Этнопедагогическая афористика в формировании культуры межнационального общения младших школьников 
Анализ мирового опыта межкультурного
образования позволяет выделить специфическую ценность его реализации именно в
детском возрасте, обусловленную высокой сензитивностью детства к формированию
позитивных установок в межкультурном общении и развитию межкультурной
компетентности. Дети повсюду «наталкиваются» на мультикультурность – она та
среда, где взрослеют современные дети. Классы современных европейских,
американских, австралийских, российских школ далеки от гомогенности: дети
различаются в языковом (языки и диалекты), религиозном и мировоззренческом
отношении, в географическом происхождении и личной истории (все больше
отличаются дети села и города, за одной партой могут оказаться местный житель и
мигрант или беженец). Каждый ученик имеет свою уникальную структуру личности,
несущую отпечаток той культуры, в какой он воспитывался и рос.
В то же время мультикультурное общество не
отражается в содержании детских книг и школьных учебников, а дети больше знают
об экзотических культурах других стран, чем о культуре соседей – этносов; часто
история преподносится с точки зрения культуры большинства (т.н. история «суперэтноса»),
не говоря уже о доминировании в учебниках мужской точки зрения на мир,
игнорирования в учебном процессе половых различий в познании. Это несет большую
опасность для становления детской личности. Для детей иной этнокультуры очень
важно знать, что язык и культурные ценности их семьи уважаемы и приняты в
обществе, по мнению Г. Люсиера и С. Чайклина, это положительно
сказывается на социализации ребенка в группе сверстников и даже на школьных
успехах. Если же детям навязывается государственная идеология или мировоззрение
большинства, в классе может сложиться атмосфера скрытой вражды. Ребенок – мигрант,
живущий под влиянием мигрантской субкультуры и наталкивающийся ежедневно на
культуру большинства, находится в сложной кризисной ситуации: независимо от
того, решила ли (и имеет ли возможность) его семья окончательно поселиться в
этой стране, является ли он вторым и даже третьим поколением иностранцев, для
здорового развития его личности необходимо достижение им позитивной
этноидентичности и на этом фоне становление этнотолерантности. Здесь огромную роль
играет педагогическая поддержка ребенка в выборе этноидентичности в форме
занятий родным языком и религией, включения в содержание образования в детском
саду и школе культурных архетипов (сказок, песен, игр). Все это способствует
развитию языка общения между детьми доминирующей культуры и культуры
меньшинства, ускоряет интеграцию ребенка в новую культуру, в то же время
предотвращая опасность деэтнизации и маргинализации [8, 220].
Важную роль в формировании личности играет
культура, в том числе традиционная культура воспитания, с самого раннего детства
нацеливающая на сохранение свойственного ребенку пластичного контакта с
окружающим миром, на следование непреходящим истинам, добру и красоте. В
народных афористических изречениях (пословицах, поговорках, присловьях, благопожеланиях,
клятвах, проклятиях, нефигуративных изречениях и т.п.) проповедуется жизнь в соответствии
с логикой природы, гармонизирующей существование человека. Афоризмы – своего рода
рецепты этой гармонии, сформулированные задолго до появления современных религий
и заключающиеся в следовании простым и доступным предписаниям, делающим
человека мудрым, доброжелательным и по-своему счастливым.
Тематически всеохватные народные афоризмы,
предельно короткие по форме и беспредельно глубокие по смыслу, говорят о
животрепещущих и вечно актуальных вопросах морали и истины в их взаимопроникновении.
Эти два фундаментальных начала: познание и нравственность, а также взаимосвязь
мира природы и внутреннего мира человека и определяют доминанту афористического
творчества народа.
Афористическое наследие, как и вся народная
культура, носит синкретический характер. Афористические формы, будучи выражением
философских, педагогических знаний народа, вместе с тем являлись источником агрономических,
астрономических, метеорологических, медицинских и пр. знаний, а также несли
информацию эзотерического характера, неназойливо нацеливающую личность на восприятие
человека как творца и созидателя добра, на приятие и бережное созидание мира,
на передачу жизненного опыта, профилактику ошибок, индивидуальных и социальных
бед.
Употребление в повседневной речи малых фольклорных
форм придает ей образность, фигуративность, яркость, тот особый «восточный» колорит,
который делает ее экспрессивной и действенной. «Я одним словом своим делаю из труса
храбреца своего народа, вора превращаю в честного человека, на мои глаза не
смеет показаться мошенник» – так определял весомость своей речи, полной
афористических вкраплений, один из кабардинских гегуако, народных сказителей.
Такие мудрые старцы, владеющие всем богатством культурного наследия народа,
обладающие эзотерическими знаниями этноса, владели механизмом превращения
народного афоризма в воспитательное средство, когда ситуация провоцирует использование
сентенции, а заключенный в ней скрытый глубинный смысл и сила слова, экспрессия
«работают» на улучшение, облагораживание личности.
Спецификой данного материала является то, что этнически
разнящиеся афористические регламентации сходных жизненных ситуаций являются как
бы вариантами некой единой инвариантной основы. Это положение можно проиллюстрировать
сотнями примеров. Так, проповедуя единую идею необходимости и эффективности раннего
начала воспитания ребенка, основанную на обширном опыте и многовековой воспитательной
практике, различные народы в своих национальных афористических назиданиях
говорят об одном и том же: «Ветку гнут, пока она сыра, ребенка воспитывают, пока
он мал» (адыг.), «Если не согнул прутом, не согнешь никогда колом» (адыг.), «Воск
мни, пока он горяч, человека учи, пока он мал» (адыг.), «Если прут сырым не
согнешь, сухим его не согнуть» (абаз.), «Обруч, не свернутый из прутика, не
свернешь из жерди» (чечен.), «Дерево гнется молодым (побегом)» (осет.), «Гни дерево,
пока гнется, учи дитятко, пока слушается» (русск.), «Гни кол, пока он тонкий прут,
вырастет – согнуть не сможешь» (балкар.), «То, чему научился щенком, не забыл и
кобелем» (чечен.), «Если хочешь выпрямить дерево, делай это, пока оно молодо» (японск.),
«Гни дерево, пока оно еще молодо, учи ребенка, пока он еще мал» (армян.), «Из
молодого, как из воска, что хочешь, то и вылепишь».
Все перечисленные пословицы, подчеркивая гибкость
и пластичность детской натуры через сравнение с молодой, податливой хворостиной
(или другими предметами), соответствующим образом нацеливают родителей и
воспитателей. В приведенных примерах виден общий для всех народов характер
природосообразности традиционного воспитания. Пословицы, не имея возможности
для детального развития очень важной проблемы, обыгрывают свойства различных природных
материалов (своего рода «сопромат») и в образной, иносказательной tnple
подводят к социальным, педагогическим заключениям.
При традиционном укладе жизни весома и действенна
была значимость благопожеланий. Об этом говорит стремление получить благословение
в ответственный момент жизни, безусловная вера в благопожелания старших, силу
их напутственных слов. Такая вера существенно способствовала благоприятным прогнозам
на успех, удачливость ребенка, способствовала повышению убежденности в собственной
значимости, укреплению уверенности в своих силах. По мнению академика В.И. Абаева,
ученого с мировым именем и человека исключительных нравственных качеств, его
жизненную программу во многом определили благопожелания «Долго живи!», «Стань большим
(великим) человеком!», которые он слышал вместо и наряду со «спасибо»
мальчишкой от старших в ответ на оказываемые им услуги в родном осетинском
селении.
Стремление получить в решающий момент своей жизни
благословение – широко распространенная у многих народов традиция.
Очень весомо и чтимо это понятие в русском фольклоре,
соответственно и духовной жизни русского этноса. Особое, магическое значение
придавалось родительскому благословению, в то время как заслуживших
родительское проклятие чурались, приводили в качестве отрицательного примера.
Герой киргизского эпоса Манас перед боем просит:
«Благословите, предки, меня, счастливой сделайте битву мою!» В бурятском эпосе
бабушка героя Абай Гэсэра упоминается с постоянным эпитетом «благословляющая»: «Манзан
Гурмэ – бабушка, благословляющая и помогающая Гэсэру». При таком восприятии благопожеланий
стремление ребенка получить их становится мощным стимулом его развития, а при условии
гармоничного вплетения благопожеланий в повседневный быт ребенка – важным условием
его комфортного существования.
Усилению воспитательного, психотерапевтического
воздействия формул пожелания блага способствовало их произнесение в особые моменты
психофизической жизни ребенка: праздники, минуты пробуждения и засыпания, в
момент ушиба, травмы, когда словесное воздействие на него особенно значимо и
сродни внушению. Этому же способствовал ритуал, сопровождавший некоторые благопожелания.
Так, ингушское благопожелание: «Пусть будешь
крепче железа!», – произносилось с целью оберега в момент забивания гвоздя на месте
ребенка. Последний при этом прекращал плакать, переключая внимание и забывая о
своей боли. В аналогичной ситуации могли произносится другие благопожелания (или
же все вместе, выстраиваясь в ряд): «Пусть будешь ты храбрее волка!» (ингуш.); «Пусть
олень упадет на месте, где ты упал!» (ингуш.).
Благопожелание ребенку – не только моральный заряд,
содействующий успеху, приобретению оптимизма. Способствуя установлению особого
контакта между произносящим и тем, кому оно адресовано, благопожелание как бы
программирует судьбу, поведение ребенка. Осознавая охранный и программирующий заряд
благопожелания, древние давали детям имена, являющиеся усеченными или рудиментарными
пожеланиями. Использование такой формулы в качестве имени повышало частоту его
применения, чем достигалось повышение его действенности, более глубокое проникновение
в подсознание. Не случайны с этой точки зрения были имена Царай (осет. Живи), Фидар
(осет. Крепкий), Ахсар (осет. Отважный) в осетинских семьях с высокой детской
смертностью, где не выживали первенцы. Пожелание привития физических качеств
твердых металлов, горных вершин, ловких и сильных зверей присутствует в тюркских
именах Аслан (Лев), Каплан (Львица), Булат, Казбек, Эльбрус. Общеизвестен смысл
многочисленных русских имен Любомир, Владимир, Святослав, Любомудр; имена
Надежда, Вера заключают не только утверждение, но и благословение – будь
надеждой, опорой, верой. Имена-благопожелания, как и уменьшительно-ласкательные
формы имен, служили средством выражения ласки, благорасположения к ребенку, средством
имплицитного целепологания; взрослого же человека они обязывали соответствовать
имени, блюсти его.
Народные традиции активно поощряют произнесение
благопожеланий: «Произносящий благопожелания сам благословен» (осет.), «Пожелание
здоровья напрасно не проходит (для здоровья произносящего благопожелание)» (осет).
Здесь угадывается своего рода эзотерическая народная информация о необходимости
руководства своими действиями, мыслями и чувствами, целесообразности их направления
в позитивное русло. Афористическая традиция не только накладывает вето на
негативные проявления человека («Проклинающий сам испытает силу своего проклятия»
(осет.), «Проклятия, как цыплята, находят приют дома» (англ.), имея в виду, что
страх, ненависть и злоба для человека – путь духовного разорения, но и культивированию
проявлений добра, постоянной позитивной настроенности человека, уже с самого детства
предупреждая ребенка о серьезных последствиях его негативных проявлений, в том
числе даже мысленных и эмоциональных.
Часто благопожелания апеллируются к высшим божественным
силам. Прежде всего, это пожелания покровительства и благорасположения Бога, а также
призыв и ожидание помощи от божеств языческого пантеона, с течением времени подвергшихся
исламизации либо христианизации. Это своего рода благопожелания-молитвы, произносимые
с соответствующим чувством и интонацией.
Мало кто не согласится с тем, что люди,
искренне верящие, создают себе эгрегориальную защиту. Народная словесность:
молитвы, молитвы-тосты, песни, предания, клятвы, благопожелания, пропущенные через
умы и чувства множества поколений древнего этноса и каждодневно присутствующие
в их духовной жизни, перестают быть только Словом.
Для проклятий характерно обращение к тем же явлением
и образам, что и в благопожеланиях, но контрастным, антонимичным.
Если благопожелания метафоризируют восход
солнца, то проклятия – его закат: «Пусть померкнет твое солнце!» (осет.). Поскольку
идиоматические выражения: мое солнце, мое солнышко, мой очаг, зеница моего
правого ока – иносказательные обращения к ребенку, резко негативная нацеленность
такого рода пожеланий особенно рельефна: «Пусть погаснет твое солнце!»; «Пусть потухнет
твой очаг!» (осет.). Семантика проклятия, как правило, выражает отрицательно маркированный
член бинарных оппозиций: черный – белый, несчастливый – счастливый, мертвый – живой,
больной – здоровый, бедный – богатый, призванных здесь ассоциироваться с вызываемыми
ими психологическими ощущениями: «Пусть черный день настигнет тебя!» «Пусть
кровавый дождь прольется на твою голову!» (осет.).
Посредством проклятий искоренялось, бичевалось все
антиобщественное, аморальное, антигуманное, безнравственное.
Проклятия были эмоционально выраженным «красным
светом» всему негативному, своеобразным «запретительным лозунгом».
Использование в речи проклятий, несущих сильнейший негативный посыл, у всех народов
ограничено рамками запретов (табу), прочитывается однозначно отрицательное
отношение к их использованию: «Пожелавший другому зло, сам его получает»
(осет.) (Ср.: «Произносимое ртом, носом» (чуваш.). Эзотерический смысл табу на проклятия,
предполагающий наличие у говорящего сильных отрицательных эмоций, видится в проведении
установки на всепрощение, гармонизацию человеческой жизни в соответствии с
законами этики и находит свое подтверждение в работах современных практических психологов
и древнейших восточноазиатских медитативных практиках.
Пресекающим, предостерегающим началом обладала даже
возможность получить, навлечь на себя проклятие. Особенно страшной была угроза
родительского проклятия. Щедринский персонаж Иудушка Головлев, исчерпав другие
аргументы, угрожает детям родительским проклятием. Народное право у северокавказцев
также свидетельствует: люди, заслужившие родительское проклятие, были как бы отрицательно
маркированными членами общины, примером со знаком минус. Такая весомость родительского
нерасположения в народной традиции смыкается с религиозными заповедями,
современной энергоинформационной теорией: связь детей и родителей, близких родственников
тесна и нерасторжима не только на физическом, но и духовном, энергетическом
уровнях. Когда родитель адресует ребенку взгляд, жест и, тем более, слово, пронизанное
отрицательной экспрессией, он дает подпитку негативным программам его жизни.
В своем живом функционировании
паремии-проклятия могли быть частью синкретического фольклорного действа. У
чеченцев и ингушей описан обряд сооружения карлага, «памятника осуждения» человека,
который совершил тот или иной проступок, преступление. Воздвигаемый у дороги, в
месте, ближайшем к месту преступного действия, карлаги складывались из камней,
щепок, комьев земли под громкие выкрикивания проклятий, они надолго сохранялись
и служили преступнику укором и наказанием, а другим, в том числе представителям
новых поколений – предостережением.
Множество пословиц и поговорок призывает избегать
ссор, негативных состояний духа, быть терпимым, не злословить, стойко переносить
жизненные невзгоды, дает рецепты сохранения душевного равновесия. Народные афоризмы
связывают самым непосредственным образом психофизическое здоровье человека с
состоянием его души.
Современная психотерапия, кладущая в основу лечебного
внушения полусонное, физически расслабленное состояние человека, заново открывает
механизмы оздоравливающего действия воли, настроения, слова, зашифрованных в народных
изречениях и используемых: «Держи в себе радость с утра в течение часа и она
тебя будет держать весь день» (узбекск.), «Как свою жизнь с утра сам настроишь,
так она у тебя и будет идти (в течение дня)» (осет.).
Зафиксированная в паремиях связь состояния здоровья
с психикой человека подтверждается современными медико-биологическими исследованиями.
Установлено, что эмоции сопровождаются определенным химическим составом крови: плохие
мысли отравляют существование, разрушают здоровье, в то время как хорошие – способны
улучшить самочувствие. Эти наблюдения как бы вторят народным установкам,
рекомендующим сосредоточивать внимание на светлых и радостных сторонах жизни:
«Берите пример с солнечных часов – ведите счет лишь радостным дням» (немецк.),
«Плохой день не долог, век плохого человека короток» (осет.), «Гнев человеку сушит
кости, крушит сердце» (русск.), «Сердитый человек рано стареет» (балк.).
Уныние, гнев и в религиозных установках трактуются
как грех.
В христианстве одна из главных заповедей – никогда,
ни при каких обстоятельствах не падать духом, так как внутренний настрой мыслей
и чувств – главное оружие в борьбе с неприятностями, а оптимизм, как образ жизни,
– панацея от множества заболеваний, тревог, страхов, беспокойств. Почти афористически
звучит библейское: «Веселое сердце благотворно, как врачевство, а унылый дух сушит
кости» (Прит., 17). Благопожеланием, наставлением звучат слова Христа: «Да радость
Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна. И радости вашей никто не
отнимет от вас!» (Иоан., 8).
Страницы: 1, 2, 3, 4
|
|
