Алхимия

(единение, упрощеже) и училъ, что человъкъ можетъ достигнуть этого

состояния путемъ созерцания и экстаза; онъ уверяетъ, что ему не одинъ

разъ удавалось самолично видъть Бога лицомъ къ лицу. Ямвлихъ, учение

котораго еще болъе проникнуто мистицизмомъ, прямо проповъдывалъ магию,

давалъ наставлежя о томъ, какъ входить въ сношежя съ божествами и съ

демонами; уверялъ, что самъ творилъ чудеса.

Казалось бы, что общего можетъ быть между химией (хотя бы и въ её

зачаточномъ видъ) и искусствомъ сношежя съ безплотными силами? А между

тъмъ учение неоплатониковъ потому-то и возымело такое капитальное

значение среди алхимиковъ, что оно учило колдовству. Въдь алхимикъ

ставилъ передъ собою задачу невозможную и неосуществимую даже и для

современного химика, и самая жалкая неудача была обычнымъ венцомъ его

трудовъ и стараний. Онъ и сознавалъ свою немощность, и въровалъ, что

если бы пособникомъ ему явился какой-нибудь могучий духъ, будь то хоть

самъ нечистый, то его мечтания, силою этого пособника, мигомъ

осуществились бы. Какъ же было ему не прилепиться къ учению, которое

давало ему въ руки средства и способы войти въ сношение съ такими

сотрудниками, въ особенности, если ему при этомъ улыбалась возможность

подчинить ихъ своей воле, и заставить ихъ на себя работать?

Первые алхимические мечтания, кажется, и начались именно въ нъдрахъ

Александрийской философской школы. Александрия была крупнъйшимъ

умственнымъ центромъ Египта. Египтяне, между прочимъ, издавна

научились выдълывать дешевые подражания золоту и драгоцъннымъ камнямъ.

Вникнувъ въ учение новоплатониковъ, усмотрели въ немъ что-то, весьма

поощряющее. Въ самомъ дълъ, мудрецы толковали объ единствъ материи;

если эта идея върна, то следовательно, все материи сводятся къ одной

материальной сущности, и разница между ними только въ высшихъ

свойствахъ — цвътъ, тяжести; значитъ, если бы удалась попытка

перелицовки этихъ внъшнихъ саойствъ, то и можно было бы превращать

одинъ въ другой разные металлы, изъ дешевого металла, хотя бы свинца,

дълать золото. Таково, можно думать, и было зарождение основной задачи

алхимиковъ. Разрабатывая все дальше, все глубже эту мысль, люди

направили свои мечтания сначала на добываже первобытнаго,

первоначальнаго вещества, праматерии, изъ которой можно изготовить

все, что заблагоразсудится, а затъмъ такого волшебнаго снадобья,

которое представляло бы собою что-то въ роде универсальнаго бродила,

закваски, способной превращать что угодно во что угодно. Вотъ это-то

таинственное бродило и получило назваше философскаго камня или камня

мудрости, камня мудрецовъ, великого эликсира, краснаго льва, и т. д. И

люди, одержимые этимъ мечтательнымъ блужданиемъ ума, тратили подъ его

побуждетемъ неимоверное количество средствъ, времени, труда, энергии

вплоть до XIX века, да, кажется, и теперь еще не вполне отказались отъ

этой мечты.

Промежуток времени съ III-гo по Vlll векъ по Р. X. опять скуден

движениемъ въ области химии. Наследниками первыхъ алхимиковъ явились

на этотъ разъ арабы, высшие носители культуры начала среднихъ вековъ.

Среди арабскихь ученыхъ VIII века яркою звездою воэсиялъ алхимикъ Абу-

Муса-Джабиръ-аль-Куфи, известный въ средневековой литературе подъ

именемъ Гебера. Его рукописные творения, драгоценные останки этой

младенческой эпохи научной литературы, свидътельствуютъ, что

знаменитому аравитянину было известно кое-что изъ области металлургии,

химии, медицины. Онъ, напр., описываетъ плавильные печи, способы

перегонки жидкостей, знаетъ приемы отделения золота отъ серебра,

серебра отъ свинца; ему знакомы ртуть и её соединетя — сулема и

красная окись; онъ зналъ ляписъ (азотносеребряную соль), нашатырь,

купоросы—мевдный и желъзный, поташъ, соду; онъ владелъ секретомъ

превращетя раствора соды въ растворъ едкаго натра, посредствомъ

обожженной извести; онъ умелъ растворять съру въ едкихъ щелочахъ и

осаждать ее изъ этого раствора кислотами; онъ зналъ какъ приготовлять

сърнистую мъдь и киноварь, т. е. сърнистую ртуть; онъ получалъ

дымящуюся сърную кислоту посредствомъ накаливажя квасцовъ; онъ зналъ,

что при перегонке селитры съ серною кислотою получается азотная

кислота и что эта последняя въ смъси съ нашатыремъ даетъ царскую

водку, жидкость. которая была такъ названа потому, что въ ней таетъ

золото.

Мы нарочно привели здесь этотъ, почти полный, перечень всехъ

фактовъ и наблюдений, которые были въ распоряжении химиковъ начала

среднихъ вековъ, для того, чтобы читатели, знакомые хоть отчасти съ

современною химиею, могли судить о бездне, разделяющей алхимию отъ

химии въ этомъ смысле, т. е. со стороны размеровъ запаса фактическаго

материала. Ведь все, что зналъ Геберъ, можно выучить, «вызубрить», въ

одинъ день, тогда какъ современную химию всю, во всемъ её объеме

выучить, всю удержать въ голове, прямо невозможно, уже просто потому,

что теперь она каждый месяцъ накопляетъ столько новаго фактическая

материала, сколько его содержалось во всехъ Геберовскихъ сочинешяхъ,

купно взятыхъ. А между темъ этотъ убогий запасъ познаний держался

сотни летъ, почти не раздвигаясь въ ширь; новые факты пристегивались

къ нему одинъ за однимъ, разделенные часто большими промежутками

времени. Геберъ охотно вдавался и въ чисто теоретически разсуждежя.

Онъ былъ поклонникъ Аристотеля, т. е. сторонник единства вещества и

тщился доказать, что все металлы состоять изъ двухъ основныхъ началъ-

ртути и серы; вдумываясь въ темный стиль Гебера, можно догадаться, что

подъ ртутью он подразумевал не то, что теперешняя наука видитъ в ней,а

как бы совокупность свойств металла: блеск, ковкость, тягучесть; при

накаливании металлы сгорают, превращаясь в землистое вещество, и

символомъ этого свойства, горючести, Геберъ избралъ съру. Нельзя

сказать, чтобъ это положеше блистало удобопонятностью, но такъ

приходится понимать разсуждешя Гебера.

Рядомъ съ Геберомъ можно упомянуть еще другого знаменитаго

арабскаго писателя, врача Аверроеса, жившаго во второй половине XII

въка. Онъ споспъшествовалъ успъхамь алхимии не прямо, а косвенно, какъ

последователь и талантливый толкователь Аристотеля, который въ те

времена былъ незыблемымъ авторитетомъ во всъхъ отрасляхъ знания.

Въ XIII въке на алхимическомъ горизонтъ взошло новое яркое ,

свътило—Альбертъ Beликий, Albertus Magnus. Это былъ врачъ, философъ

риторъ, алхимикъ,—словомъ олицетворенная энцнклопедия; всехъ

современныхъ ему сведений, и, сверхъ того, еще магъ и кудесникъ. Онъ

происходнлъ изъ немецкой графской фамилии Больштедтъ, родился въ

1198 году, умерь въ 1280 году. О немъ мы должны сказать то же, что объ

Аверроесе: онъ былъ неутомимымъ толкователем Аристотеля, и его главная

заслуга на этомъ поприще, состоитъ въ томъ, что ему удалось

возстановить по арабскимъ переводамъ некоторыя творения греческаго

философа, считавшиеся в Европе безвозвратно утраченными. Альбертъ

обладалъ столь обширными сведениями, что буквально ужасалъ ими своихъ

современниковъ, которые считали его просто-за-просто колдуномъ и плели

про него столько небылицъ, сколько, редко доставалось на долю какого-

либо другого смертнаго. Вънцомъ его кудеснической славы была

устроенная имъ человеческая голова - «живая», какъ увъряли его

современники, — говорящая. Эта голова, будто бы настолько удалась

своему творцу, что онъ иногда съ нею беседовалъ и совещался. Альберт

двинулъ алхимию впередъ не только косвенно, какъ комментаторъ

Аристотеля, но и непосредственно, сделавъ кое-какие oткpытiя, которые

унаслъдовала химия. Такъ, онъ первый добылъ металлический мышьякъ; ему

былъ известенъ сурикъ, сърнистыя щелочи и вообще соединетя съры почти

со встеми въ то время извъстными металлами; онъ имълъ понятие о

составе пороха, по крайней мъръ, зналъ о взрывчатыхъ свойствахъ смеси

селитры и угля.

Остановимся ненадолго на только-что отмъченной нами черте въ

личности Альберта Магнуса — на его универсальномъ знании, на его

энциклопедичности. Эта черта стоит внимания, потому что она даетъ

очень наглядный критерий для суждения объ общемъ объеме тогдашнихъ

научныхъ свъдъний. Это было, въ самомъ дълъ, время, когда можно было,

при добромъ желажи, все знатъ, потому что это все было не Богъ въсть

какъ обширно и вмъщалось въ голову памятливаго и усидчиваго любителя

премудрости, книжного человека. И такой доступный для человъческого

мозга объемъ всехъ наукъ, всего архива духовной деятельности человъка,

держался еще долго послъ времени Альберта Великого.

Здесь надо мимоходомъ упомянуть о пресловутомъ Бертольде Шварцъ,

котораго иные считали изобретателемъ пороха. Это былъ монахъ не то

бенедиктинецъ, не то кордельеръ, родомъ немецъ, урожечецъ не то

Фрейбурга, не то Кельна. Надо думать, что онъ былъ алхимикъ, судя по

тому приключежю, которое послужило основою для возведежя его въ

достоинство изобретателя пороха. Сказание гласит, что однажды онъ

истолокъ въ ступе смъсь селитры, съры и угля, и покрылъ ступку

камнемъ; какимъ-то случаемъ въ ступку попалъ огонь или искра; смесь,

конечно, взорвалась, и камень, покрывавший ступку, взлетел до потолка.

Бертольду оставалось только повторить этот взрыв, чтобы напасть на

изобретение пороха. Хотя, позже славу у него отнял Роджер Бекон.

Упомянем мимоходом о Николасе Фламеле, секретаре Парижскаго

университета, жившемъ въ XIV в. Это былъ несомненный алхимнкъ, но о

немъ почти ничего не сохранилось, кроме чудовищныхъ басенъ, вроде

техъ, какие разсказывали объ Альбертe Великомъ. Онъ обладалъ

несметнымъ богатствомъ, о происхождении которого никто ничего не

зналъ, и потому каждый считалъ себя въ праве заключить, что обладатель

такихъ сокровищъ долженъ былъ владъть секретомъ дълать золото. Ему

приписывается авторство несколькихъ алхимическихъ сочинешй, но это

авторство далеко недостовърно. Въ Париже онъ прославился своею широкою

и щедрою благотворительною деятельностью.

Василий Валентинусъ - одинъ изъ знаменитейшихъ алхимиковъ конца

среднихъ вековъ. Его пытались даже провозгласить оснонателемъ фармации

и химии. Замечательно, что о немъ не осталось решительно никакихъ

точныхъ биографическихъ сведений- существуютъ какие-то смутные

указания на то, что онъ былъ немецъ и родился въ Эрфурте въ самомъ

конце XlV-го века. Самое имя его считаютъ псевдонимомъ: Basileus

Valentinus въ переводе значить могущественный царь, властелинъ, а

такъ многие алхимики называли ртуть. Отсюда и явилась догадка, что

подъ этимъ именемъ скрывается какой-то алхимикъ, человекъ скромный, не

пожелавшй выступать подъ своимъ настоящимъ именемъ. Онъ первый съ

особенною тщательностью изучилъ сурьму, и даже посвятилъ исключительно

ей одинъ изъ своихъ трактатовъ - «Currus triun? pnalis antimoniae», т.

е. торжественное шествие сурьмы. Алхимики любили пышные заглавия. Онъ

лечилъ сурьмою чуть не все болезни, и, надо думать, что онъ, вкупе съ

своими многочисленными. учениками, натворилъ въ сьое время не мало

бедъ страждущему человечесву этой панацеей. Сурьма - вещество сильно

действующее, а въ те времена съ дозировкой лекарствъ не стеснялись.

Кроме того, этому загадочному Valentinus'y удалось найти несколько

упрощенныхъ и более успешныхъ способовъ добывания многихъ веществъ,

бывшихъ еще до него извесгными. Онъ частично открылъ самъ, частично

приготовилъ въ чистомъ виде и описалъ немало химическихъ соединений—

соляную кислоту, аммиакъ (нашатырный спиртъ), сернистое олово въ

кристаллическомъ, злаТОВИДНОМЪ СОСТОЯНИИ, СВИНЦОВЫЙ сахаръ, разные

соли сурьмы.

С XV столиля алхимиею начинаетъ овладевать. медицина; обе

области мало-по-малу сливаются. Алхимики становятся врачами, врачи

алхимиками. Появляется даже особый терминъ для обозначежя этой

сочетанной науки — ятрохимия, т. е. врачебная хмия. Это былъ уже

последний периодъ алхимии, периодъ, подготовительный къ переходу

алхимии въ химию. Но, прежде чемъ перейти къ этому периоду, мы должны

бросить общий взглядъ на ранниe периоды алхимии, когда она еще была

целикомъ посвящена поискамъ Философскаго камня.

Magister dixit—учи, коль сказалъ— эти слова въ устахъ

средневековыхъ ученыхъ были какимъ-то боевымъ кличемъ средневековой

науки. Она созидалась на авторитете Аристотеля. Что онъ сказалъ, то

отрицанию не подлежало; его слово можно было толковать, но никто не

осмеливался отрицать. По Аристотелю материя была едина, а отсюда

истекало то практическое положенie, что материя обратима, т. e., если

стать на узко практическую точку зрения, свойства материи допускаютъ

превращенie одного вещества въ другое, а въ томъ числе дешеваго

металла въ драгоценный. Если это такъ, то значитъ можно делать золото.

Для этого надо только найти нечто, какое - то магическое вещество,

подъ влияниемъ которого совершается это пpeтвoрeнie металловъ. Это

веществои назвали философскимъ камнемъ. Впослтедствии понятие о

философскомъ камне раздвинулось, расширилось; къ нему присоединилось

новое мечтание — мечтание о всеобщемъ возродителе и обновителте, объ

эликсире вечной жизни, вечной юности. И люди искали то одно, то

другое, то оба вместе, убежденные, что оба эти волшебныя снадобья

сливаются въ одномъ.

Позднее рассмотренного периода Алхимия начнёт становиться всё

более и более утилитарной наукой, обратившись в знакомую нам Химию.

Страницы: 1, 2