерживали и развивали главный тезис Буркхардта, другие
оспаривали его. Примерно в том же направлении, что и Буркхардт, шли В.
Дильтей и Э. Кассирер , зато другие резко нападали на него. Так, И.
Хейзинга утверждал, что Буркхардт недооценил сходство жизненных условий
широких масс в Италии и в других странах Европы во время позднего
средневековья; что Буркхардт считает началом Возрождения примерно 1400 год,
но основная масса его иллюстративного материала относится к XV и даже XVI
веку; что Буркхардт недооценил христианский характер Возрождения и
переоценил значение языческих элементов; что индивидуализм является не
главной тенденцией культуры Возрождения, а лишь одной из многих тенденций;
что средние века не настолько были лишены индивидуализма, как это
изображает Буркхардт, и поэтому его противопоставление средних веков и
Возрождения является неверным; что Возрождение оставалось приверженным
власти в той же степени, что и средние века; что средневековый мир был не
так враждебен по отношению к мирским радостям, а Возрождение не так
оптимистично, как считает Буркхардт; что установки современного человека -
в смысле стремлений к личным достижениям и к развитию индивидуальности - в
эпоху Возрождения существовали лишь в зачаточном состоянии; что уже в XIII
веке трубадуры развивали идею о благородстве сердца и душевном
аристократизме, а Возрождение не порвало со средневековой концепцией личной
верности и службы вышестоящему в социальной иерархии.
Я полагаю, однако, что даже если все эти аргументы верны во всех деталях,
они не опровергают главного тезиса Буркхардта. Фактически аргументы
Хейзинги сводятся к следующему: Буркхардт не прав, потому что часть
явлений, относимых им к Возрождению, существовала в Западной и Центральной
Европе уже в конце средних веков, а некоторые другие появились лишь после
эпохи Возрождения. Это аргументы того же рода, как и те, что использовались
против всех концепций, противопоставляющих средневековое феодальное
общество современному капиталистическому. Все сказанное выше о таких
аргументах вообще - справедливо, в частности, и по отношению к критике в
адрес Буркхардта. Буркхардт принимал существенные количественные изменения
за качественные, но он был настолько проницателен, что сумел распознать
именно те особенности развития, именно те тенденции, которые в истории
Европы привели через количественные изменения к качественным. По этой
проблеме существует прекрасное исследование Чарлза Тринкхауза, в котором в
основу конструктивной критики Буркхардта положены взгляды итальянских
гуманистов на счастье. Его замечания (с. 18) по поводу неуверенности,
покорности и отчаяния, возникающих в результате усиления конкурентной
борьбы за выживание и успех, представляются особенно интересными с точки
зрения проблем, рассматриваемых в нашей книге.
(6) Ср.: Хейзинга. Указ. соч., с. 159.
(7) Ср. анализ творчества Петрарки в упомянутой книге Дильтея (с. 19 и
ел.), а также книгу Тринкхауза.
(8) Буркхардт. Указ. соч., с. 139.
(9) См. литературу по этому вопросу, приведенную Кулишером (Указ. соч., с.
192 и сл.)
(10) Тоуни. Указ. соч., с. 28.
(11) Тоуни. Указ. соч., с. 31 и сл.
(12) Ср.: Лампрехт. Указ. соч., с. 207; Андреас. Указ. соч., с. 303.
(13) Шапиро. Указ. соч., с. 59.
(14) Шапиро. Указ. соч., с. 54, 55.
(15) Лампрехт. Указ. соч., с. 200.
(16) Цит. по: Шапиро. Указ. соч., с. 21, 22.
(17) Р. Зееберг. Указ. соч., с. 766.
(18) Ср.: Бартман. Указ. соч., с. 468.
(19) Зееберг. Указ. соч., с. 624.
(20) Практика и теория индульгенций служат особенно яркой иллюстрацией
влияния растущего капитализма. Сама идея, что избавление от наказания можно
купить, выражает новое ощущение особой роли денег; но дело не только в
этом. Теория индульгенций, сформулированная Клементом VI в 1343 году,
демонстрирует дух нового капиталистического мышления. Папа, говорил Клемент
VI, имеет в своем распоряжении неисчислимые заслуги Христа и святых и может
распределить часть этого сокровища между верующими (ср. Р. Зееберг, с.
621). В этой концепции папа выступает в роли монополиста, обладающего
огромным моральным капиталом и использующего этот капитал для получения
финансовой выгоды в обмен на моральную выгоду его "клиентов".
(21) "Естественно и неизбежно злая и порочная природа" {лат.}.- Прим.
перев.
(22) М. Лютер. О "Послании к римлянам", гл. 1,1. (Перевод мой, так как
английского перевода не существует.)
(23) Там же.
(24) Там же, с 79. Эта дихотомия - подчинение высшей власти и господство
над низшими - представляет собой, как мы увидим, характерную установку
авторитарной личности.
(25) Ср.: Вебер. Указ. соч., с. 102; Тоуни. Указ. соч., с. 190; Ранульф.
Указ. соч., с. 66 и далее.
(26) Фрейд увидел враждебность человека, направленную на себя самого и
содержащуюся в том, что он назвал "суперэго".
Глава 4
ДВА АСПЕКТА СВОБОДЫ ДЛЯ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА
Предыдущая глава была посвящена анализу психологического смысла главных
доктрин протестантства. Мы показали, что новые религиозные доктрины были
ответом на психологические запросы, возникшие в результате крушения
средневековой социальной системы и зарождения капитализма. Основное
внимание при анализе было обращено на проблему свободы в ее двойном смысле:
было показано, что свобода от традиционных уз средневекового общества -
хотя и давала индивиду новое чувство независимости - заставляла его ощутить
одиночество и изоляцию, наполняла его сомнениями и тревогой, вынуждала его
к новому подчинению и к лихорадочной, иррациональной деятельности.
В этой главе я хочу показать, что дальнейшее развитие капитализма
воздействовало на личность в том же направлении, какое было задано во время
Реформации.
Доктрины протестантства психологически подготовили человека к той роли,
которую ему надлежало играть в современной промышленной системе. Эта
система - ее практика и дух, выросший из этой практики,- охватив все
стороны жизни, изменяла всю личность человека и обостряла те противоречия,
о которых мы говорили в предыдущей главе: развивала индивида и делала его
все более беспомощным, расширяла свободу и создавала новый тип зависимости.
Мы не пытаемся описать здесь воздействие капитализма на структуру
человеческого характера в целом, поскольку нас занимает лишь одна сторона
этой общей проблемы - диалектический процесс развития свободы. Мы покажем,
что структура современного общества воздействует на человека одновременно в
двух направлениях: он все более независим, уверен в себе, критичен, но и
все более одинок, изолирован и запуган. Понимание всей проблемы свободы
зиждется на способности видеть обе стороны этого процесса; рассматривая
одну из них, не забывать о второй.
Это трудно, потому что обычно мы мыслим не диалектически и склонны
сомневаться в том, что одна и та же причина может одновременно вызвать два
противоположных следствия. Кроме того, негативную сторону свободы - бремя,
которое она представляет собой для человека,- вообще трудно осознать;
особенно тем, кто всем сердцем стоит за свободу. Происходит это потому, что
в борьбе за свободу внимание всегда было сконцентрировано на ликвидации
старых форм власти и принуждения; в результате естественно появление такого
чувства, что, чем больше этих традиционных форм принуждения уничтожено, тем
свободнее стал человек. При этом мы не в состоянии увидеть, что, хотя
человек избавился от многих старых врагов свободы, в то же время появились
новые враги; причем этими врагами становятся не столько разного рода
внешние препоны, сколько внутренние факторы, блокирующие полную реализацию
свободы личности. Мы полагаем, например, что свобода вероисповедания - это
одна из решающих побед свободы. Но при этом не осознаем, что, хотя это на
самом деле победа над теми силами церкви и государства, которые не
позволяли человеку исповедовать религию в соответствии с его убеждениями,
современный человек в значительной степени вообще утратил способность
верить во что бы то ни было, не доказуемое методами точных наук. Или
возьмем другой пример. Мы полагаем, что свобода слова - это последний шаг в
победном шествии свободы. Но забываем при этом, что, хотя свобода слова
действительно является важной победой над старыми ограничениями,
современный человек находится в таком положении, когда многое из того, что
"он" говорит и думает, думают и говорят все остальные. Пока человек не
приобрел способности мыслить оригинально, то есть самостоятельно, не имеет
смысла требовать, чтобы никто не мешал выражению его мыслей. Или еще: мы
гордимся тем, что в своем образе жизни человек теперь не зависит от внешних
властей, уже не диктующих ему, что делать и чего не делать. Но не замечаем
роли таких анонимных авторитетов, как общественное мнение и "здравый
смысл", которые так сильны именно потому, что мы готовы вести себя в
соответствии с ожиданиями остальных, что мы внутренне боимся как-то
отличаться от них.
Иными словами, мы зачарованы ростом свободы от сил , внешних по отношению к
нам, и, как слепые, не видим тех внутренних препон, принуждений и страхов,
которые готовы лишить всякого смысла все победы, одержанные свободой над
традиционными ее врагами. В результате мы склонны считать, что проблема
свободы состоит исключительно в том, чтобы обеспечить еще больше той самой
свободы, которая уже получена нами в период Новой истории; мы полагаем, что
защита свободы от тех сил, которые на нее покушаются,- это единственное,
что необходимо. Мы забываем, что проблема свободы является не только
количественной, но и качественной. Разумеется, необходимо защищать и
отстаивать каждую из уже завоеванных свобод, необходимо их сохранять и
развивать, но вместе с тем необходимо добиться свободы нового типа: такой
свободы, которая позволит нам реализовать свою личность, поверить в себя и
в жизнь вообще.
Любая оценка воздействия индустриальной системы на эту внутреннюю свободу
должна исходить из понимания громадного прогресса, которым отмечено
развитие человеческой личности при капитализме. Любая критика современного
общества - если она отворачивается от этой стороны дела - наверняка
основана на бессмысленной романтизации средневековья и критикует капитализм
не ради прогресса, а ради разрушения важнейших достижений человека в Новой
истории.
Протестантство дало толчок духовному освобождению человека. Капитализм
продолжил это освобождение в психологическом, социальном и политическом
плане. Экономическая свобода была основой этого развития, а средний класс -
его поборником. Индивид не был больше связан жесткой социальной системой,
основанной на традициях и почти не оставлявшей возможностей для личного
продвижения за пределы традиционных границ. Ему было дозволено и от него
ожидалось, что в своих собственных экономических делах он достигнет тех
высот, до каких позволят ему подняться его усердие, ум, храбрость,
бережливость или удача. Он рисковал проиграть и оказаться в числе убитых
или раненных в этой жестокой экономической битве каждого с каждым, но мог и
выиграть. При феодальной системе пределы его жизненному развитию были
положены еще до его рождения. При капиталистической системе индивид - в
особенности представитель, среднего класса,- несмотря на массу ограничении,
имел шанс преуспеть за счет собственных достоинств и усилий. Перед ним была
цель, к которой он мог стремиться, и нередко была перспектива эту цель
достигнуть. Он учился полагаться на себя, принимать ответственные решения,
отбрасывать любые предрассудки - и утешающие, и устрашающие...
Человек все более освобождался от уз природы; он овладел ее силами до такой
степени, о какой нельзя было и мечтать в прежние времена. Люди становились
равными; исчезали кастовые и религиозные различия, которые прежде были
естественными границами, запрещавшими объединение человечества, и люди
учились узнавать друг в друге людей. Мир все больше освобождался от
таинственности: человек начинал смотреть на себя объективно, все меньше
поддаваясь иллюзиям. Развивалась и политическая свобода. В силу своего
нового экономического положения поднимавшийся средний класс смог завоевать
политическую власть; а вновь завоеванная власть создала новые возможности
для экономического прогресса. Основными вехами на этом пути были великие
революции в Англии и во Франции и борьба за независимость Америки. Вершиной
этой эволюции политической свободы явилось современное демократическое
государство, основанное на принципе равенства всех людей и равного права
каждого участвовать в управлении через выборные представительные органы.
При этом предполагается, что каждый человек способен действовать в
соответствии с собственными интересами, в то же время имея в виду благо
всей нации.
Одним словом, капитализм не только освободил человека от традиционных уз,
но и внес громадный вклад в развитие позитивной свободы, в развитие
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32
|