Влияние даосизма и буддизма на формирование национальных культурных традиций Китая
занимались медитацией, рассчитывая таким образом обрести отблеск сияния
Амитабхи и потусторонней Чистой Земли во время видений и экстатических
состояний. Кроме того, Хуэй-юань занимался медитацией, чтобы достичь
единства с Абсолютом или источником всего сущего — независимо от того,
называть ли его природой, мировой душой или Буддой. «Без проникновения
медитация не позволяет достичь полного успокоения, но проникновение без
медитации не отражает всей глубины опыта». В медитационной практике Хуэй-
юаня, когда он всматривался в пустотность всех вещей, переплетались
буддийские и даосские элементы. В даосизме глубина реальности обозначается
понятием «изначальное ничто»: та же самая реальность постигается через
праджню. Многие мистики китайского буддизма вслед за Хуэй-юанем
придерживались практики произнесения имени Будды на каждой стадии их
духовного становления, не усматривая при этом никакого противоречия между
метафизическим погружением в абсолютную пустоту и предельно зримым,
радостным видением рая Амитабхи.
Буддизм для низов (народный) быстро стал своего рода разновидностью
китайского даосизма. Буддизм впитал местную обрядность, признала культ
предков и другие народные культы, включив в свой пантеон как святых древних
китайских мудрецов, так и мифических героев. Буддийский монах бок о бок с
даосским отправлял несложные обряды, принимал участие в ритуалах и
праздниках, охранял буддийские храмы и кумирни, служил культу
многочисленных будд и бодхисаттв, все больше превращавшихся в обычных богов
и святых.
Кроме Майтрейи и Амитабхи, особой популярностью в Китае пользовалась
бодхисаттва Авалокитешвара, знаменитая китайская Гуань-инь – богиня
милосердия и добродетели, покровительница страждующих и несчастных.
Примерно с VIII в., приобретя женское обличье (ранее в Китае, как и в Индии
бодхисаттва Авалокитешвара считался мужчиной), Гуань-инь превратилась в
богиню покровительницу женщин и детей, материнства, богиню-подательницу
детей.
Зачислив в свой пантеон многочисленных будд, бодхисаттв и буддийских
святых, простой народ в Китае принял в буддизме главное для себя – то, что
было связано с облегчением страданий в этой жизни и спасением в жизни
будущей.
Верхи же китайского общества, и прежде всего его интеллектуальная
элита, черпали из буддизма значительно больше. Изучая сутры и занимаясь
буддийской практикой, они стремились проникнуть в сущность буддизма,
постичь его дух, очистить его основы, изрядно замутненные тысячами
последователей со времен Будды. На основе синтеза идей и представлений,
извлеченных из глубин буддизма, с традиционной китайской мыслью, с
конфуцианским прагматизмом и возникло в Китае одно из самых интересных и
глубоких, интеллектуально и духовно насыщенных течений мировой религиозной
мысли – чань-буддизм (яп. дзэн).
Чань-буддизм: возникновение и основные идеи
На протяжении этого периода ассимиляции буддийское учение постоянно
приспосабливалось к китайским формам мысли, или же китайская ментальность
включалась в буддийскую религию. Такие буддийские понятия, как праджня,
татхата (таковость) и бодхи (просветление) были переделаны на китайский
лад, а Махаяна восприняла чисто китайское понятие у-вэй (не-деяние). Но
самые глубокие корни, обнаруживающие удивительную внутреннюю близость
основных идей буддизма и даосизма, предполагали натуралистический взгляд на
мир и человеческую жизнь, которым, в равной степени, вдохновлялись
махаянистские сутры, Чжуан-цзы, Лао-цзы и другие китайские мыслители. В
духовной атмосфере Китая имелись более благоприятные условия для
дальнейшего развития натуралистических элементов буддизма Махаяны, чем это
было даже на родине — в Индии.
Там, где индийцев сковывала мучительная борьба за спасение, китайцев,
которым просто хотелось постичь тайны природы, привлекал даосско-буддийский
натурализм.
Как уже отмечалось, даосизм сыграл центральную роль в принятии
китайцами буддизма. Признание близкого родства между этими двумя религиями
на ранней стадии становления китайского буддизма, помогает нам лучше
понять, как впоследствии даосское влияние на буддизм привело к
возникновению чань-буддизма. Легенды, в которых появление буддизма в Китае
связывается с символической фигурой Лао-цзы, имеют лишь второстепенное
значение. Более значительными представляются связи между все возраставшим
буддийским движением и даосизмом, которые сложились в конце эпохи Хань.
Медитация в самых разных формах проникла в религиозные практики на всех
уровнях общества, но сильнее всего оказалась связь между буддизмом
махаянистских сутр и даосским учением о мудрости. «Даосское обличие»,
которое принял буддизм, не оставалось чисто внешним, а оказало решающее
воздействие на буддийскую мысль. Эта встреча с духовным наследием древнего
Китая явилась источником, питавшим разные школы китайского буддизма,
которые при всех доктринальных различиях были тесно связаны друг с другом.
По мере развития чань-буддизма этот источник превратился в могучий поток.
Это вовсе не означает, что возникновение школы Чань можно объяснить просто
как более или менее плодотворное соединение элементов буддизма и даосизма.
Правильней будет сказать, что сформировавшееся при династии Тан движение
явилось новым проявлением творческой энергии, присущей китайскому буддизму,
которая достигла такого уровня, что позволила сформироваться уникальной
медитативной школе Махаяны, каковой и является чань-буддизм.
Чань-буддизм возник в форме эзотерической секты. Название «чань»
является сокращением от «чань-на» – санскр. «дхиана» (сосредоточение,
медитация, глубокое созерцание). Древнее буддийское направление – школа
дхиана – призывала своих последователей чаще отрешаться от внешнего мира и
следуя древнеиндийским традициям погружаться в себя, концентрировать свои
мысли и чувства на чем-либо одном, сосредотачиваться и уходить в бескрайние
глубины сущего. Целью дхианы было достижение «транса» в процессе медитации,
т.к. именно в состоянии «транса» человек может дойти до затаенных глубин и
найти прозрение, истину, как это случилось с самим Гаутамой Шакьямуни под
деревом Бо.
Легенда повествует, что чань-буддизм возник в Китае после того, как
туда переселился из Индии в начале века знаменитый Двадцать восьмой
патриарх индийского буддизма Бодхидхарма, положивший начало новой секте -
чань.
Учению чань были присущи трезвость и рационализм китайцев, которые
оказались напластованы на глубочайшую мистику индо-буддизма.
Особенностью чаньской традиции стало учение о «внезапном просветлении»
(дунь у). Некоторые исследователи расценивают это положение, как
возможность достичь просветления и освобождения без длительного восхождения
по пути самосовершенствования. Это было бы слишком просто. Лучше всего было
бы сравнить «внезапное просветление» с прорывом плотины, в которую в
течение долгого времени собиралась вода. «Внезапное озарение» представляет
собой качественный скачок – результат длительных духовных усилий и
стремлений адепта. При этом нужно помнить: «На пути нет хоженых троп. Тот,
кто идет им, одинок и в опасности».
Ежедневная медитация (в том числе и при выполнении хозяйственных
работ) - основа религиозной практики чань. Основоположники чань, развивая
тезис махаяны о тождестве сансары и нирваны, отказывались противопоставлять
медитативное состояние прочим формам человеческой деятельности.
«Обыкновенное сознание – это и есть истина», - гласит один из главных
постулатов чань.
В связи с положением чань-буддизма о тождестве сансары и нирваны можно
привести следующий диалог учителя и ученика из рассказа Х.Л.Борхеса «Роза
Парацельса»:
«Парацельс взял розу и, разговаривая, играл ею.
- Ты доверчив, – повторил он. – Ты утверждаешь, что я могу уничтожить
ее?
- Каждый может ее уничтожить, – сказал ученик.
- Ты заблуждаешься. Неужели ты думаешь. Что возможен возврат к небытию?
Неужели ты думаешь, что Адам в Раю мог уничтожить хотя бы один цветок,
хотя бы одну былинку?
- Мы не в Раю, – настойчиво повторил юноша, – здесь, под луной, все
смертно.
Парацельс встал.
- А где же мы тогда? Неужели ты думаешь, что Всевышний мог создать что-
то, помимо Рая? Понимаешь ли ты, что Грехопадение – это неспособность
осознать, что мы в Раю?»
Различают четыре основных принципа чань: «Не твори письменных
поучений», «Передавай традицию вне наставлений», «Прямо указывай на
человеческое сердце», «Прозревай природу и становись Буддой». В отличие от
прочих школ буддизма в монастырях чань большое значение придавалось
совместному физическому труду (не прекращая внутренней практики).
Чань – это образ жизни, открытый озарению; стиль жизни, ведущий к
измененному сознанию, к экстатическом приятию цельности мира.
С VI и по XX в. чань сохраняет неизменное ядро: упор на
непосредственном опыте. Никаких обещаний будущей жизни; то, что может быть
достигнуто, должно быть достигнуто сегодня, сейчас.
Никаких метафизических идей: пустое зеркало, отражающее события
такими, какими они были. Каждое суждение, жест, поступок имеет смысл только
в единичной неповторимой обстановке. Слово – только намек на истину,
лежащую по ту сторону слов. Поэтому учение можно передать только «от сердца
к сердцу».
Когда Бодхидхарма пришел в царство южного императора У, тот спросил
его:
- Что является первым принципом святого учения?
- Безграничная пустота, и в ней ничего святого, царь!
- Кто же тот, кто сидит передо мной?
- Я не знаю!
«Я не знаю» проходит красной нитью через всю историю чань, снова и
снова возникая в чаньских диалогах, в стихах.
Все секты чань пренебрежительно относятся к книжной мудрости. Наряду
со священным писанием, релятивированы обряды и традиционные формы
монашеского усердия.
Патриарх чань-буддизма Линь Цзи (IX в.) говорил: «Никто еще не
представал передо мной в своем одиночестве, свободе и неповторимости. Уже
лет десять я тщетно жду такого человека. Я говорю вам: нет будд, нет
священных книг… Что вы ищете в доме своего соседа? Слепцы! Вы пытаетесь
пришить себе вторую голову. Чего вам не хватает в себе?.. Существует некий
истинный человек без титула, что скрывается за вашей бледной плотью. Он все
время входит и выходит через ваши органы чувств, те, кто не нашел его в
себе, смотрите лучше!».
Чань ведет к переживанию, в котором снимаются все противопоставления:
священное и мирское, конечное и бесконечное, прекрасное и безобразное,
добро и зло, жизнь и смерть. Человек, вошедший в поток целостного бытия,
скользит над всеми частными помыслами. Этим радикально устраняются все
«злые» помыслы. Обращенность к целостности бытия снимает необходимость
различать добро и зло. В Целом зла нет.
Чувство Целого, озарение может быть достигнуто в самой обыденной
обстановке. Поэт Панъюнь писал:
Как это удивительно,
сверхъестественно!
Как это чудесно!
Я таскаю воду, я подношу дрова!
Со временем в напряженном взаимодействии учителей чань и их учеников
стало складываться дзэнское писание. Монахи, ошеломленные странными
загадочными вероучениями, записывали их в книжечку, прятали и в тихие
минуты перечитывали, еще и еще раз пытались понять. Очень скоро возник
первый жанр дзэнского писания, юлу – запись разговоров старца с учениками.
Противопоставляя юлу индийскому буддизму, Цзунми (IX в.) писал, что сутры
обращены «ко всему живому во вселенной», а юлу эффективнее «для особого
рода людей», т.е. для китайцев и других народов дальневосточного
культурного круга.
Юлу включали в себя проповеди, беседы, отдельные реплики. Впоследствии
особую популярность приобрел жанр диалога (вэньда). С XI в. фрагменты
диалога (или отдельные вопросы) стали задаваться ученикам как тексты для
медитации. Эти тексты получили название гунъань (судебный документ,
прецедент, т.е. прецедент просветления; случай вызвавший просветление) (яп.
коан).
Самый распространенный пример гунъань: «Ты можешь слышать звук двух
хлопающих ладоней, – сказал учитель. – Покажи мне как звучит одна».
А вот замечательный пример чаньской истории:
«Всякий раз, когда наставника Цзюйди спрашивали, что такое чань, он в
ответ поднимал палец. Один юный послушник в подражание ему тоже стал
поднимать палец, когда его спрашивали, чему учит его учитель. Услыхав об
этом, Цзюйди взял нож и отрубил послушнику палец. Тот закричал от боли и
побежал прочь. Цзюйди окликнул его и, когда он обернулся, снова поднял
палец. В этом миг послушник внезапно достиг просветления.
Когда Цзюйди покидал этот мир, он позвал учеников и сказал: «Я получил
«чань одного пальца» от моего учителя Тяньлуна и за всю свою жизнь не смог
исчерпать его смысл». С этими словами он ушел из жизни».
Переход к гунъань связан с известным снижением уровня чань. В эпоху
сражающихся царств ученики не имели надобности в ритуальных загадках:
учитель был живой загадкой и живым примером. Так жила и паства апостола
Павла, уподобляясь ему, как он – Христу; каждый проповедовал,
пророчествовал, «говорил языками», насколько умел. Но по мере того, как
число адептов увеличивалось, а энергия учителей снижалась, возникла
необходимость в эталонах истины. Первые века учения превратились в классику
закрепленную писанием и обрядом. Особенность чань в том, что он от каждого
ученика требует войти в эту классику с такой полнотой, как Франциск
Ассизский вошел в страсти Христа – до язв в ладонях. И еще в одном: чань
внутри сложившегося культа сохранил известный простор для импровизации. Его
канон – это канон внутреннего состояния, без всяких внешних рамок. Видимо,
потому чань оказался таким плодотворным для искусства.
Расцвет школы чань связывается с именем Шестого чаньского патриарха
Хуэйнэна (637-713 гг.), основателя так называемой южной ветви чань, при
котором чань стала одним из ведущих философских учений Китая.
Со временем школа чань потеряла свои позиции в Китае. Не поздней, чем
в эпоху Мин, история Чань в Китае, представлявшаяся как передача сознания
вне письменных источников от Бодхидхармы, подошла к завершению. Правда и
после Сун встречались первоклассные чаньские наставники, которые вели своих
учеников к просветлению по проверенному пути. Но в целом упадок был
очевидным. При отсутствии подлинно творческих личностей все движение начало
хиреть. Причины политического и социального характера, которым историки
объясняют общий упадок буддизма в Китае, в значительной степени
распространяются и на Чань. В простонародном буддизме последующих веков,
где основное место отводилось культу Будды Амитабхи, Чань – в силу своей
несколько элитарной природы – мог продолжать существовать только за счет
отказа от некоторых из своих принципов.
Тем не менее, Чань продолжал оставаться движущей силой в рамках
буддизма благодаря тому, что своевременно распространился из Китая в другие
страны. Чань, вместе с другими направлениями буддизма, пустил корни в Корее
и Вьетнаме и пользовался там большим успехом, особенно в сунскую эпоху.
Несравненно более длительным и сильным были позиции Чань в Японии (дзэн).
Там начинается второй этап истории Чань, не менее значительный, чем его
история в Китае, и именно оттуда в наши дни от японских берегов начал он
распространяться по всему свету.
«Развитие гротеска в поведении и искусстве. Пафос выворачивания
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|