Диплом: Лексико-фразеологические библейские реминисценции в поэзии А. Блока
читаем, что Христос сам нес крест к месту казни: «И, неся крест Свой, Он
вышел на место, называемое Лобное, по-Еврейски Голгофа». (Иоанн 19:17). В 16
главе Евангелия от Матфея есть слова: «Тогда Иисус сказал ученикам своим:
если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за
Мною» (Мф.16:24). В данном случае выражение приобретает символическое
значение - «исполнять предначертанное».
Библейский оборот «нести свой крест» вошел в следующие блоковские строки:
1) расти, покорствуй, крест неси (стихотворение «Коршун»);
2) Христос, уставший крест нести (стихотворение «Венеция»(1));
3) и крест свой бережно несу (стихотворение «Россия»).
1.В избушке мать над сыном тужит:
«На хлеба, на, на грудь, соси,
Расти, покорствуй, крест неси».
В данном случае происходит контекстуальное расширение границ фразеологизма, и
выражение начинает носить окказиональный характер.
Слово «покорствуй» становится контекстуальным синонимом словосочетания «нести
крест», а ряд однородных членов, завершающейся фразеологизмом, усиливает
эмоциональное воздействие текста, так как представляет собой градацию. В
данном контексте выражение несет символический смысл: «каждый человек должен
идти по уготованной ему дороге, стойко преодолевая все невзгоды и лишения».
2. Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу.
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Библейский фразеологизм, «нести свой крест», в стихотворении «Россия»
претерпевает изменения количественного характера, которые приводят к
появлению дополнительного оттенка значения. Включение в границы фразеологизма
качественного определительного наречия «бережно» приводит к возникновению
нового, символического смысла – страдания, определенные лирическому герою
судьбой, святы, их нельзя избежать, поэтому следует «бережно» их сносить. «И
крест свой бережно несу», то есть свято выполняю то, что предначертано
судьбой. В первом и втором отрывках выражение имеет сходное значение. В обоих
случаях лексические сопроводители оттеняют значение покорности судьбе:
покорствуй, крест неси; и крест свой бережно несу.
3. Идет от сумрачной обедни,
Нет в сердце крови.
Христос, уставший крест нести.
Выражение «Христос, уставший крест нести» имеет двойную семантику.
Основываясь на библейском тексте, его можно рассматривать в прямом значении –
Иисус Христос устал физически под тяжестью лежащего на его плечах креста. С
другой стороны, этот библеизм можно рассматривать как фразеологическую
единицу со значением «терпеливо переносить страдания, тяжелую судьбу». И,
наконец, в блоковской строке «Христос, уставший крест нести», есть и оттенок
смысла «исполнять предначертанное свыше» Как видим, в одном выражении может
совмещаться несколько значений, которые приводят к созданию яркого образа, и
дают повод для раздумья. Вынесение имени Христа на первый план нужно для
акцентирования внимания читателя на том, что «нести крест» устал не просто
человек, а сам Христос, которому, казалось бы, предначертано свыше покорно
сносить все страдания.
Во всех приведенных выше примерах четко прослеживается связь с исходной
формой фразеологизма «нести свой крест». Эта связь прослеживается на
семантическом уровне и на лексико-грамматическом уровне.
Следующее выражение, относящееся к цитатным фразеологизмам, «терновый венец».
Выражение означает – страдания, тяжелый мучительный путь; символ страдания
(6. 403). Возникло из евангельского рассказа о колючем терновом венце,
надетом воинами на голову Иисуса Христа перед казнью на кресте (Мф. (27:29);
Марк, (15:17); Иоанн, (19: 2)).
У Матфея читаем: «И, сплетши венец из терна, возложили ему на голову». У
Марка: «И одели Его в багряницу, и, сплетши терновый венец, возложили на
Него».
В Евангелии от Иоанна написано: «И воины, сплетши венец из терна, возложили
Ему на голову, и одели Его в багряницу».
В святом благовествовании от Луки сведения о возложении «тернового венца» на
голову Иисуса отсутствуют.
Образ «тернового венца» в Евангелии от Матфея и от Иоанна отличается от
образа в святом благовествовании от Марка. В первом случае употребляется
словосочетание «венец из терна», «из терна» - несогласованное определение, во
втором случае употреблено словосочетание «терновый венец», где «терновый» -
относительное прилагательное.
Выражение «терновый венец» нашло отражение в лирике Александра Блока. В его
стихотворениях читаем:
1) В белом венчике из роз, впереди Исус Христос (поэма «Двенадцать»);
2) В венке спаленных роз (цикл «Флоренция» «Голубоватым дымом»);
3) Не венчал мою голову траурный лавр («Не венчал мою голову траурный лавр»)
4) Терны венчают смиренных и мудрых («Странных и новых ищу на страницах»)
В выражении «траурный лавр» сохраняется семантическая связь с библеизмом
«терновый венец», так как оно обозначает страдание, но это не просто
страдание, а страдание, приводящее к смерти. Связь «траурного лавра» с
«терновым» венцом явственно ощущается еще и потому, что для Иисуса Христа
«терновый венец» стал и «траурным лавром». Выражение «траурный лавр» нельзя
отнести к фразеологизмам, скорей всего это неатрибутивная аллюзия (так как в
выражении не сохранились слова исходного оборота ), намек на библейский
терновый венец, приносящий страдания.
Выражение «терны венчают смиренных и мудрых», как предыдущее выражение,
является аллюзией, намеком на терновый венец, приносящий страдания. Связь с
исходным фразеологизмом происходит за счет того, что поэт использует слово
«терны», однокоренное с компонентом «терновый», в котором заложена основная
семантическая нагрузка «терние – обычно собирательное (устар. книж.) всякое
колючее растение, а также его колючка, шип».
Обыгрывание языкового фразеологизма приводит к появлению нового
символического значения, в данном случае терны символизируют страдание, но
страдание не Бога, а смиренных и мудрых, то есть земных людей.
Следующая группа выражений: «белый венчик из роз», «венок спаленных роз» -
аллюзии, с трудноуловимой библейской семантикой. Если бы в поэме «Двенадцать»
перед «белым венчиком из роз» не стояло имени Христа, то вряд ли мы вообще
связали это выражение с «терновым венцом». В литературоведении давно
поднимается вопрос о возникновении образа «венца из роз» в лирике Блока.
Существует мнение, что в контексте цветовой символики Блока и символизма в
целом «белый венчик из роз» - образ естественный. Блок записывает в Дневнике
в 1902 году мысли Б.Бугаева о символике белого цвета: « «Христианство из
розового должно стать белым Иоанновым», то есть цвета Апокалипсиса. Белый
становится здесь цветом небесных сил и означает чистоту, невинность, свет,
надежду, чаяние нового неба и новой земли».
В текст поэмы «Двенадцать» Блок сознательно включает белый цвет, то есть цвет
«божественный», символизирующий пребывание Бога среди людей, Его любовь к
ним.
В стихотворении «Голубоватым дымом» из цикла «Флоренция» встречается образ
«венка из роз»
И легкой пеной пенится
Бокал Христовых слез .
Пляши и пой на пире,
Флоренция, изменница,
В венке спаленных роз!
Если рассматривать «венок из роз» в контексте творчества Блока как символ
чистоты, то в стихотворении «Голубоватым дымом» они выступают напротив как
символ «грешного», такому пониманию способствует семантическое поле, в
которое помещен образ. Слово «изменница» в характеристике Флоренции,
определение «спаленный» рядом с «венком роз», являются основными
определяющими в понимание образа.
Таким образом, в поэзии Блока «терновый венец» в большинстве случаев
выступает как символ тяжелых страданий. Даже если образ «тернового венца»
обличен в необычную форму, все равно прослеживается связь с библейским
образом.
Следующая группа фразеологизмов, которую мы рассмотрим, – ситуативные
фразеологизмы, зафиксированные словарями. Специфика ситуативных библейских
выражений заключается в том, что они отражают определенную библейскую
ситуацию. Как истинный поэт, Блок не пользуется штампами: в каждое выражение
он вносит частицу своего, авторского, поэтому языковые фразеологизмы в
поэтическом тексте начинают нести особую нагрузку и приобретают новую форму.
Обратимся к фразеологизму «Неопалимая купина» - по библейскому мифу –
чудесный горящий, но не сгорающий куст терновника, в пламени которого Бог
явился Моисею (Исход, 3:2). Выражение это употребляется как образное
определение нерушимости, сохранности (6. 274).
В «Исходе» читаем: «И явился ему Ангел Господень в пламени огня среди
тернового куста. И увидел он (Моисей), что терновый куст горит огнем, но куст
не сгорает». (Купина (со старославянского) – терновый куст).
В стихотворениях Блока встречается образ купины в таком виде:
1) Моисеев куст ( «Весна в реке ломает льдины»)
2) Белый огонь Купины («Странных и новых ищу на
страницах»)
3) Но за майскими, тонкими чарами
Затлевает и нам Купина («Старушка и чертенята»)
4) Тайно тревожна и тайно любима
Дева, Заря, Купина. («Странных и новых ищу на страницах»)
5) «В синем утреннем небе найдешь Купину расцветающих роз»
(«Влюбленность»)
6) Этот злак, что сгорел, - не умрет.
Этот куст – без истления – тощ. («Полюби эту вечность болот»)
Выражение «Моисеев куст» встретилось в стихотворении «Весна в реке ломает
льдины»
Что сожалеть в дыму пожара,
Что сокрушаться у креста,
Когда всечасно жду удара
Или божественного дара
Из Моисеева куста!
В стихотворении «Моисеев куст» олицетворяет божественную силу, которая может
даровать человеку и божественный дар, и удар. С помощью антитезы поэт
показывает двоякую сущность «неопалимой Купины».На связь «Моисеева куста» с
Библией указывает прямое включение в ткань стихотворения имени библейского
героя Моисея.
В стихотворении «Странных и новых ищу на страницах» образ Купины выступает
как символ вечной женственности.
Белая Ты, в глубинах несмутима,
В жизни – строга и гневна.
Тайно тревожна и тайно любима,
Дева, Заря, Купина.
Блекнут ланиты у дев златокудрых,
Зори не вечны, как сны.
Терны венчают смиренных и мудрых
Белым огнем Купины.
У Блока любимая ассоциируется c белым цветом. В данном случае белый цвет
выступает как традиционный символ чистоты и невинности.
У поэта в одном ряду стоят понятия «Дева» и «Заря». В данном контексте
сближение этих двух понятий имеет подтекстовый смысл, происходит сближение
земного «Дева» и божественного «Заря».Для поэта любимая олицетворяет
одновременно земное и космическое.
Терны венчают смиренных и мудрых
Белым огнем Купины.
В данном случае синонимом выражения «Белый огонь Купины» может служить
выражение «Чистый (божественный) огонь Купины», то есть в контексте
стихотворения «неопалимая Купина» становится символом некой очищающей,
божественной силы. В приведенных выше строчках поэт создал образ тернового
венца, приносящего страдания, но эти страдания являются для человека
очищающими. Созданию единого образа способствует употребление в одном
контексте слов «терны» и «Купина», которые являются синонимами.
В стихотворении «Странных и новых ищу на страницах» образ Купины является
аллюзией библейского образа «неопалимой Купины», так как в тексте
стихотворения нет конкретного указания на «несгорающий божественный куст».
Связь с библейским образом возникает на основе «памяти слова».
Следующее выражение, приводящее к ассоциации с библейским образом «неопалимой
Купины», встретилось в стихотворении «Старушка и чертенята»:
Занимаются села пожарами,
Грозовая над нами весна,
Но за майскими тонкими чарами
Затлевает и нам Купина.
Нас интересует выражение «Затлевает и нам Купина». Рассмотрим значение слова
«затлевать». «Тлеть – гореть, сгорать без пламени, еле поддерживать собой
горение». Приставка «за» имеет значение начала действия. Итак, слово
«затлевать» имеет значение начала длительного процесса горения.
Следовательно, отчетливо прослеживается связь между выражениями «неопалимая
Купина» и «затлевает и нам Купина», значит блоковское выражение можно считать
библейской реминисценцией, так как поэт обыгрывает библейский образ, и этот
образ легко поддается восстановлению.
Выражение «В синем утреннем небе найдешь Купину расцветающих роз»,
встретилось в стихотворении «Влюбленность». Образ «расцветающей Купины» –
аллюзия библейского образа. От фразеологизма «неопалимая Купина» употреблен
только «осколок» - образ самого куста, и этот образ приобретает в лирике
Блока новую форму. Можно предположить, что в стихотворении «Влюбленность»
куст купины является синонимом терновникового куста, так как куст терновника
может цвести. «Терновник – колючий кустарник семейства розоцветных с терпкими
синевато-черными плодами». Как помним, купина со старославянского – терновый
куст, поэтому поэт мог подразумевать под «Купиной расцветающих роз» куст
терновника.
И, наконец, рассмотрим выражение, в котором связь с библейской «неопалимой
Купиной» едва уловима. В стихотворении «Полюби эту вечность болот» есть
строки:
Полюби эту вечность болот:
Никогда не иссякнет их мощь.
Этот злак, что сгорел, - не умрет.
Этот куст – без истления – тощ.
В стихотворении нет конкретного упоминания Купины, но связь с библейским
образом осуществляется за счет семантического поля вокруг слова «куст». Рядом
стоят определения «куст без истления», это можно расшифровать как куст,
который тлеет постоянно, далее, «этот злак, что сгорел, - не умрет», если
сгорел, но не умер, значит, способен возродиться. В данном случае выражение
«Куст – без истления - тощ» - неатрибутивная аллюзия образа «неопалимой
Купины», связь с библейским текстом происходит на ассоциативном уровне.
Итак, образ купины в лирике Блока практически всегда выступает как символ
божественного, и в большинстве случаев можно проследить связь между
фразеологизмом «неопалимая Купина» и образами, нарисованными Блоком.
Обратимся к фразеологизму «Труба архангела». Выражение обозначает грозное
предзнаменование. По евангельскому сказанию, трубы ангелов должны были
возвещать великие бедствия людям перед Страшным судом. (Откр. 8: 2 - 12) (6.
408). В Откровении Иоанна Богослова читаем: «И я видел семь Ангелов, которые
стояли перед Богом; и дано им семь труб (.). И взял Ангел кадильницу, и
наполнил ее огнем с жертвенника, и поверг на землю: и произошли голоса, и
громы, и молнии, и землетрясения . И семь Ангелов, имеющие семь труб,
приготовились трубить. Первый ангел вострубил, и сделались град и огонь,
смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся
трава зеленая сгорела (.) И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди
неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от
остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить». Упоминание о
трубных ангелах есть и в Евангелии от Матфея (24: 30 - 31): «Тогда явится
знамение Сына Человеческого на небе: и тогда восплачутся все племена земные и
увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою
великою: и пошлет Ангелов Своих с трубою громогласною, и соберут избранных
Его от четырех ветров, от края небес до края их». Образ из Евангелия от
Матфея перекликается с образом из Апокалипсиса. В обоих случаях речь идет о
грозном предзнаменовании.
А.Блок вводит в тексты своих произведений образ «труб Архангела» и «трубного
гласа»:
1) Плачет ребенок. И ветер молчит.
Близко труба и не видно во мраке.
(«Плачет ребенок. Под лунным серпом» 14 декабря 1903)
2) Страшно верим, выси мерим,
Вечно ждем трубы
(«Сторожим у входа в терем»)
3) Ангел, Мученик, Посланец
Поднял звонкую трубу.
(«Поединок»)
4) И в полях гуляет смерть –
Снеговой трубач.
(«И опять снега»)
5) Близок вой похоронных труб,
Смертен вздох охлажденных губ.
(«Черная кровь»(8))
6) Лучи метнулись заревые
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
|