бесплатно рефераты

бесплатно рефераты

 
 
бесплатно рефераты бесплатно рефераты

Меню

Феноменология духа в сказках в свете аналитической психологии Юнга - (реферат) бесплатно рефераты

p>также расплывчатую природность растительного нумена, происходящего из преисподней. В одной балканской сказке1 он кажется убогим, поскольку потерял глаз. “Филины” - вид летающего чудовища –выколи ему глаз, и герой должен позаботиться, чтобы они же его восстановили. Старик потерял часть своего зрения, т. е. своей проницательности и прозорливости в демоническом мире тьмы; последний нанёс ему порчу, и в этом отношении старик напоминает судьбу Осириса, потерявшего один глаз при взгляде на чёрную свинью, а именно Сета; или вспомним о том же Вотане, который у источника принёс в жертву Мимиру один свой глаз. Примечательно, что верховным животным у старика в нашей сказке является козёл, последнее указывает на то, что сам старик обладает и тёмной стороной. В одной сибирской сказке старик появляется как одноногий, однорукий и одноглазый старец, пробуждающий железным посохом покойника. В ходе истории оживлённый покойник по ошибке убил старика, разрушив тем самым своё полное счастье. Название сказки гласит“Однобокий старик”. На самом деле его ущербность означает то, что он в какой-то мере состоит только из одной половины. Другая половина–невидима, она выступает в рассказе как убийца, который посягает на жизнь героя истории. Наконец герою удаётся умертвить своего многократную убийцу, однако в неистовстве он повергает также однобокого старика, что намекает на идентичность обоих убитых. Из этого явствует возможность, что старик мог быть одновременно и своей противоположностью: как оживляющим, так и убийцей, -“ad utrumque peritus”, - как говорится о Гермесе2. В тех случаях, когда старик ведёт себя скромно и чистосердечно, можно было бы порекомендовать– по эвристическим, так же как и по другим причинам –более тщательно высветить окружение. В упомянутой нами первой эстонской сказке о батраке, который потерял корову, возникает подозрение, что оказавшийся своевременно на месте и готовый помочь старик сам до этого хитростью умыкнул корову, чтобы придать своему подопечному изрядный мотив к разрыву. Это очень даже возможно: обыденный опыт показывает, что обдуманное, но сублиминальное знание судьбы инсценирует досадный инцидент, чтобы согнуть в бараний рог дурашливое Я–сознание и вывести его на путь истинный, которого оно иначе никогда не отыскало бы из чистой робости. Если бы наш сирота догадался, что именно старик своим колдовством заставил исчезнуть корову, то последний, пожалуй, показался бы мальчику коварным троллем

    1 [Balkanmarchen Nr. 36: Der Konig und seine drei Sohne. ]

2 Prudentius. Contra Symmachum; см. Raher Hugo, Die Seelenheilende Blume. P. 132. или чертом. Старик на самом деле имеет и злой аспект, так же как примитивный шаман, с одной стороны, является целительным помощником, а с другой– внушающим страх отравителем, точно так же как слово “farmakov”означает и лечебное средство, и яд: в конце концов, ядом в действительности может быть и то и другое.

Итак, старик имеет двусмысленный, эльфический характер: то он по некоторым признакам кажется самим благом, как, например, в чрезвычайно назидательном образе Мерлина, то ему присущ (в других формах) одновременно и аспект зла. В одной сибирской сказке1 старик – это злой дух, “на чьей голове было два озера, в которых плавали две утки”. Он питается человеческим мясом. История рассказывает, как герой и его люди идут в ближайшую деревню на праздник, а своих собак оставляют дома. Собаки постановили– по пословице “Без кота мышам масленица”- также устроить праздник. В разгар праздника они набрасываются на запасы мяса. Когда люди возвратились домой, собаки выскочили вон. И убежали они в заросли. Творец сказал Эмемкуту: “Ступай со своею женой искать собак”. Однако последнего застигает пурга, и он вынужден искать убежище в хижине злого духа. Затем следует известный мотив одураченного черта. “Творец” называется отцом Эмемкута. Отец же Творца называется “самозданным”, потому что он сам себя сотворил. Хотя в книге нигде не говорится, что старик, со своими двумя озерами на голове, заманил героя с его женой, чтобы утолить свой голод, можно всё-таки предположить, что особый дух проник в собак, пробудив их отметить праздник наподобие людей, чтобы впоследствии, вопреки своим повадкам, сбежать, дабы Эмемкут должен был их искать; и что герой попадает в буран, чтобы столкнуться со злым стариком. В этом ему, в качестве советчика, пособляет“Творец” - “сын самозданного”, - из-за чего возникает клубок проблем, разрешение которых мы с удовольствием уступим сибирскому теологу.

В балканской сказке старик даёт съесть бездетной царице волшебное яблоко, от которого она забеременеет и родит сына, причём старик оговорил своё право быть его крёстным отцом. Мальчик растёт бедовым парнем, он колотит всех детей и убивает у пастухов скот. В течение десяти лет он не получает никакого имени. Появляется старик, втыкает ему в ногу нож и нарекает его“ножевым принцем”. Теперь мальчика потянуло на приключения, что отец ему, после долгих колебаний, наконец, и разрешает. Нож, торчащий у него в ноге, является условием его жизни: если кто-то другой его вытащит, то мальчик умрёт, если он вытащит нож сам– то останется в живых. В конечном счете,

    1 [Nr. 36: Die Hunde des Schopfers. ]

нож становится его роком, так как старая ведьма во сне вытягивает его. Он умирает, однако вновь возвращён к жизни своими закадычными друзьями1. Здесь старик, правда, полезен, но он также даритель опасной судьбы, которая с таким же успехом могла бы обратиться во зло. Зло ранее отчётливо демонстрировалось в насильственном характере мальчика.

В другой, тоже балканской сказке мы встречаемся с вариантом нашего мотива, о котором стоит упомянуть: король ищет свою сестру, которую умыкнул чужеземец. Во время странствования он заезжает в хижину старухи, и та его предостерегает от продолжения поисков. Дерево, нагруженное плодами, заманивает героя, всё время отступая, и уводит его от хижины. Когда оно, наконец, останавливается, из его кроны спускается старик. Он угощает короля и приводит его к крепости, где живёт королевская сестра, оказавшаяся женой старика. Она говорит брату, что её муж–злой дух и что он убьет короля. На третий день король на самом деле исчезает. Тогда младший брат отправляется на поиски и убивает злого духа в образе дракона. Благодаря этому расколдовывается прекрасный молодой человек, который теперь женится на сестре короля. Старик, кажущийся сначала нуменом дерева, имеет очевидное отношение к сестре. Он–убийца. В одном вставном эпизоде ему вменяется в вину то, что он заколдовал целый город, сделав его“железным”, т. е. неподвижным и замкнутым2. Он также держит в заключении сестру короля и более не позволяет ей вернуться к своим родственникам. Тем самым изображаетсяАнимус-одержимостьу сестры. В известной мере старик воспринимается как Анимус сестры. Однако способ, каким король втянут в эту одержимость и поиски сестры, наводят на мысль, что сестра имеет значение Анимы для брата. Следовательно, судьбоносный архетип завладел сначала Анимой короля, т. е. он лишил его архетипа жизни, который как раз персонифицирован в Аниме, и тем самым навязал ему поиск утраченной жизненной привлекательности, “труднодостижимой драгоценности”. Он, таким образом, делает из короля мифического героя, т. е. значительную личность, которая есть выражение Самости. При этом сплошь и рядом старик действует, как злодей и должен быть насильственно устранён, чтобы затем появиться в качестве супруга сестры-Анимы: соответственно– в качестве жениха души, который справляет священный инцест, –символ объединения противоположного и подобного. Эта часто встречающаяся, рискованная энантиодромия означает не только

1 [Balkanmarchen Nr. 9: Die Taten des Zarensohnes und seiner beiden Gefahrten. ] 2 [I. c. Nr. 35: Der Schwiegersohn aus der Fremmde. ]

омоложение и преобразование старика, но позволяет заподозрить тайную, внутреннюю связь зла с добром и vice-versa.

В этой истории мы видим также архетип старика в облике преступника, ввергнутого в перипетии и превращения процесса индивидуализации, который мало-помалу доходит вплоть до hieros gamos. В упомянутой ранее русской сказке о лесном царе последний, наоборот, оказывается сначала услужливым и благодетельным, однако потом он уже не собирается отпускать своего батрака, так что фабула рассказа состоит в разнообразных попытках юноши вырваться из лап колдуна. Место поиска замещает побег, однако, кажется, будто последний приносит те же барыши, что и отважное поисковое приключение: герой, в конце концов, женится на дочери короля. Колдун же должен довольствоваться ролью одураченного чёрта.

    ТЕРИОМОРФНАЯ СИМВОЛИКА ДУХА В СКАЗКАХ

Описание нашего архетипа не было бы полным, если бы мы не помянули еще об одном особенном способе его проявления, а именно о проявлении этого архетипа в животной форме. Последняя (в общем и целом) принадлежит к териоморфизму богов и демонов, а потому имеет такое же психологическое значение. Животный облик как раз указывает, что обсуждаемые содержания и функции пребывают во внечеловеческой области, т. е. по ту сторону человеческого сознания. С одной стороны, они соучаствуют в демонически-сверхчеловеческом, с другой—в животно-подчеловеческом. При этом необходимо иметь в виду, что такое разделение имеет ценность только в рамках сознания, где это отвечает необходимому условию мышления. Логика гласит: tertium non datur, т. е. мы не можем представить себе противоположности в их единобытии. Если же антиномия все же существует, то её снятие мы можем полагать только за постулат. Для бессознательного же это вовсе не так, и категория бытия для него не исключение, так как его содержания, все до единого, — парадоксальны и антиномичны по самой своей сути. Хотя старик (в только что изложенных сюжетах) демонстрирует в большинстве случаев и человеческую наружность, и человеческую манеру обхождения, но все же его колдовские способности, включая его духовное превосходство, указывают на нечто сверх-, или над-, или недо-человеческое в добре и зле. Его звериный аспект не означает умаления его ценности ни в глазах примитива, ни для бессознательного. Ведь в некотором отношении животное превосходит человека: оно еще не заплуталось в своем сознании, не противопоставляет своё своенравное Я той силе, которой оно живёт и которая в нём господствует, оно беспрекословно исполняет её волю едва ли не наилучшим образом. Если бы животное было сознательным, то оно было бы благочестивее человека. Легенда о грехопадении содержит глубокое наставление: не является ли она выражением смутного предчувствия того, что эмансипация Я - сознания представляет собой дело Люцифера. Всемирная история человечества с самого начала состоит из противоречия между чувством неполноценности и самопревозношением. Мудрость ищет середины и расплачивается за это смелое и рискованное предприятие сомнительным родством с демоном и зверем, а потому страдает превратным истолкованием морали.

Зачастую в сказках мы встречаем мотив услужливых зверей. Они ведут себя по-человечески, говорят человеческим языком, обнаруживают ум и знания, в которых даже превосходят человека. В этом случае с полным правом можно говорить, что в облике животного выражается архетип духа. В одной немецкой сказке1рассказывается, как юноша, разыскивающий свою исчезнувшую принцессу, встречает волка, который ему говорит: “Не бойся! Скажи, куда ты держишь путь? ”Юноша рассказывает свою историю, за что волк даёт ему магический подарок, а именно: несколько своих волосков, с помощью которых юноша сумеет призвать волка себе на помощь в любое время. Это интермеццо проходит точно так же, как встреча с услужливым стариком. В том же самом повествовании выступает и другая, а именно злая сторона архетипа. Для наглядности Юнг конспективно излагает эту сказку.

“Когда юноша пас в лесу свинью, то обнаружил большое дерево, чьи ветви затерялись в облаках. “Как было бы здорово, — сказал себе юноша, — посмотреть с его верхушки, что там, на краю света? ”Он карабкается вверх в течение целого дня, но так и не достигает ветвей. Настал вечер, и он вынужден переночевать на сучке. На другой день он карабкается дальше, и к полудню добирается до кроны. Только под вечер он достигает деревни, которая возведена на ветвях. Там живут крестьяне, которые его потчуют и дают на ночь приют. На утро он карабкается дальше и к полудню достигает дворца, где живет девушка. Здесь он узнаёт, что выше-то идти некуда. Она—королевская дочь, которую злой волшебник заключил в тюрьму. Итак, герой остается у принцессы. Ему разрешается входить во все комнаты замка. Только в 1 Die Prinzessin auf dem Baum. (Deutsche Marchen seit Grimm). одну-единственную принцесса запретила ему заходить. Однако любопытство сильнее. Он отпирает комнату и обнаруживает там ворона, прикованного к стене тремя гвоздями. Один гвоздь проходит через шею, два других—через крылья. Ворон сетует на жажду, и юноша, тронутый состраданием, дает ему попить воды. С каждым глотком выпадает по гвоздю, и после третьего глотка ворон освобождается и вылетает в окно. Когда принцесса услышала об этом, она очень испугалась и сказала: “Это был чёрт, который меня заколдовал. Теперь уж недолго осталось ждать, скоро он меня настигнет”. В одно прекрасное утро она на самом деле исчезла”. Теперь юноша отправляется на поиски, где ему, как уже описывалось ранее, встречается волк. Точно так же он встречает медведя и льва, от которых тоже получает волоски. Кроме того, лев ему сболтнул, что принцесса заточена неподалёку, в охотничьем домике. Он отыскивает эту сторожку и принцессу, однако знает, что побег невозможен, потому что охотник обладает трехногой сивой кобылой, которая всё ведает и неминуемо предупредит охотника. Несмотря на это юноша все же пытается сбежать, но тщетно. Охотник нагоняет его, однако позволяет сбежать вновь, так как юноша ведь однажды спас ему жизнь, в его бытность вороном. Итак, охотник вместе с принцессой ускакал прочь. Однако, когда охотник ушел в лес, юноша опять прокрался в дом и уговорил принцессу выведать у охотника тайну, как тот заполучил свою умную кобылу. Ночью это ей удается, и юноша, спрятавшийся под кроватью, узнаёт, что примерно в часе езды от сторожки охотника живет ведьма, которая разводит волшебных лошадей. Кто сумеет уберечь жеребят в течение трех дней, тот имеет право в награду выбрать себе лошадь. В старину она давала впридачу еще и двенадцать ягнят, чтобы утолить голод двенадцати волков, живущих в окрестностях хутора: давая им поочерёдно набрасываться на ягнят, можно было их отвлечь. Однако ему, охотнику, она не дала никаких ягнят. Когда он скакал домой, волки его преследовали. При переходе границы им все-таки удалось откусить ногу у сивой кобылы. И потому она имеет только три ноги.

Юноша немедленно отыскивает ведьму и нанимается к ней на выпас жеребят при условии, что она даст ему не только лошадь, которую он сам выберет, но в придачу еще и двенадцать ягнят. Она согласилась, но повелела жеребятам сбежать. Чтобы усыпить героя, она дала ему с собой хлебное вино. Он пьет это вино и засыпает, а жеребята сбегают. В первый день он нагоняет их с помощью волка, во второй— ему помогает медведь, а на третий —лев. Теперь он имеет право подыскать себе награду. Маленькая дочь ведьмы, однако, пробалтывает ему, какая из верховых лошадей принадлежит ее матери. Это, конечно же, самая лучшая лошадь, в самом деле сивая кобыла. Её-то он и требует. Но когда он вышел из конюшни, ведьма просверлила четыре копыта у лошади и высосала из них костный мозг. Из мозга она выпекла пирог и дала его юноше с собой в дорогу. Лошадь смертельно заболела, но после того как юноша дает ей съесть пирог, она вновь приобрела свою прежнюю силу. Он выбирается невредимым из леса, после того как умиротворил двенадцать волков, отдав им на съедение двенадцать ягнят. Он заезжает за принцессой и скачет с ней прочь. Трёхногая же сивая кобыла кличет охотника, —он тотчас пускается в погоню за обоими и быстро их нагоняет (так как четырёхногая сивая кобыла не хочет бежать). Как только охотник приблизился, четырёхногая кобыла крикнула трёхногой: “Сестрица, сбрось его! ”. Колдун сброшен и растоптан обеими лошадьми. Юноша сажает принцессу на трёхногую сивую кобылу, и так они едут в королевство её отца, где и празднуют свадьбу. Четырёхногая сивая кобыла просит юношу отсечь голову обеим лошадям, после чего лошади превращаются в статного принца и дивную принцессу, которые затем переезжают в“своё собственное королевство”. Все дело в том, что охотник когда-то их тоже превратил в лошадей. Помимо териоморфной символики в этом повествовании интересен тот факт, что функция знания и интуиции представлена верховыми животными. Тем самым говорится, что достоянием духа можно также овладеть. Так, трёхногая сивая кобыла является сначала собственностью охотника, а четырёхногая— собственностью ведьмы. Здесь дух —отчасти функция, которая, как вещь, может менять владельца (лошадь), отчасти же—автономный субъект (колдун в качестве владельца лошади). Заработав четырёхногую кобылу у ведьмы, юноша освобождает дух, или мысль особого вида, от господства бессознательного. Ведьма здесь означает, как и в других местах, mater natura, соответственно первоначальное, так сказать, “матриархальное”состояние бессознательного. Тем самым возвещается о таком психическом устроении, в котором бессознательному противостоит лишь слабое и несамостоятельное сознание. Четырёхногая сивая кобыла оказывается превосходящей трёхногую, так как может ею повелевать. Так какчетверица есть символ целостности, а целостность играет значительную роль в образном мире бессознательного1, то победа четырёхножия над трёхножием не кажется такой уж неожиданной. Что должна означать

1 В отношении четверицы Юнг ссылается на его более ранние работы, в особенности на Psychologie und Religion и Psychologie und Alchemie.

противоположность между троичностью и четверичностью —это то же, что означает троичность в противоположность целостности. В алхимии эта проблема зваласьаксиомой Марии и сопутствовала этой философии более чем тысячелетие, а затем вновь была подхвачена в Фаусте (сцены с кабирами). Самое раннее литературное изложение этой проблемы обнаруживается во вступительном слове к Тимею1, о чем вновь нам напоминает Гёте. У алхимиков мы можем явственно видеть: тройственности божества соответствует низшая хтоническая троичность (наподобие трёхглавого черта у Данте). В троичности заключен принцип, который своей символикой обнаруживает родство со злом, при этом отнюдь не бесспорно, что троичность выражает только лишь зло. Напротив, все указывает на то, что зло и, соответственно, его употребительный символ, принадлежат к роду тех фигур, которые описывают тёмное, ночное, нижнее, хтоническое. Нижнее относится к верхнему, согласно данной символике, как эквивалент, ставший противоположностью2; другими словами, зло выражается также троичностью. Тройка, как мужское число, совершенно логично идентифицируется здесь со злым охотником, которого, вероятно, следовало бы понимать (алхимически) как“нижнюю троичность”. Четвёрка же, как женское число, определённо указывает на старуху. Обе лошади —говорящие и всезнающие чудища, а потому они представляют бессознательный дух, который, однако, в одном случае подчинен злому колдуну, а в другом— ведьме. Таким образом, между троичностью и четверичностью, прежде всего, сохраняется противоположность мужского–женского, но при этом четверичность является символом целостности, а троичность–нет. Ведь одна троичность всегда предполагает другую (на такое противоположение указывается в алхимии): верх предполагает низ, свет— тьму, добро —зло. С энергетической точки зрения противоположность предполагает потенциал, а там, где имеется потенциал, есть возможность события (ведь напряжение противоположностей стремится к уравниванию). Если представить себе четверичность в виде квадрата и разделить его диагональю на две половины, то 1 Самое древнее из известных Юнгу представлений этой проблемы –это повествование о четырёх сыновьях Гора, из которых три, соответственно, представлены с головами животных, а один–с человеческой. Хронологически это примыкает к видению четырёх лиц и Иезекииля. Эти облики потом ещё раз повторяются в четырёх атрибутах Евангелистов. Как известно, трое имеют голову животных, и один– человеческую (ангел). 2 Согласно Tabula Smaragdina: Quod est inferius, est sicut quod est superius. [Что внизу, подобно тому, что наверху]. P. 2.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6