Сущность, проблемы и отношение к смерти в различных религиях

имеем доброго Бога".

Область веры отличается от науки, хотя и здесь и там мы имеем дело с

истиной. В случае науки — с относительной; правильно (ортодоксально) веруя

— с абсолютной. В духовной сфере также есть свои законы, и один из них

гласит: истина антиномична, то есть верное утверждение объединяет две

исключающие друг друга истины, поднимаясь над ними.

Итак, мы умрем... и не умрем. Умрем потому, что смерть есть

принадлежность этого мира. Один из мыслителей писал, что в момент рождения

в человека выпускается невидимая стрела, которая настигнет его в час

смерти. С первым криком ребенка отмирает часть клеток мозга и этот процесс

умирания продолжается всю жизнь. Смерть сопутствует нам в каждом шаге, ждет

за каждым поворотом. Смерть — источник вдохновения художников и поэтов.

Смерть может быть даже желанной. Для христианина смерть — это не конец, а

завершение какого-то этапа, рубеж, а для праведника — рождение в новую

реальность.

Да, все-таки мы не умираем. Все в человеке противится сознанию конца.

Это мудро устроенное тело, это творчество, вкладываемое в жизнь, эта

любовь, которую мы отдаем и получаем, — разве можно представить себе, что

это исчезнет бесследно? Даже оказываясь свидетелями смерти, мы отдаем себе

отчет, что когда человек умирает, это вовсе не похоже на то, когда заглох

мотор автомобиля или погас экран телевизора. Это не механический процесс —

происходит какое-то таинство. Мы всегда испытываем боязливо почтительное

отношение к телу умершего человека, у нас ощущение, что нечто осталось в

нем. Даже те, кто считает себя атеистами, не выбрасывают покойников на

помойку. Мы бережно храним память об ушедших, дорожим их изображениями,

видим их во сне.

Как нам вместить в себя это знание смерти и уверенность в бессмертии?

Задумаемся, разве мы не умираем с каждой минутой? Отшелушивается кожа,

выпадают волосы, не восстанавливаются нервные клетки, изнашиваются ткани

внутренних органов. Зрение теряет остроту, снижается слух. Но вместе с тем

с каждым моментом мы извлекаем все новые уроки из событий, происходящих с

нами. Мы растем в осознавании себя, в опыте, в мудром отношении к миру.

Наша душа приходит в меру своего возраста, мы приближаемся к своей истинной

сути. В нас крепнет и набирает силу то, что не подвержено смерти.

Если мы правильно устроили свою душу, то уже на земле она принадлежит

вечности. Человек поднимается до уровня бессмертных бесплотных сил.

Монашество не зря называется ангельским образом. Церковь ублажает своих

святых в словах "земной ангел и небесный человек". Для нас, призванных к

святости, возможен выход в вечность.

В терминах духовной жизни состояния души в вечности обозначаются как

рай и ад. Это, конечно, таинственные термины, далекие от обывательских

представлений. Рай — состояние блаженства. Высшее блаженство твари —

приближение к Творцу. В молитве ко святому Причащению христианин просит о

том, чтобы "встретить Тебя на облаках, Судию и Создателя моего со всеми

святыми Твоими". Так Церковь вводит нас в Рай не одних, а напоминает нам

выстраивать свою жизнь соответственно жизни людей, угодивших Богу и

прославленных в сонме святых. При этом не существует единого шаблона;

каждая личность бесконечно дорога Богу, при одном и том же направлении пути

разнятся его особенности, как "звезда от звезды разнится в славе" (1 Кор

15:41). В аду, словами Святых Отцов, "грешники будут жегомы огнем любви".

Здесь личность окончательно и сознательно выбирает богооставленность.

Возможно ли это? Да, — учит Церковь, предусматривая полную реализацию

личностной свободы. Как это совместимо с Божией любовью к человеку? Есть

богословское мнение — ад существует, но он пуст. Впрочем, в своем интересе

здесь нам следует остановиться и склонить голову перед тайной промысла Бога

о нас.

Итак, главное. Критерий правильного устроения души или, что одно и то

же, духовной зрелости — это осознанное принятие факта собственной

конечности. Описанная выше двойственность — знание и отрицание знания,

столь свойственная человеческой натуре, должна быть преодолена. От

двусмысленности человек призван придти к ясности. "Где просто, там ангелов

со сто, а где мудрено — там ни одного", — говаривал преподобный старец

Амвросий Оптинский. Возрастание личности в духе приводит к простоте.

Простота, собранность, трезвение, смирение — основополагающие понятия

христианской духовности. Проникнувшись ими, мы можем осмысленно и уютно

жить со знанием собственной смертности. Больше того, мы получаем право

истинной свободы. Ведь для христианина свобода — это согласие с волей

Божией, возможность говорить Богу "да". Чтобы жить без страха, следует

позволить Богу решить за нас прежде всего вопрос конца нашего земного

существования и с благодарностью принять Его волю. Христианин верит в то,

что его жизнь заканчивается в самый оптимальный для этого момент: самый

благоприятный для спасения его души.

Христианин по примеру "всероссийского пастыря" преподобного Иоанна

Кронштадтского, который озаглавил свою книгу дневников и размышлений "Моя

жизнь во Христе", призван жить сопричастным Христу. В центре христианства —

Крест, символ незаслуженной и одинокой смерти. Наш Спаситель был Человеком.

Он пережил внутренние мучения в Гефсиманском саду. У Него был выбор и Он

его сделал. Он решил переступить смерть, принимая ее. Но пока Он, по

человеческой природе страшась смерти, находится в борениях, ученики спят.

Они проснулись такими же, как были, а Он бодрствовал и обрел решимость

послушания Отцу. Его смертью и Воскресением был искуплен мир и мы обрели

бессмертие.

Нам не следует спать в духовном смысле этого слова. Мы должны быть

открыты всему, что ждет нас на пути. Психолог В. Франкл пишет о том, что

без страдания и смерти жизнь не полна. Во всем необходимо обнаружить смысл;

как жить, так и умирать человек должен осмысленно. В беседах митрополита

Антония Сурожского есть пронзительные слова: "Неважно, жив ты или мертв,

важно, ради чего ты живешь или во имя чего умираешь".

Но в чем же мы можем обнаружить смысл смерти? Во-первых, она смиряет

человека. Смирение есть единственная тональность речи для диалога с Богом:

творение осознает себя и свою потребность во встрече с Творцом. Чувство

смертности подчеркивает бессилие человека спасти самого себя; ведь тот, кто

призван к жизни как свободный творец, может опьяняться своими успехами,

почувствовать себя неуязвимым победителем, дойти до крайности "убожества

гордости", сознательно произнести "Провозглашаю себя Христом", подобно

одиозному Секо Асахаре... От этого и предостерегает нас страх встречи с

подлинным Христом по окончании нашего пути.

Во-вторых, сознание смерти облагораживает жизнь, не позволяет человеку

потерять себя в суете. Он живет в присутствии вечности. Жизнь обретает

красоту. Это открывалось в прозрениях на протяжении всей истории

человечества. В Вавилонском талмуде описан диалог Александра Македонского с

древними иудейскими мудрецами. Завоеватель спросил: Что должен делать

человек для того, чтобы жить? — Он должен умертвить себя, — ответили

старцы. — Как человеку умертвить себя, — продолжал Александр. — Он должен

по-настоящему жить, — загадочно отвечали мудрецы. Присутствие смерти в мире

позволяет нам осознать, что жизнь — это Таинство. Издавна известно понятие,

которым озаглавил свою песню Дж. Харрисон — "Искусство умирать". По-латыни

это звучит "ars moriendi". Это искусство заключается не в том, чтобы время

от времени вспоминать о неминуемом конце. Речь идет о том, чтобы конкретно

учиться принимать, не отказываясь, дары Промысла. Таким даром может быть

огорчение, болезнь, разочарование, неудача, одиночество, крушение надежд.

Так, постигая дарственную природу мироздания, человек учится умирать,

приобретает опыт. Кто-то сказал: "Тот, кто не умирает до того, как он

умрет, пропадет, когда умрет".

Древнее "искусство умирать" получило новое осмысление, когда в 60-х

годах нашего века широкий резонанс вызвали описанные психологом Э. Кюблер-

Росс "стадии встречи со смертью", наблюдавшиеся ею у терминальных [1]

пациентов. Так, человек, поняв, что ему предстоит умереть, переживает

первую стадию — отрицание: "Нет, врачи, видимо, ошибаются, речь не обо мне,

я не могу признать то, что я в скором времени покину этот мир". Затем

наступает вторая стадия — гнев: "Почему я, чем я заслужил это, ведь столько

людей более пригодны для того, чтобы умереть. Кто ошибся в моем лечении?

Кто сделал так, чтобы мне умереть?!". Вслед за этим приходит стадия

выторговывания жизни: "А если я буду соблюдать все предписания, откажусь от

вредных привычек, замолю все грехи, буду набожным, буду делать только

правильные вещи, может быть, смерть отступит?". Когда заканчивается эта

стадия, наступает период депрессии: "Жизнь все равно не имела смысла, какая

разница, я или кто-то другой, все беспросветно". И лишь потом наступает

заключительная стадия — принятия: "Да, я умру. Смерть предстоит всем. В чем-

то моя жизнь была достойной, где-то я падал, но теперь все отступает перед

тем, что мне суждено пережить. Я постараюсь сохранить присутствие духа,

так, чтобы спокойно принять все, что мне предстоит, и не отягощать

страдания моих ближних".

Человек с устоявшимся христианским устроением души не проходит первых

четырех стадий. Он изначально принимает смерть. "Для меня жизнь — Христос,

и смерть — приобретение <...> Влечет меня и то и другое" (Флп. 1:21, 23) —

пишет апостол Павел; для него смерть — неотъемлемая, сознательно принятая

принадлежность жизни. Мученики первых веков христианства встречали смерть

как награду, как привилегию доказать свою верность Христу. Предания доносят

до нас, как они спешили к месту казни. Мученица Фелицата, растерзываемая на

арене диким быком, стремилась лишь к тому, чтобы запахнуть тунику, чтобы не

смутить толпу нецеломудренностью и чтобы волосы оставались гладко

собранными, так как растрепанные по плечам волосы воспринимались в то время

как знак траура, а мученица знала, что уходит в свет, в радость, в славу.

Само слово мученик, (греч. martis) означает 'свидетель', то есть

человек видевший, до конца убежденный в том, что его смерть исполнена

смыслом. Так же достойно покидали на протяжении веков земную жизнь

подвижники благочестия. В древней Руси был распространен обычай для

престарелых родителей уходить в монастырь и там, принимая схиму, заживо

погребать себя для суетного мира. Кажется, весь ужас смерти бессильно

отступает перед христианином. "Что ты будешь делать, если умрешь завтра

утром?" — спросили у известного проповедника Джона Уэсли. — "Допишу

проповедь и, как обычно, лягу спать", — отвечал человек, готовый к смерти в

любой момент. "Как необыкновенно хороши предсмертные минуты", — прошептал

умирающий русский ученый-богослов, профессор Духовной Академии.

Христианская смерть мирна, и даже если она насильственна, в ней нет гнева и

злобы. Широко известны строки, записанные дочерью Николая II

непосредственно перед казнью: И в час мучительной кончины / Вдохни в сердца

Твоих рабов / Нечеловеческие силы / Молиться кротко за врагов.

В-третьих, смерть объединяет нас. Столкнувшись со смертью человека, мы

осознаем свою причастность человечеству. В Ветхом Завете о смерти говорятся

замечательные слова: приложился к народу своему (см. Быт 25:8,17; 35:29;

49:33 и др.), отправился в путь всей земли (см. Нав 23:14; 3 Цар 2:2). Так

в событии смерти человек полностью приобщается к человечеству. Мы прощаем

умершего, как бы ни были обижены на него — "о мертвых либо хорошо, либо

ничего", — и нередко начинаем выше ценить близких, оставшихся с нами.

"Любовь к отеческим гробам" является добродетелью. Первый проблеск

религиозного сознания — благоговение — часто просыпается на кладбищах.

Смерть позволяет подвести итоги. Мы говорили, что в христианском

сознании смерть — это не конец, а рубеж. Уже упомянутый нами психолог В.

Франкл, построивший свою систему психотерапии на поиске человеком смысла

жизни, пишет: "В жизни человек всегда в процессе, в становлении. В каждую

отдельную минуту о нем можно только сказать, что он “был”, он уже не такой,

как мгновение назад. Только в момент смерти он “есть”. Он есть то, кем он

был в этой жизни".

И последнее, основное. Смысл смерти — в ее преодолении. Смерть

преодолевается любовью. Философ Габриель Марсель однажды написал: "Сказать

человеку — я тебя люблю, значит сказать — ты никогда не умрешь". Сознание

смерти, принятие и преодоление этого страха — это призыв любви, призыв

следовать за Христом, Который Сам есть Любовь. Христианская любовь — особая

любовь. Может быть, вернее сказать, что то, что в мире называется любовью,

не совсем совпадает с христианской сутью этого понятия. Признанный духовный

авторитет прошлого века святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет в частном

письме: "Признаю только ту любовь, которая действует по велениям Евангелия,

которая сама — свет. Другой любви не принимаю, не признаю. Любовь,

превозносимая миром, сопровождаемая рвением, мечтательная и переменчивая,

признаваемая человеками их собственностью — искажение любви. В (истинной)

любви не может быть ни мечтательности, ни плотского разгорячения. Мир

Христов есть некоторый тонкий духовный хлад; когда он разольется в душе —

она пребывает в высоком молчании, в священной мертвости. Такая любовь —

свет — она неприступна для греха, всегда пресмыкающегося на земле; она

живет на небе, — туда переносит на жительство ум и сердце, соделавшиеся

причастниками Божественной Любви".

Итак, мы начали со страха и пришли к любви. Это не случайно. В Ветхом

Завете мы читаем "Начало премудрости — страх Господень". А в конце Нового

Завета, в послании Иоанна Богослова есть слова, которые вдохновляют каждого

христианина: "В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх,

потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви" (1 Ин 4:18).

Постараемся же принять неизбежность смерти; в неизбежности увидим тайну, в

тайне — надежду на Божию милость; в уповании на Бога — доверие Его

милосердию, так просто выраженное словами святителя Афанасия

Александрийского: "Бог стал Человеком для того, чтобы человек стал богом".

Б.Клиническая и естественная смерть - в чем разница?.

Клиническая смерть - это своеобразное переходное состояние между жизнью

и смертью, начинается с момента прекращения деятельности центральной

нервной системы, кровообращения и дыхания и продолжается в течение

короткого промежутка времени, пока не разовьются необратимые изменения в

головном мозге. С момента их наступления смерть расценивается, как

биологическая. Таким образом, главной динамической характеристикой

клинической смерти является возможная обратимость этого состояния.

Во время клинической смерти дыхание и кровообращение отсутствуют,

наблюдается полная арефлексия, однако клеточный обмен веществ продолжается

путем анаэробного гликолиза. Постепенно запасы гликогена в мозге

истощаются, и нервная ткань умирает.

Принято считать (Г.А.Рябов), что в обычных условиях срок клинической

смерти у человека составляет 3-6 минут. Необходимо учитывать, что

необратимые изменения в филогенетически молодых образованиях головного

мозга (кора) наступают гораздо быстрей, чем в более древних (ствол,

продолговатый мозг). При полной гипоксии в коре и мозжечке за 2 - 2.5 мин.

возникают фокусы некроза, а в продолговатом мозге даже через 10-15 мин.

погибают лишь единичные клетки. (А.Д.Адо с соавторами)...

...Основным признаком смерти в последние столетия служило отсутствие

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5