Политические и правовые учения в древнем Риме

переворотов, происшедших в Греции, Цицерон усматривает в географических недостатках, связанных с приморским располо­жением эллинских полисов.

Свою концепцию наилучшей (смешанной) формы государ­ства, в отличие от платоновских проектов идеального государ­ства, Цицерон считал реально осуществимой, подразумевая при этом практику римской республиканской государственности в лучшую пору ее существования («при предках»). Платоновское же государство — это, скорее, не реальность, а лишь желание, оно «не такое, какое могло бы существовать, а такое, в каком было бы возможно усмотреть разумные основы гражданствен­ности».

Правда, Цицерон отдавал себе отчет в том, что реальность восхваляемого им римского смешанного государственного строя скорее в прошлом, чем в настоящем. Отсюда и его мно­гочисленные апелляции к этому прошлому. Во времена Цице­рона римская республика переживала тяжелый кризис и дожи­вала свои последние дни. Политический строй Рима двигался к установлению единоличной власти, к принципату и монар­хии. Концепция же Цицерона о смешанном правлении и вооб­ще его суждения о государстве как деле народа явно расходи­лись с современными ему социально-политическими реалиями и действительными тенденциями развития римской государст­венности. Как теоретик и практический политик, находивший­ся в гуще тогдашней борьбы за власть, Цицерон не мог не ви­деть тенденцию к перегруппировке сил и власти, к отливу ре­альных полномочий от прежних республиканских институтов и их концентрации в руках отдельных лиц, и прежде всего тех, кто опирался на армию. Об этом красноречиво говорили при­меры возвышения Суллы, Помпея, Цезаря, Антония, Октавиа-на и др.

В своем творчестве и в своей практической политической деятельности (в качестве квестора, сенатора, эдила, претора и консула) Цицерон последовательно выступал за строй сенат­ской республики, против полновластия отдельных лиц, в том числе и против режима личной военной диктатуры.

Творческое наследие Цицерона, в том числе и его учение о государстве и праве, оказало большое влияние на всю после­дующую человеческую культуру. Его труды находились в цен­тре внимания римских (стоики, юристы, историки) и христиан­ских (Лактанций, Августин и др.) авторов. Пристальный инте­рес к его идеям проявляли мыслители эпохи Возрождения, а затем и просветители, видевшие в Цицероне своего великого предтечу и гуманиста. Большим авторитетом имя и идеи Цице­рона как великого республиканца, борца за свободу и справед­ливость пользовались у деятелей Французской революции (Ми-рабо, Робеспьера и др.).

В истории политической и правовой мысли наибольшее внимание многочисленных авторов привлекали, в частности, положения Цицерона о формах государства, о смешанном правлении, о государстве как деле народа и правовом сообще­стве, о естественном праве, о гражданине как субъекте права и государства (Фома Аквинский, Гроций, Монтескье и др.). Суж­дения Цицерона по этому кругу проблем сохраняют свою акту­альность и в современном мире.

3. Римские стоики

Основными представителями римского стоицизма были Луций Анней Сенека (ок. 1 до н. э. — 65 н. э.), Эпиктет (ок. 50 — ок. 120) и Марк Аврелий Антонин (121—180). Их общетеорети­ческие представления находились под значительным влиянием философских, этических и политике-правовых концепций древнегреческих стоиков (Зенона, Хрисиппа, Панетия, Поси-дония и др.). Творчество римских стоиков развивалось в усло­виях усилившегося кризиса ценностей прежней полисной идеологии, укрепления власти принцепсов и режима цезариз­ма, превращения Римской империи в мировую державу. В этой обстановке римские стоики в еще большей мере, чем древне­греческие, склоняются к проповеди фатализма и политической пассивности, космополитизма и индивидуалистической этики нравственного самоусовершенствования.

Сенека был сенатором, воспитателем императора Нерона и ведущим государственным деятелем, чьи политические интриги привели в конечном счете к вынужденному самоубийству по приказу его жестокого и мстительного ученика.

Более последовательно, нежели другие стоики, Сенека от­стаивал идею духовной свободы всех людей независимо от их общественного положения. Объектом (и сферой) рабства может быть, согласно его представлениям, лишь телесная и чувствен­ная, но не духовная и разумная часть человека. «Тот, кто дума­ет, что рабство распространяется на всю личность, — писал он, — заблуждается: ее лучшая часть свободна от рабства. Толь­ко тело подчинено и принадлежит господину, дух же сам себе господин».

Раб, согласно Сенеке, — человек, равный по натуре другим людям, и ему присущи те же душевные качества, что и всем ос­тальным. Купля-продажа касается лишь тела раба, но не его свободного духа, неподвластного торговым сделкам. Не отвер­гая само рабство как социально-политическое явление и право­вой институт, Сенека вместе с тем считал его в этическом плане несостоятельным, отстаивал человеческое достоинство раба и призывал к гуманному обращению с ним как с духовно равным" субъектом.

Все люди равны и в том смысле, что они — «сотоварищи по рабству», поскольку одинаково находятся во власти судьбы. «А покажите мне, — говорил он, — кто не рабствует в том или другом смысле! Этот вот — раб похоти, тот — корыстной жад­ности, а тот — честолюбия... Нет рабства более позорного, чем рабство добровольное».

В духе воззрений древнегреческих стоиков Сенека считал судьбу (или, что для него тоже самое, бога, божественный дух, провидение, природу, мировое целое) причиной всех причин. Идя «своим невозвратным путем», «закон судьбы совершает свое право». Люди не в силах изменить мировых отношений, частью которых являются их собственные отношения, но могут лишь мужественно и стойко переносить развертывающиеся предначертания судьбы, отдаться воле законов природы.

Исходя из стоической идеи единства божественного и чело­веческого мира, Сенека считал, что люди — «родные друг дру­гу», «члены единого тела»: ведь природа сотворила всех людей из одной и той же материи и для одних и тех же целей. Высшее благо — в разуме, который есть божественный дух, погружен­ный в тело человека. И разумность делает человека богоподоб­ным. Помимо разума природа одарила человека еще и общи­тельностью, лежащей в основе единства человеческого рода. Благодаря разуму и общительности люди в борьбе за существо­вание достигли господства над животными, овладели природ­ными стихиями и живут тесными сообществами.

В естественно-правовой концепции Сенеки неминуемый и божественный по своему характеру «закон судьбы» играет роль того права природы, которому подчинены все человеческие ус­тановления, в том числе государство и законы. Причем само естественное право здесь выступает и как природный факт (по­рядок мироустройства и причинная цепь событий), и одновре­менно как необходимый императив разума. Разум как факт и норма естественного порядка воплощен и в человеческом сооб­ществе как части мирового целого. Соответствие человеческих отношений божественному началу базируется на разуме: чело­веческий разум — часть божественного духа.

Развивая космополитические идеи, Сенека утверждал, что Вселенная — это естественное государство со своим естествен­ным правом, признание чего — дело необходимое и разумное. Членами (гражданами) этого вселенского государства (космо-полиса) по закону природы являются все люди, признают они это или нет. Что же касается отдельных государственных обра­зований, то они случайны и значимы не для всего человеческо­го рода, а лишь для ограниченного числа людей. «Мы, — писал Сенека, — должны представить в воображении своем два госу­дарства: одно — которое включает в себя богов и людей; в нем взор наш не ограничен тем или иным уголком земли, границы нашего государства мы измеряем движением солнца; другое — это то, к которому нас приписала случайность. Это второе мо­жет быть афинским или карфагенским или связано еще с ка- • ким-либо городом; оно касается не всех людей, а только одной определенной группы их. Есть люди, которые в одно и то же время служат и большому, и малому государству, есть такие, которые служат только большому, и такие, которые служат только малому».

Этически наиболее ценным и безусловным, согласно кон­цепции Сенеки, является «большое государство». Разумность и, следовательно, понимание «закона судьбы» (естественного пра­ва, божественного духа) как раз и состоят в том, чтобы, проти­водействуя случаю (в том числе и случайной принадлежности к тому или иному «малому государству»), признать необходи­мость мировых законов и руководствоваться ими. Эта космопо­литическая максима в равной мере значима как для отдельных людей, так и для их сообществ (государств).

Сходные идеи развивали и другие римские стоики: Эпиктет — раб, затем отпущенный на волю, и император (в 161—180) Марк Аврелий Антонин.

У Эпиктета призывы к личному нравственному совершенст­вованию и надлежащему исполнению той роли, которая ни­спослана каждому судьбой, дополняется резкой критикой бо­гатства и осуждением рабства. Акцент при этом делается на безнравственности рабства. «Чего не желаешь себе, не желай и другим, — поучал Эпиктет, — тебе не нравится быть рабом — не обращай и других в рабство. Раз ты не можешь обойтись без услуг рабов, ты, прежде всего, сам раб, — как не уживаются друг с другом добродетель и порок, так и свобода и рабство».

Марк Аврелий Антонин развивал «представление о государст­ве с равным для всех законом, управляемом согласно равенству и равноправию всех, и царстве, превыше всего чтущем свободу подданных». В. сочинении «К самому себе» он отмечал, что в силу общего всем людям духовного начала все мы — разумные существа. «Если так, — рассуждал император-стоик, — то и ра­зум, повелевающий, что делать и чего не делать, тоже будет об­щим; если так, то и закон общий; если так, то мы граждане. Следовательно, мы причастны какому-нибудь гражданскому устройству, а мир подобен Граду. Ибо кто мог бы указать на какое-нибудь другое общее устройство, которому был бы причастен весь род человеческий? Отсюда-то, из этого Града, и ду­ховное начало в нас, и разумное, и закон».

Дух целого, полагал Марк Аврелий, требует общения, но не хаотического, а соответствующего стройному порядку мира. Отсюда вытекает и повсеместное в мире «подчинение и сопод­чинение», а среди людей («наиболее совершенных существ») — «единомыслие», достижению чего и служит стоическая филосо­фия.

Некоторые идеи греческих и римских стоиков (в частности, отстаиваемый ими индивидуализм, а также естественно-право­вые положения) оказали влияние на взгляды римских юристов.

4. Римские юристы

В Древнем Риме занятие правом первоначально было делом понтификов, одной из коллегий жрецов. Ежегодно один из понтификов сообщал частным лицам позицию коллегии по правовым вопросам. Около 300 г. до н. э. юриспруденция осво­бождается от понтификов. Начало светской юриспруденции, согласно преданию, связано с именем Гнея Флавия, Будучи вольноотпущенником и писцом видного государственного дея­теля Аппия Клавдия Цека, он похитил и опубликовал составлен­ный последним сборник юридических формул, употреблявших­ся по закону в процессе (legis actiones). Эта публикация получи­ла название ius civile Flavianum (цивильное право Флавия).

В 253 г. до н. э. первый верховный понтифик из плебеев Тиберий Корунканий начал в присутствии учеников разбирать юридические вопросы и открыто высказывать свое мнение, по­ложив тем самым начало публичному обучению юриспруден­ции.

В начале II в. до н. э. Секст Элий Пет, видный государст­венный деятель, дополнил сборник Флавия новыми исковыми ' формулами (ius Aeliamm). Он опубликовал и другую книгу, в которой соединил Законы XII таблиц с комментариями юри­стов и исковыми формулами.

В середине II в. до н. э. значительный вклад в развитие юриспруденции, особенно гражданского права, внесли Маний Манилий, Публий Муций Сцевола и Юний Брут. Первый ком­ментарий к преторскому эдикту написал Сервий Сульпиций Руф (консул 51 до н. э.). Его ученик Авл Офилий был автором многих книг по гражданскому праву и впервые составил под­робный комментарий к преторскому эдикту. О частном и пуб­личном праве писал ученик Офилия Квинт Элий Туберон.

Деятельность юристов по разрешению правовых вопросов включала: 1) respondere — ответы на юридические вопросы част­ных лиц, 2) cavere — сообщение нужных формул и помощь при заключении сделок, 3) agere — сообщение формул для ведения дела в суде. Причем юристы оформляли свое мнение по делу в виде письменного обращения к судьям или в виде протокола,

который содержал запись устной консультации и составлялся при свидетелях. Опираясь на источники действовавшего права (обычное право, Законы XII таблиц, законодательство народ­ных собраний, эдикты магистратов, сенатусконсульты и кон­ституции императоров), юристы при разборе тех или иных дел интерпретировали существовавшие правовые нормы в духе их соответствия требованиям справедливости (aequiias) и в случае коллизий зачастую изменяли старую норму с учетом новых представлений о справедливости и справедливом праве (aequum ius).

Подобная правопреобразующая (и нередко правообразующая) интерпретация юристов мотивировалась поисками такой формулировки предписания, которую дал бы в изменившихся условиях сам справедливый законодатель. Принятие правовой практикой новой интерпретации (прежде всего в силу ее аргу­ментированности и авторитета ее автора) означало признание ее содержания в качестве новой нормы права, а именно нормы ius civile (цивильного права), которое охватывало, кроме того, также обычное право, законодательство народных собраний, преторское право. Правопреобразующая деятельность юристов обеспечивала взаимосвязь различных источников римского права и содействовала сочетанию стабильности и гибкости в дальнейшем его развитии и обновлении.

Своего расцвета римская юриспруденция достигает в послед­ний период республики и особенно в первые два с половиной века империи. Уже первые императоры стремились заручиться поддержкой влиятельной юриспруденции и по возможности подчинить ее своим интересам. В этих целях выдающиеся юри­сты уже со времени правления Августа получили специальное право давать ответы от имени императора (ius respondendi). Та­кие ответы пользовались большим авторитетом и постепенно (по мере укрепления власти принцепса, который вначале не был законодателем) стали обязательными для судей, а в III в. на отдельные положения юристов-классиков ссылались как на текст самого закона.

Со второй половины III в. намечается упадок римской юриспруденции, в значительной мере связанный с тем, что приобретение императорами законодательной власти прекрати­ло правотворческую деятельность юристов. Со времени Диок­летиана (284—305) императоры, получив неограниченную зако­нодательную власть, перестали давать юристам ius respondendi.

Правда, положения юристов классического периода сохраняли свой авторитет и в новых условиях.

Из большого числа известных юристов классического пе­риода наиболее выдающимися были Гай (II в.), Папиниан (II— III вв.), Павел (II—III вв.), Улышан (II—III вв.) и Модестин (II—III вв.). Специальным законом Валентиниана III (426 г.) о цитировании юристов положениям этих пяти юристов была придана законная сила. При разноречиях между их мнениями спор решался большинством, а если и это было невозможно, то предпочтение отдавалось мнению Папиниана. Упомянутый за^ кон признавал значение положений и других юристов, которые цитировались в трудах названных пяти юристов. К таким цити­руемым юристам прежде всего относились Сабин, Сцевола, Юлиан и Марцелл.

Сочинения римских юристов стали важной частью кодифи­кации Юстиниана (Corpus iuris civitis), которая включала: 1) Ин­ституции, т. е. освещение основ римского права для начального обучения (для этой части были использованы «Институций» Гая, а также работы Ульпиана, Флорентина и Марциана); 2) Дигесты (или Пандекты), т. ё. собрание отрывков из сочине­ний 38 римских юристов (с I в. до н. э. по IV в. н.э.), причем извлечения из работ пяти знаменитых юристов составляют бо­лее 70% всего текста Дигест; 3) Кодекс Юстиниана (собрание императорских конституций). Руководил всей этой большой кодификационной работой, в том числе и составлением Дигест, выдающийся юрист VI в. Трибониан. Следует иметь в виду, что прежде всего именно собрание текстов римских юристов обес­печило кодификации Юстиниана выдающееся место в истории права.

Деятельность римских юристов была по преимуществу на­правлена на удовлетворение нужд правовой практики и при­способление действующих норм права к изменяющимся по­требностям правового общения. Вместе с тем в своих коммен­тариях и ответах по конкретным делам, а также в сочинениях учебного профиля (институции и т. д.) они разрабатывали и це­лый ряд общетеоретических положений. Правда, к формулиро­ванию общеправовых принципов и определений римские юри­сты подходили весьма осторожно, отдавая предпочтение де­тальной и филигранной разработке конкретных правовых вопросов и лишь на этой основе делая те или иные обобщения.

Отмеченные идеально-правовые качества закона подразуме­ваются и там, где римские юристы заняты юридико-техниче> ским анализом закона и иных источников права. Так, напри­мер, когда юрист Модестин пишет, что «действие (сила) права: повелевать, запрещать, наказывать»1, то при этом предполагает­ся, что подобные формализации и классификации правовой императивности имеют смысл (и силу) лишь постольку, по­скольку речь идет об императивах (велениях) именно права, т. е. справедливого права. Данное принципиальное обстоятель­ство ясно подчеркивали сами римские юристы. Так, Павел пи­сал: «То, что воспринято вопреки началам права, не может быть распространено на последствия». Иначе говоря, то, что противоречит принципам (началам) права, не имеет юридиче­ской силы.

Страницы: 1, 2, 3