Влияние даосизма и буддизма на формирование национальных культурных традиций Китая
ценностей наизнанку, антиинтеллектуализм и высокая оценка физического
труда, психотехника ошеломления» – так чань характеризует японский
исследователь Р.Сасаки.
Буддизм и культурные достижения Китая
«В чем суть буддизма?»
«Пока не постигните, не поймете».
Буддизм просуществовал в Китае почти два тысячелетия. За это время он
сильно изменился в процессе приспособления к китайской цивилизации. Однако
он оказал огромное воздействие на традиционную китайскую культуру, что
наиболее наглядно проявилось в искусстве, литературе и особенно архитектуре
Китая. Многочисленные буддийские храмы и монастыри, величественные пещерные
и скальные комплексы, изящные, порой ажурные и всегда великолепные по своей
художественной цельности пагоды придавали китайской архитектуре совершенно
новый, иной облик, фактически преобразили ее. Многие пагоды, многоярусные
сооружения, символизирующие буддийские небеса, а также пещерные комплексы,
которые были созданы еще в III-VI вв. и сейчас остаются ценнейшими
памятниками китайской культуры, национальной гордостью Китая. В комплексах
Лунмэня, Юньгана и Дуньхуана органической частью архитектуры явились
фрески, барельефы и особенно круглая скульптура.
Искусство круглой скульптуры было известно в Китае задолго до
буддизма. Однако именно индо-буддийская скульптура, генетически восходящая
к эллинистическо-кушанскому прототипу, с характерными для будд, бодхисаттв
и буддийских святых канонами изображений, поз и жестов завоевала
популярность и получила наибольшее распространение в Китае. В каждом
китайском храме можно встретить скульптурные изображения, техника
изготовления и оформления которых так или иначе восходит к индо-буддийской.
Вместе с буддизмом пришла в Китай и практика скульптурного изображения льва
– животного, которое в Китае до буддизма практически не было известно.
Буддизм познакомил Китай с зачатками художественной прозы — жанра, до
того почти не известного там. Новеллы, восходящие к буддийским прототипам,
к жанру бяньвэнь и некоторым другим (в конечном счете—к индо-буддийским
джатакам), со временем стали излюбленным видом художественной прозы и в
свою очередь сыграли определенную роль в становлении более крупных жанров,
в том числе классического китайского романа.
Буддизм, особенно чань-буддизм, сыграл немалую роль в расцвете
классической китайской живописи, в том числе эпохи Сун (X—XIII вв.). Тезис
чань-буддизма о том, что Истина и Будда везде и во всем — в молчании гор, в
журчании ручья, сиянии солнца или щебетании птиц и что главное в природе —
это великая бескрайняя Пустота, оказал большое влияние на художников
сунской школы. Для них, например, не существовало линейной перспективы, а
горы, в обилии присутствующие на их свитках, воспринимались как символ,
иллюстрировавший Великую Пустоту природы.
Буддийские монастыри долгими веками были одним из главных центров
китайской культуры. Здесь проводили свое время, искали вдохновения и
творили поколения поэтов, художников, ученых и философов. В архивах и
библиотеках монастырей накоплены бесценные сокровища письменной культуры,
регулярно копировавшиеся и умножавшиеся усилиями многих поколений
трудолюбивых монахов — переводчиков, компиляторов, переписчиков. Как
известно, многие из сочинений буддийской Трипитаки сохранились и дожили до
наших дней именно благодаря их труду. Очень важно и еще одно: именно
китайские буддийские монахи изобрели искусство ксилографии, т. е.
книгопечатания, размножения текста с помощью матриц — досок с вырезанными
на них зеркальными иероглифами.
Немалое влияние оказали на китайский народ и его культуру буддийская и
индо-буддийская философия и мифология. Многое из этой философии и
мифологии, начиная от практики гимнастики йогов и кончая представлениями об
аде и рае, было воспринято в Китае, причем рассказы и легенды из жизни будд
и святых причудливо переплетались в рационалистическом китайском сознании с
реальными историческими событиями, героями и деятелями прошлого (та же
Гуань-инь, например, получила в Китае новую биографию, сделавшую ее в
прошлом почтительной дочерью одного из малопочтенных чжоуских князей).
Буддийская метафизическая философия сыграла свою роль в становлении
средневековой китайской натурфилософии. Еще большее воздействие на
философскую мысль Китая оказали идеи чань-буддизма об интуитивном толчке,
внезапном озарении и т. п. Влияние этих идей отчетливо заметно в философии
неоконфуцианства, в работах Чжу Си.
С буддизмом связано в истории Китая очень многое, в том числе и,
казалось бы, специфически китайское. Вот, например, легенда о возникновении
чая и чаепития. Чань-будднсты в состоянии медитации должны были уметь
бодрствовать, оставаясь неподвижными, в течение долгих часов. При этом
уснуть в таком состоянии прострации считалось недопустимым, постыдным. Но
однажды знаменитый патриарх Бодхидхарма во время медитации уснул.
Проснувшись, он в гневе отрезал свои ресницы. Упавшие на землю ресницы дали
ростки чайного куста, из листьев которого и стали затем готовить бодрящий
напиток. Конечно, это лишь легенда. Однако фактом остается то, что
искусство чаепития действительно впервые возникло в буддийских монастырях,
где чай использовался как бодрящее средство, а затем чаепитие стало
национальным обычаем китайцев. «Вкус чань тот же, что вкус ча (чая)», –
гласит китайская поговорка.
Нами уже упоминалась китайская гимнастика цигун. Цигун – составная
часть культуры психической деятельности, и она теснейшим образом связана с
другими составными элементами и частями всей метакультурной общности, в
целом представляя собой своеобразное явление традиционной китайской
культуры.
Цигун своими корнями уходит в глубокую древность, она вобрала в себя
несколько систем психофизической подготовки – как традиционно китайских,
так и буддийских по происхождению. Начиная с раннего средневековья основным
средоточием сохранения и развития цигун обычно становились монастыри (чаще
всего буддийские). В немалой степени благодаря буддизму цигун сохранилась
до наших дней, и поэтому некоторые системы оказались «окрашены» в
буддийские тона. В цигун входят и системы, которые передавались
исключительно буддийскими монахами.
Такое же влияние буддизм оказал и на традиционные воинские искусства
Китая, взаимодействие которых с индийскими боевыми искусствами,
принесенными буддийскими монахами и буддийской психотехникой дало то
многообразие школ и направлений, которые мы знаем под именем «у шу». Прежде
всего монастыри секты чань становились центрами развития «у шу».
Буддизм был единственной мировой религией, получившей широкое
распространение в Китае (ни христианство, ни ислам никогда не были там
популярны, оставаясь достоянием лишь незначительного меньшинства). Однако
специфические условия Китая и характерные черты самого буддизма с его
структурной рыхлостью не позволили этой религии, как и религиозному
даосизму, приобрести преобладающее идейное влияние в стране. Как и
религиозный даосизм, китайский буддизм занял свое место в гигантской
системе религиозного синкретизма, которая сложилась в средневековом Китае
во главе с конфуцианством.
Параллельное существование даосизма и буддизма рядом с конфуцианством,
считает Л.С. Васильев, всегда создавало и в образе мышления, и в политике
Китая своего рода биполярную структуру: рационализм конфуцианства с одной
стороны и мистика даосов и буддистов – с другой. И эта структура не была
застывшей, она находилась в состоянии динамического равновесия. В периоды
функционирования крепкой централизованной власти конфуцианский полюс
действовал сильнее и он же определял характер общества. В периоды кризисов
и восстаний на передний план выходил, как правило, даосско-буддийский
полюс.
Е.А. Торчинов пишет: «Сюй Дишань в 20-е годы справедливо заметил, что
доминанта конфуцианства в сфере этнопсихологии китайцев во многом является
кажимостью, ошибкой стороннего наблюдателя, принимающего за сущностное
наиболее бросающееся в глаза, тогда как в реальности удельный вес даосских
представлений, активно формировавших этнопсихологию ханьцев и их
менталитет, значительно превышает объем влияния конфуцианства.
Заслуживают внимания и попытки некоторых ученых весь трудный и сложный
опыт истории КНР представить как следствие влияния глубинного и наиболее
сущностного (даосско-буддийского) аспекта китайской культуры с его
эгалитаристско-утопическими интенциями.
Восточная «религия освобождения», как мы уже могли не раз убедиться,
проповедует не радикальное преодоление человеческой природы, а ее по-своему
радикальное высвобождение или, по-другому, самовосполнение. Строго говоря,
эта религия не имеет ни догматов, ни даже культа, и никакое действие
человека в ее контексте не может быть отпадением от высшей реальности,
каковая есть не что иное, как недвойственность пустоты и формы,
«рождающихся совместно».
Физический мир — только тень и отблеск пустоты, но сама пустота не
имеет образа. Человек в китайской традиции не обречен выбирать между бытием
и небытием и потому даже не обязан подтвердить реальность своего
существования творчеством. Он свободен быть и не быть, знать и не знать.
Вот так религия освобождения оправдывает все виды человеческой
деятельности — политику, искусство, мораль, культуру, хотя из этого,
конечно, не следует, что искусство или политика на Востоке сами по себе
священны. Просто всякая деятельность, полнота каждой вещи коренится, как
говорили древние даосы, в Едином. Восточная традиция не присваивает
привилегированного статуса какой-либо области человеческого опыта; скорее,
она стремится возвести все действия человека к бесконечной действенности,
вечноотсутствующей подоснове всего свершающегося — этому «Великому
Единству» как не-действованию. Согласно даосским учителям, такое протобытие
всякого существования, эта прапочва всякого жизненного роста дается нам как
перспектива высшей, или «небесной», полноты опыта (В.В.Малявин).
Понятие китайской культурной традиции
Итак, мы рассмотрели в общих чертах как возникли и что представляют
собой даосизм и китайский буддизм. Мы также попытались кратко изложить их
влияние на национальную культуру Китая – описали некоторые достижения
Китайской цивилизации непосредственно связанные с даосизмом и буддизмом.
Но тема данного реферата заставляет нас идти дальше простого
перечисления культурных достижений Китая в связи с даосизмом и буддизмом.
Мы должны проследить влияние этих религий на формирование национальных
культурных традиций Китая. Этот вопрос сложнее. Трудность данного вопроса
исходит из того, что понимать под традицией вообще и под китайской
культурной традицией в частности. Здесь нам близка точка зрения известного
китаеведа В.В. Малявина.
«Сегодня, пережив все искушения либерально-прогрессистской идеи, мы
можем и даже обязаны взглянуть по-новому и на внутреннюю, и на общественную
жизнь человека, попробовать руководствоваться той точкой зрения, которая
побуждает нас превыше всего ценить в человеческой жизни не умное, не
оригинальное, не приятное, а просто долговечное – то, с чем можно жить
всегда. Это взгляд, который позволяет увидеть глубочайшую правду
человеческого бытия в традиции. Ведь традиция, если следовать исходному
смыслу этого слова, есть то, что пере-дается от человека человеку, из
поколения в поколение. Традиция воистину за-дана нам: она есть то, что
дается человеку прежде всего, но опознается им после всего пережитого и
понятого. Исторически традиция – величина незаконченная, вечно открытая
будущему. Поэтому ее нельзя «знать» или «понимать» – ее нужно охранять.
Расхожие представления о традиции как некоем застывшем освященном
обычаем или авторитетом наборе «норм», «идей» или предметов, слишком
поверхностны и наивны. В лучшем случае такие представления поддерживаются
дилетантами, не понимающими внутреннего смысла культуры, в худшем – служат
пропагандистскими приемами, обслуживающими власть. На самом деле если что-
то и есть косного в человеке, так это прежде всего его собственные
представления о мире и о себе, которые никогда не могут поспеть за
непрерывно убегающей вперед реальностью…
Традиция по определению есть то, что пере-дается, переходит в новое
состояние, неуклонно уклоняется от самого себя. Ее бытия – это превращение
и даже, точнее «тысяча превращений, десять тысяч перемен», поскольку
изменение не сводится к логической единичности, но творит бесконечно
разнообразный мир. Бытие традиции есть не что иное, как Хаос: бесконечно
сложная геометрия саморассеивающейся цельности». (см. В.В. Малявин
«Недостижимое близкое: традиция в Китае» в «Книге Прозрений», Москва,
1997).
Таким образом, традиция не есть нечто застывшее, некие нормы
поведения, идеи, обычаи, обряды, передающиеся из поколения в поколения в
течении длительного времени. Традиция – это передача «от сердца к сердцу»,
сохранение самого творческого духа, некой первоосновы, которая пронизывает
все и вся, на основе которой и можно выстроить все внешние проявления
традиции.
В.В.Малявин видит центральную идею китайской мысли о традиции как
«идею внутренней преемственности внешне разнородных явлений, присутствия
«одной нити», пронизывающей бусинки мирового ожерелья «обстоятельств». Этот
классический образ попутно высвечивает еще одно: явленный мир есть нечто
декоративное, пребывающее «за пределами» сущностного бытия. С точки зрения
традиции, пространство культуры, закрепляющей внешние, предметные образы
мира, – это поле игры духа. Культуротворчество – не утомительное занятие
педантов, а повод для душевного отдохновения… В последней глубине традиции
хранится сердце Мастера». (В.В. Малявин «Недостижимое близкое…»).
Подлинная преемственность традиции не тождественна воспроизведению
внешних ее атрибутов, равно как новаторство – их отрицанию.
Китайский ученый Цзун Бин в V в. писал: «Правду, утерянную во времена
седой древности, можно в помыслах постичь даже через тысячу поколений».
Исходя из всего вышесказанного под национальными культурными
традициями Китая мы будем понимать те идеи и принципы, что лежат в
основании наиболее ярких его культурных достижений, тот дух, что объединяет
китайскую живопись, поэзию, каллиграфию, литературу, философию, воинские
искусства. Но нужно помнить, что эти идеи и принципы не являлись догматами,
раз и навсегда заданными образцами, канонами. Они были рождены из глубин
бытия и были неотделимы от истинной реальности, и каждый человек, следуя
традиции, должен был вновь и вновь возвращаться к истокам, заново рождать
эти идеи и принципы в себе самом.
Даосизм и буддизм – сердце китайской культуры
Даосизм и буддизм (наряду с конфуцианством) и являются в сущности теми
идеями и принципами, которые лежат в основе национальных культурных
традиций Китая. В Китае средних веков говорили, что чань – это сердце
поэзии и живописи. Таким же образом можно сказать, что даосизм и буддизм –
сердце китайской культуры. Если конфуцианство – тело культуры, то даосизм и
буддизм являются жизненным началом, приводящим в движение весь ее организм.
Даосизм и буддизм не оказывали влияние на формирование культурных традиций
Китая. Влияние может оказывать нечто внешнее, чужое, отдельное.
Буддизм, казалось бы, можно отнести к внешнему влиянию по отношению к
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|