Диплом: Сленг как явление в современной лингвистике

стиралась бдительными администраторами ЦДЛ, дошедшими в своем рвении в конце

концов до того, что была уничтожена совместная эпиграмма Маяковского и

Третьякова:

Запомни истину одну: коль в клуб идешь, бери жену. Не подражай буржую: свою,

а не чужую.

Не приходится удивляться, что та же эпиграмматика - в ее более специфическом

виде - продолжала расцветать в том же ЦДЛ, но уже на стенах писательского

туалета - в виде сортирных апокрифов. Но этот опыт настенных словарей

писательского мира, естественно, носит слишком узкий, эзотерический и

специфический характер. Более демократичны эпиграммы профессиональных

писателей на своих коллег:

Ах, у Инбер, ах, у Инбер Что за шейка, что за лоб! Все смотрел бы на нее бы,

все смотрел бы на нее б! Приписывается Маяковскому.

Мне говорят, что "Окна ТАСС" моих стихов полезнее. Полезен также унитаз, но

это не поэзия! Николай Глазков.

Михаил Александрович Шолохов для советских читателей труден. Вот поэтому

пишет для олухов Михаил Александрович Дудин. Михаил Дудин.

Провожая на вокзал, меня Чуковский лобызал. А проводивши на вокзал, "Какая

сволочь!" - он сказал.

Ах, какой рассеянный с улицы Бассейной. Маршак - о Чуковском.

На Александра Безыменского

Волосы дыбом. Зубы торчком. Старый чудак с комсомольским значком!

Приписывается Ярославу Смелякову.

Недоволен шах Ирана: нету песен Шаферана. Отвечает Хомейни: "Не поем такой

фигни!" Безымянное.

Свое место в жанровом строю заняли лучшие эпиграммы Валентина Гафта:

Табаков

Чеканна поступь, речь тверда У Лелика у Табакова. "Горит, горит его Звезда"

На пиджаке у Михалкова.

Национальный вопрос, как известно, занимал и занимает не последнее место в

умах отечественных писателей. Некоторые варианты его решения - порой на

уровне констатации факта - также даются в эпиграмматическом жанре:

О поэте С. Смирнове

Поэт горбат. Стихи его горбаты. Кто виноват? Евреи виноваты!

Михаил Дудин.

Анонимная эпитафия Станиславу Куняеву

Здесь лежит незадачливый Стас: Бил жидов, но Россию не спас.

Проханову

Что ты татарин - не беда. Будь жид - и это ерунда (лишь у собак престиж - в

породе). Беда, что брешешь без стыда И, к сожаленью, на свободе...

Александр Иванов.

Кстати, примечателен апокриф в жанре воспоминаний на тему все того же решения

национального вопроса, но уже самим Вождем всех народов: "После войны между

Эренбургом и Шолоховым возникла напряженность по нацвопросу. Сталин выступил

в роли миротворца: "Ваши евреи проявили трусость во время войны, а ваши

казаки - антисоветские настроения еще в гражданскую войну..."

Нельзя не упомянуть сонет Эммануила Казакевича, написанный в незабвенные годы

господства теории бесконфликтности, то есть борьбы "хорошего" с "лучшим".

Поводом послужила коллизия, произошедшая за обедом в Доме литераторов между

двумя сторонниками этой теории - драматургом Суровым и Сталинским лауреатом,

автором "Белой березы" Михаилом Бубенновым, во время которой один из героев

ударил ресторанной вилкой своего оппонента. Поскольку оба героя относились к

стопроцентным антисемитам, сонет Казакевича наряду с теоретическими вопросами

решал и национальный:

Суровый Суров не любил евреев.

Где только мог, их всюду обижал.

За что его не уважал Фадеев, который тоже их не обожал.

Но как-то раз сей главный из злодеев

однажды где-то в чем-то не дожал.

М.Бубеннов, насилие содеяв, за ним вдогонку с вилкой побежал.

Певец "Березы" в ж... драматургу,

как будто иудею Эренбургу, фамильное вонзает серебро.

Но следуя традиции привычной,

лишь как конфликт хорошего с отличным все это расценило партбюро.

Ну и завершим этот раздел прелестной эпиграммой покойного Михаила Дудина,

прочитанной мне поэтом как-то на своей тогда еще лениградской - не

петербургской - квартире:

На отъезд поэта Евгения Рейна в гости к своему лучшему ученику Иосифу

Бродскому в Нью-Йорк

Поэту русскому еврею

Большой в Америке почет.

И Бродский бродит по Бродвею,

И Рейн - в Америку течет.

Особенное место в литературном фольклоре и сленге занимают

апокрифы, нередко выдаваемые за воспоминания.

Поэт Александр Прокофьев вспоминает: "Умер Горький. Вызвали меня из

Ленинграда и прямо в Колонный зал. Стою в почетном карауле. Слезы туманят

глаза. Вижу, Федин слезу смахивает, Погодин печально голову понурил. Вдруг

появился Сталин. Мы встрепенулись и... зааплодировали".

"После одного первомайского парада в Кремле состоялся правительственный

прием. Писательский генерал Софронов расчувствовался, поздравил Микояна и

поцеловал его от души. Следующего он поздравил и расцеловал товарища Жданова.

Рядом стоял Каганович, с которым также была проделана поцелуйная процедура.

На очереди - Сталин. Едва Софронов потянулся к нему губами, Вождь

отстранился:

- Ну, полно, полно! Нельзя же за один раз перецеловать все Политбюро!..

Больше Софронова в Кремль не приглашали".

"Сталин - Фадееву:

- Ну, как Шолохов? Пьет?

- - Не больше других, товарищ Сталин!

- - Вас, товарищ Фадеев, мы не хотели обидеть".

"Переводчицу Татьяну Гнедич вызвали в органы:

- У вас сестра в Лондоне. Если бы вы туда попали, то захотели бы остаться.

Поэтому мы вынуждены вас посадить.

- Позвольте, но это все равно, что сказать старой деве: если бы она

была женщиной, то стала бы проституткой...

Следователь засмеялся. Гнедич посадили".

"Буденного спросили:

- Как вам нравится Бабель?

- - Смотря какая бабель!"

"В 30-х годах сотрудники дирекции МХАТа пришли на дом к Станиславскому:

- Константин Сергеевич, завтра вся театральная столица будет отмечать ваш

юбилей. Будут члены правительства, ваше присутствие необходимо.

- Это неудобно. Я всегда не любил юбилеи.

- Ваше отсутствие могут неправильно понять. К вам относятся как к патриарху

театра. В вашу честь Леонтьевский переулок будет переименован в улицу

Станиславского...

- Ну, это совсем неудобно: Леонтьев к тому же мой дядя...

- Константин Сергеевич, вас завтра наградят орденом Ленина...

- -Ну, и это неудобно: я всегда не любил его".

Нередко обычная цитата выполняла не свойственную ей роль анекдота или апокрифа:

Мариэтта Шагинян говорила в 1937 году: "Посадили несколько человек, а

интеллигенция подняла крик".

"Дату рождения Иосифа Джугашвили положат наши внуки в основу завтрашнего

летосчисления, чтобы окончательно закрепить новый стиль общественного

устройства" (Леонид Леонов).

Либо событийная ситуация получает притчевое освещение: "В писательском доме в

Лаврушинском в 1937 году висело объявление: "Просьба не забивать канализацию

сожженной бумагой".

Жена писателя тов. Вадима Кожевникова говорила: "Писатель без должности - это

не писатель!"

Примечательным фактом речевой культуры являются образцы молодежного

контаминирования. Например, такие:

Да будь я и чукча преклонных годов,

И то без унынья и лени

Английский бы выучил только за то,

Что им разговаривал Леннон!

Сюда же отнесем и макароническое трансвестирование хиппи. Последние внесли

существенный вклад в речевую культуру. Их язык вломился в речь общества.

Хиппи стали праздником, который всегда с тобой, даже если тебя на нем нет.

Вот как свободно и изящно они расправились с известной сказкой Пушкина:

- Две янгицы под уиндом

- пряли поздно ивнингом.

- Кабы я была кингица, -

- спичит ферстая герлица, -

- я б для фазера-кинга

- супер-сейшен собрала.

- - Кабы я была кингица,

- - спичит новоя герлица,

- - я б для

фазера-кинга борнанула б чилдрена!..

- Только выспичить успела,

- дор тихонько заскрипела,

- и в светлицу фазер кам,

- на ходу жуя чуингам.

- Во весь тайм оф разговора

- он стоял бихайнд зе дора.

- Спич последний по всему

- крепко лавнулся ему.

- - Что же, клевая янгица, -

- говорит он, - Будь кингица!..

Отрывки из школьных сочинений тоже повели самостоятельную жизнь анекдота:

"Лев Толстой родился в лесу на Ясной Поляне..."; "Анна Каренина хотела что-то

сказать, но открывшаяся дверь закрыла ей рот..."; "Когда Маресьев открыл

глаза, перед ним в двух шагах на трех ногах стоял четвероногий медведь";

"Когда Павел вошел в комнату, Жухрай мыл шею до пояса..."; "Давыдова

несколько раз ударили по голове, но амбар остался цел..."

Среди ингредиентов питательного бульона, в котором варилась литературная

речь, оказываются контаминация "Дом окололитераторов"; прозвище Петра Вайля и

Александра Гениса - "Пенис и Гениталис"; кликуха Андрея Битова - "Подпрустик"

или лауреата Нобелевской премии - Солженицер; сама Нобелевская премия,

переименованная в "Шнобелевскую" - безо всяких для того оснований; газеты

подверглись переименованию: "МК" - в "Масонский сексопилец"; "Известия" - в

"Известку"; "За рубежом" - "За рупь - ежом!", "Советская Россия" - в

"Совраску"; знаменитые контаминации крылатых литературных цитат:

"В Воронеж как-то бог послал кусочек сыра...";

"Лучше Познер, чем никогда!"

"Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью!";

"Чуден Урал при тихой погоде. Редкий Чапаев доплывет до середины реки".

Сленг не стареет со временем. Он вступает в конфликты с нормативами и

фиксирует прецеденты дипломатический отношений с речевыми пластами, чей

статус освящен традицией, временем, консервативностью наших губ.

У сленга есть прошлое: будущее! У него есть закон развития, сформулированный

древними: "Вы думаете, время идет? Безумцы! Это вы проходите мимо!"

Русский сленг и его фольклор будут существовать, пока будет

существовать русский человек, его одинокий язык, два голодных уха и душа,

которая поет!

Как известно, этрусские мастера изображали героев и танцовщиц не просто в

движении, а за миг до его начала. Враги показаны за десятую долю секунды до

битвы, танцовщица - за мгновение до начала танца. Сленг и фольклор, идя рука

об руку, показывают новую речь - речь III тысячелетия - за миг до ее

появления на свет.

4. МОЛОДЕЖНЫЙ СЛЕНГ

Русский молодежный сленг представляет собой интереснейший лингвистический

феномен, бытование которого ограничено не только определенными возрастными

рамками, как это ясно из самой его номинации, но и социальными, временными

пространственными рамками. Он бытует в среде городской учащейся молодежи – и

отдельных более или менее замкнутых референтных группах.

Русский молодежный сленг представляет собой Интереснейший лингвистический

феномен, бытование которого ограничено не только определенными возрастными

рамками, как это ясно из самой его номинации, но и социальными, временным» и

пространственными рамками. Он бытует в среде городской учащейся молодежи – в

отдельных более или менее замкнутых референтных группах.

Как все социальные диалекты, он представляет собой только лексикон, который

питается соками общенационального языка, живет на его фонетической и

грамматической почве.

Первым документом, где этот субъязык (воспользуемся термином Ю.С Скребнева)

зафиксирован, являются "Очерки бурсы" Н.Г. Помяловского, которые описывают

нравы и быт Петербургской духовной семинарии середины прошлого века.

Поливанов вспоминает» что в годы его учения, которые пришлись на начало

нашего века среди его гимназических товарищей были в ходу разные

специфические словечки: «.нам во втором-третьем классе, например, в голову не

приходило употребить в разговоре между собой слово "угостить": оно регулярно

заменялось через "фyндoвaть", «зaфyндoвaть» вместо "предприятие" или

"задуманный план" всегда говорилось "фидуция"; совершенно не употреблялось и

слово «товарищ»:надо было сказать "кулей"; "хороший Товарищ" -- "штрам

кулей", и т.д. и т.д.»

Поток этой лексики никогда не иссякает полностью, он только временами мелеет,

а в другие периоды становится полноводным. Это связано, разумеется, с

историческим фоном, на котором развивается русский язык. Но связь эту нельзя

трактовать слишком прямолинейно, объясняя заметное оживление и интенсивное

словообразование в сленге только историческими катаклизмами. Сначала века

отмечены три бурные волны в развитии молодежного сленга. Первая датируется

20-ми годами, когда революция и гражданская война, разрушив до основания

структуру общества, породили армию беспризорных, и речь учащихся подростков и

молодежи, которая не была отделена от беспризорных непроходимыми

перегородками, окрасилась множеством "блатных" словечек;

Вторая волна приходится на 50-е годы, когда на улицы и танцплощадки городов

вышли "стиляги". Появление третьей волны связано не с эпохой бурных событий,

а с периодом застоя, когда удушливая атмосфера общественной жизни 70-80-х

породила разные неформальные молодежные движения, и "хиппующие" молодые люди

создали свой "системный" сленг как языковый жест противостояния |официальной

идеологии.

Русский молодежный сленг 70-80-х годов активно изучается (Конылекко 1976;

Борисова-Лукашанец 1980; Жураховская 1981; Мазурова 1989, Радзиховский 1989,

Гуров 1989; Волкова 199.0; Лапова 1990; Рожанский 1992; Стернин 1992;

Щепанская 1992; Зайковская 1993).

Правда, надо ответить одну своеобразную особенность отечественных работ,

посвященных этой теме; некоторые лингвисты, словно стыдясь, что взялись за

исследование такого ''недостойного", "низкого" предмета, начинают или кончают

призывами к борьбе с ним и свое исследование оправдывают необходимостью

глубоко изучить зло, чтобы знать, как лучше с ним бороться. Такой подход

представляется нам ненаучным: лингвист не может и не должен бороться с

языком, задача лингвиста - исследовать его многообразие, в том числе и

ненормативные проявления.

Для изучения молодежного сленга 70-80-х годов в нашем распоряжении есть три

рода материалов:

1) дополняющие друг друга словарные списки, вышедшие в последнее

десятилетие (как отдельные издания, так и лексиконы, которые включены в

работы о молодежи и ее языке);

2) многочисленные материалы из газет и журналов, в языке которых

появляется все больше сленгизмов;

3) лингвистические анкеты, заполненные информантами-носителями русского

языка, которые представляют интересующую нас социально-возрастную группу.

Формирование словаря так называемого "системного" сленга происходит за счет

тех же источников и средств, которые свойственны языку вообще и русскому в

частности. Разница только в пропорциях и сочетаниях.

а) нa первое место по продуктивности выходит иноязычные заимствования,

причем почти исключительно англоязычные заимствования. Зафиксировано лишь два

испанских (загордитьтся «растолстеть» и фумарить «курить»"), два немецких

(бндеса, бундесовый "немцы из ФРГ", западногерманскяй" и кинд "ребенок") н

одно финское (юкс "один рубль"). Этот- способ органично сочетается с

аффиксацией, так что слово сразу приходит в русифицированной форме. Как

правило, это пародийно русифицированная форма - а 1а Курдюкова: из parents

"родители" "- пренты, пэрснты или парснта, из "день рождения" -

бёздник или безник и т.п.

Появившись в таком гротескном облике, заимствованный сленгизм сразу активно

вступает в систему словоизменения: герла - герлы,

гсрлов, стрит ~ на стриту, пэренты - с пэрентами, зиппер "молния" -

зиппера, байтовый "белый" - байтового,

И сразу активно включается механизм деривации:

—герла, герлёныш, гсрлйцп, гсрлула, герлушкп, герловый,

- дринк (дринч) "спиртные напитки", дринкач, дринкер, дринк-команда,