Лекции по культурологии
русской культуры, идейным стержнем которой стали национальный подъем, идея
единства. Центром объединения русских земель стала Москва. В отличие от
Новгорода, заботившегося лишь о собственной независимости, Москва выдвинула
совершенно новую “программу” своего политического и культурного развития –
объединение русских земель, восстановление мощной государственности.
Гражданский и нравственный подвиг преподобного Сергия Радонежского
ознаменовал победу православной духовности над политическим утилитаризмом
государственных деятелей, торжество культурно-религиозного единения народа
вокруг русской церкви и ее вождей. Сергию удалось возглавить нравственное
сопротивление татаро-монгольскому игу и тем самым укрепить авторитет
русской православной церкви в русской истории и культуре.
Главное, к чему стремилась культура – и это нашло отражение, прежде
всего, в искусстве – открыть ценности человеческого существования. В
жестких испытаниях векового противостояния с Ордой рождалась потребность во
внутренних достоинствах человека. В русской художественной культуре
получает развитие эмоциональная сфера, преобладает экспрессивно-
эмоциональная образность, а в идейной жизни все большее значение
приобретает “безмолвие”, уединенная молитва, совершаемая вне церкви, уход в
пустынь, в скит. Это уединение соответствовало в тех условиях духу
“развивающегося личностного начала”.
Этот взлет русской культуры на рубеже XIV-XV вв. принято считать
Предвозрождением. Для Западной Европы этот этап естественно перешел в
Возрождение, ставшее символом по-новому осмысленной античности. В Древней
Руси в силу различных причин не оказалось условий для Возрождения. Период
секуляризации культуры еще не наступил. Более того, подъем национального
самосознания на Руси проходил в рамках, прежде всего, христианской
духовности.
В это время собираются многочисленные летописные своды, редактируются
местные летописи. Расширяется количество житий святых, развивается
публицистика (Киприан, Епифаний Премудрый, Пахомий Логофет). Особое место в
литературе занимают памятники Куликовского цикла. Во второй половине XV в.
возникают новые жанры, близкие к беллетристике.
Россия сбросила золотоордынское иго дорогой ценой, в том числе ценой
культурных потерь. Были ликвидированы прежние городские вольности.
Московские правители перенимали политическую культуру, методы управления
Орды. Постепенно усиливалась несвобода всех слоев населения.
Формирующаяся общерусская культура в конце XV-XVI в.была подчинена
задачам служения “государеву делу”. Заботами о Российском государстве
проникнуты общественная мысль и литература, государственным задачам
подчинено зодчество. Рост государственной силы отразился даже в живописи
XVI в. Наконец, после двух с половиной веков почти полной изоляции культура
молодого Российского государства вошла в соприкосновение с ренессансной
культурой Запада. Достаточно сказать о приглашенных западных мастерах,
построивших все главные сооружения Московского Кремля. Но в то же время с
присоединением Иваном Грозным Казани и Астрахани Древняя Русь стала еще
более азиатской.
Провозглашение Москвы “Третьим Римом”, законной наследницей как
христианской, так и всей античной культуры, а русского царя – преемником
византийских императоров закрепило беспредельную власть русского
самодержавия. Авторитет и нравственное влияние церкви стало падать.
XVII столетие, начавшись Смутным временем, вошло в историю под именем
“бунташного века”. Сильнейшим ударом по монолиту средневековья стал
религиозный раскол. В основе раскола – спор об исторической правоте, об
историческом пути России. Одна сторона настаивала на ничтожестве, другая –
на величии старины. Третьей стороны не оказалось. Религиозный раскол привел
к “раздвоению” единой русской культуры на противоборствующие,
взаимоисключающие ее части.
Борения “древлего благочестия” и новых тенденций реформаторского
характера отразились не только в общественных потрясениях, но и в резкой
смене координат развития художественной культуры. В числе наиболее ярких
новаторских проявлений – появление светских учебных заведений, обмирщение
литературы, рождение светских жанров в живописи и музыке, возникновение
театра.
Крупнейшее событие, имеющее историко-культурный смысл – освоение
Сибири. Территория России гигантски выросла, тем самым значительно усложнив
русский хронотоп.
Таким образом, длительное господство в средневековой Руси представлений
о единой “культуре-вере” сменилось в XVII в. столкновением двух
противоборствующих культур – “веры”, в значительной мере отмежевавшейся от
светских знаний, и культуры, по преимуществу секуляризованной,
модернизованной. В это же время возникло и иное противопоставление двух
культур: “мужичья” (но своя) культура “светлой Руси” и ученая (но чужая)
культура “барокко”. Это противопоставление во многом предвосхитило
оппозицию, которая утвердилась в русской культуре с началом петровских
реформ, – “исконно русское – западное, европейское”.
Литература
Вагнер Г.К., Владышевская Т.Ф. Искусство Древней Руси. М., 1993.
Забелин И.Е. Домашний быт русского народа в XV-XVII вв. М., 1993.
Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М., 1997.
Лазарев В.Н. Русская иконопись: от истоков до начала XVII в. М., 1983.
Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. В 3 т. М., 1993-1995.
Романов Б.А. Люди и нравы Древней Руси: историко-бытовые очерки XI-XIII вв.
М., 1977.
Рыбаков Б.А. Язычество древних славян (любое издание).
Тема 6. Культура средневекового Запада
Основные вопросы темы
1. Средневековье как историко-культурная проблема.
2. Христианство – культура и антикультура.
3. Сословная организация сословной культуры.
4. Строительство “храма” в жизни и в искусстве.
5. Народная “смеховая” культура в системе средневековых ценностей.
В исторической науке понятие средневековья появилось в начале XIX в.,
когда, как известно, прежде всего благодаря французским историкам,
торжествовали принципы критического переосмысления всех предшествующих
знаний. Сам термин “средние века”, отметим попутно, не слишком удачно
переведен на русский – правильнее было бы, на наш взгляд, назвать их
“срединные века”, то есть своего рода “центральное” время. Однако, даже
такая, уточненная применительно к французскому оригиналу формулировка,
сегодня представляется очень приблизительной и оспаривается многими. В
самом деле, можно ли под столь общее и невыразительное определение подвести
целых 11 веков человеческой истории (от падения Рима до Английской
буржуазной революции). Тем более условно звучит это определение, когда мы
обращаемся к культурному наследию этого времени. Ведь сознание рядового
галла-воина V в. отличалось от сознания его соотечественника и потомка –
французского ростовщика эпохи первоначального накопления значительно
сильнее, чем, допустим от классово близкого римлянина времен упадка Римской
империи. А ведь, если чисто формально следовать принятой периодизации, то и
несчастный, полудикий галл и преуспевающий ростовщик – жители
средневековья. Что же у них общего в системе ценностей?
Вопрос, очевидно, остается риторическим. Это несопоставимые в принципе
ценности. Мало того, мы обычно и совершенно справедливо выделяем в качестве
особой культурной эпохи позднее средневековье и называем XIV-XVI вв. эпохой
Возрождения. Однако Возрождение являет нам не просто другой – прямо
противоположный тип сознания, тип культуры. Связывают же столь разные, с
точки зрения опять же истории культуры, столь разноприродные понятия и
явления, как, скажем, рыцарские романы и мозаики Равенны, исповедальные
откровения Пьера Абеляра и кромешный ад сатанинских фантазий великого
Иеронимуса Босха, фанатизм и изуверство Игнатия Лойолы и, допустим,
предельно демократические, охальные вирши Франсуа Вийона лишь одно общее –
принадлежность к эпохе утверждения и закрепления в общественном сознании
христианского вероучения, христианской морали и христианских институтов
власти.
Утверждая и воспевая глубинную связь между людьми без различия “эллина
или иудея”, полагая нравственные ценности первостепенными, формируя
представление о мире как о дивном божьем творении, а о человеке,
соответственно, как существе, обреченном пройти через юдоль страданий,
чтобы войти в Царство Божье, внушая каждому возможность спасения от
неизбежного Страшного Суда, предвещающего конец Света, только через веру и
Бога, надежду на загробную жизнь и любовь к ближнему, христианство
формировало стойкое эсхатологическое сознание, постоянное ощущение
человеком своей греховности, порочности, заведомую готовностью ко всем
мыслимым и немыслимым бедам испытаниям, рассматриваемым изначально как
проявление воли Божьей. Однако, воспитывалось и усердие в мирских делах,
трудолюбие, забота о чистоте чувств и помыслов – хотя бы и показная. В
эпоху варварства церковь, безусловно, спасла в Европе и культуру и
цивилизацию.
Однако, представляется исторически справедливым различать
культурообразующую и цивилизующую роль вероучения и его лучших,
образованнейших и наиболее искренних адептов – Василия Великого, Августина
Блаженного, Франциска Ассизского и т.д. – и роль церкви как
государственного института, крупнейшего собственника, землевладельца,
идеологического монополиста – организатора “охоты на ведьм”, “святой”
инквизиции – то есть всего того, что можно было бы назвать антикультурой.
Надо отметить, что с ростом цивилизованности в мире, развитием просвещения
и образования, успехами естественных наук, развитием экономических,
торговых отношений между государствами Европы, эта антикультурная, вторая
жизненно важная и системообразующая функция церкви и христианства не только
не ослабевала, но, напротив, усиливалась – уже в XVI в., в эпоху
Возрождения, в эру великих географических открытий во имя Христа
доблестные испанские “рыцари” истребляли коренное население и уничтожали
индейскую цивилизацию в Южной Америке, а в 1600 г., накануне открытия Ост-
Индской компании и создания Шекспиром “Гамлета” церковники отправили на
костер Джордано Бруно.
На заре средневековья эти кричащие противоречия христианизированного
мира еще не проявлялись в столь яркой форме. Напротив, тогдашние монастыри
– поистине культурные центры. В сословной организации общества первому
сословию отводилась особая роль, но и в первом сословии – духовенстве –
были свои первые – наиболее определенная социальная группа – монашество.
Монастыри, впервые появившиеся в Европе в VI в., были не только обителями
послушания, утешения, благотворительности и т.п., но и вплоть до XII в.
практически единственными очагами просвещения. Классический европейский
монастырь эпохи зрелого средневековья сочетал в себе школу, библиотеку и
своеобразную мастерскую по изготовлению и ремонту книг. Образование и
воспитание были, разумеется, сугубо богословскими.
В то же время существовали серьезные различия в самой трактовке
христианского вероучения, расколовшие монашество на три основных
направления – ордена: бенедиктинцев, утверждавших, что главной добродетелью
человека должен быть неустанный физический труд, что соответствовало
известной заповеди о том, что каждый “должен возделывать свой сад”;
доминиканцев, которые, вспоминая другие слова Христа “не мир я вам принес,
но меч”, брали их за основу своей “цивилизаторской деятельности”,
направленой на искоренение инаковерующих и изыскивание всевозможных ересей;
и, наконец, францисканцев, проповедовавших, в первую очередь, добро и
активное сострадание. При этом веротерпимость францисканцев просто
поразительна.
Вообще, канонизация образа самого Франциска – совершенно
исключительного по всем дошедшим до нас сведениям и фактическим, и
легендарным, – человека, всей сутью своего вероучения восстававшего против
догматического агрессивного начала в католицизме, показывает, насколько
непросто выделить какую-то одну, определяющую линию в культурообразующей
функции католической церкви. Франциск проповедовал “бедную церковь”,
богатую духовностью своей, отличался необычайной приветливостью,
открытостью нрава (монахи-францисканцы всегда ходят с откинутым назад
капюшоном и открытым лицом), обогревал и привечал сирых и убогих, не
спрашивая, какой они веры и из какой страны. В нем начисто отсутствовало
показное величие и помпезность, свойственная официальной церкви, папскому
престолу. Подобное сословное неединообразие высшего сословия отражало и
разнообразную сословную ориентацию христианства, ориентированного на самые
различные слои общества и к разным категориям обращавшегося разными своими
сторонами.
Культура второго сословия – дворянства носила значительно более цельный
характер. В основу дворянской морали эпохи был положен так называемый
рыцарский кодекс чести.
Понятие чести играло системообразующую роль в структуре духовных
ценностей сословия, причем сама честь понималась чрезвычайно широко и
многопланово.
В понятие чести входили верность слову, обету, клятве, сеньору (вообще
верность, преданность, и физическая сила), отвага и благородство в бою, на
турнире, благородство происхождения, обязательная щедрость и, разумеется,
служение Прекрасной даме, которое отнюдь не сводилось к платоническим
чувствам, мелодическим и словесным их излияниям, но подразумевало и
конкретную цель – непременное обладание предметом обожания. Столь
прозаическая подоплека одного их самых романтических рыцарских культов
имеет сугубо житейское обоснование: законы того времени ради предотвращения
возможных конфликтов и дробления наследства запрещали женитьбу всем
сыновьям феодала, кроме старшего.
Детей, как правило, и в зажиточных семьях тогда рождалось много, и
рыцарям-холостякам ничего другого не оставалось, как добиваться взаимности
прекрасных дам, которые, однако, по тем же неписаным законам чести, должны
были далеко не сразу отвечать взаимностью, а по возможности медлить и
играть роль недоступности в своеобразном спектакле, роли в котором были
распределены заранее. Добиваться же взаимности надо было, демонстрируя свои
рыцарские добродетели, главные из которых завоевывались в прямом смысле в
боях. Когда же войн и значительных конфликтов в округе не было, рыцарю
приходилось пускаться в странствия и искать подвигов на чужой стороне, в
неустанных походах за воинской славой – вот откуда появилась фигура
“странствующего рыцаря”.
Художественные достоинства рыцарской средневековой культуры огромны.
Здесь и эпические повествования, вспомним хотя бы “Песнь о Роланде”, и
лирическое творчество миннезингеров и трубадуров, и светская
инструментальная музыка, дошедшая до нас, к сожалению, в немногих
образцах, но представляющая несомненный интерес, как первые образцы
светской музыкальной культуры христианской Европы. В своих основных чертах,
типологически, рыцарская культура предвосхитила дворянскую европейскую
культуру более позднего времени.
“Третье” сословие включало в себя все прочее население, то есть
крестьян, горожан, простолюдинов, разбойников, ремесленников, купцов, людей
самых различных профессий, объединенных (в условиях гшородской культуры) в
цеха и отличавшихся также своей “цеховой”, узкосословной, внесословной
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
|