Маньеризм в моде

блеском туалетов совершенно очаровали короля и его спутников. Иногда дамы

заставляли вышивать на своих нарядных платьях различные эмблемы, которые

сами сочиняли. Так, одна знатная красавица в Павии появилась на большом

балу в голубом, атласном платье, на котором были вышиты, в предостережение

ее бесчисленным обожателям, зажженные свечи и летающие вокруг них бабочки,

некоторые уже с опаленными крыльями. Каждому, кто спрашивал ее о значении

такого странного украшения, дама объясняла его с шаловливой откровенностью.

Пожилые женщины в таких случаях одевались проще и скромнее, а дома обычно

ходили в черном шерстяном или камлотовом платье с коротким шлейфом, но с

открытой или полуоткрытой шеей, а голову накрывали черной вуалью.

Одежда куртизанок почти везде была определена постановлениями,

которые они всеми силами пытались обходить, часто довольно успешно. По

указу Пия V (1566—1572 гг.) римские куртизанки, для отличия от честных

женщин, могли показываться на улицах только в длинном шелковом платье с

надетой поверх него нераспашной верхней одеждой из черной саржи,

подпоясанной широким кушаком, и с длинной, до пояса, вуалью на голове,

спущенной на лбу до глаз и завязанной на груди. В Болонье их одежду

составляло длинное распашное верхнее платье без талии, застегнутое на

груди, с умеренно широкими разрезными рукавами, завязанными бантами, и

черный платок, накинутый на голову и заколотый под подбородком. В других

местах они одевались иначе. Но даже в Риме, где за а ними особенно строго

наблюдали, они постоянно нарушали предписанные правила, а со смертью Пия V

совсем перестали подчиняться им, одеваясь по собственному вкусу, часто так

же богато, как дамы знатнейших фамилий. В других городах было то же самое,

так что касавшиеся куртизанок постановления были оставлены только для

простых публичных женщин, находящихся в домах терпимости и более доступных

надзору.

Монтень нашел самых красивых и богатых куртизанок в Венеции. Среди

них было сто пятьдесят таких, которые жили роскошно, как принцессы. Самые

бедные и наименее привлекательные куртизанки, по словам Монтеня, жили во

Флоренции. Здесь они выходили к дверям своих домов, тогда как в Венеции и

Риме они показывались только в окнах. Больше всего он дивился умению

римских куртизанок скрывать свои недостатки и придавать еще больше

очарования своим прелестям. Фома Гарцони в своем подробном описании

куртизанок касается этого их качества: «Иногда видишь такую сударыню

стоящей у окна с задумчиво склоненной головой, волосы у нее спереди подняты

кверху, на шее золотая цепь, на руках браслеты, пальцы все в кольцах, в

ушах жемчужные серьги, в руке цветы, и вся она так разряжена и расписана,

что глаз не отвести» и т. д.

Траурная одежда обоих полов была черной, за некоторыми исключениями,

которые изредка позволяли себе женщины. Мужчины носили длинный плащ (в

начале траура со шлейфом) и круглую шапку; вместо бархатного пояса кожаный,

а вместо башмаков сандалии. В Венеции и в больших городах Ломбардии мужская

траурная одежда состояла из длинного и широкого распашного кафтана,

застегнутого на груди, с широкими суживающимися книзу рукавами и длинной

пелериной. На голову надевали берет, обвитый крепом, У женщин траурный

костюм состоял из длинного плаща и длинной черной вуали на голове. Но уже

около 1500 г. многие женщины в Венеции вместо траурного плаща носили

длинное платье из черной камки, бархата или шелка, под ним — обычно темно-

коричневое, а некоторые и вовсе не надевали траура, а одевались как обычно.

Вдовы носили вуаль и накидку, на которой спереди были нашиты белые полосы,

а на плечах — по куску желтой материи. Голову покрывали чепцом из белого

газа. В Венеции вдовы полностью одевались в черное, без всяких украшений.

Свое намерение снять траур они выражали тем, что к траурному платью

пришивали шлейф, те, которые собирались снова вступить в брак, надевали

какое-нибудь крашение и спускали с головы свою вдовью вуаль.

Поселяне одевались различно, в зависимости от местности. Вблизи

больших городов, особенно в Верхней Италии, деревенские женщины одевались

по-городскому. Монтень с удивлением рассказывает о том, что в окрестностях

Флоренции и Лукки поселянки одеваются, как благородные дамы, так же

грациозно танцуют и что у них щегольская обувь и прекрасные соломенные

шляпы. В местностях, удаленных от больших городов, они часто одевались по-

старинному или носили костюм, представлявший собой смешение прежних форм с

новыми. Во многих местностях Южной Италии женщины носили похожее на тунику

платье с узкими или широкими рукавами, закрытый или открытый спереди

корсет, поверх юбки фартук, расшитый узорами, соломенную шляпу с высокой

тульей и широкими опущенными полями, на ногах короткие кальсоны и башмачки,

иногда ходили босыми.

3.3. Франция и Англия

Переняв испанский костюм, французские дамы переделали его на свой

вкус, особенно в некоторых деталях. При низком лифе или лифе с глубоким

четырехугольным вырезом они или оставляли шею совершенно открытой или

прикрывали только узенькой обшивкой по краям выреза.

Если они надевали шемизетку с высоким гофрированным воротником, то,

как правило, носили ее слегка раскрытой спереди. Рукава верхнего платья

имели различные фасоны, часто совершенно непохожие на испанские, иногда к

ним прибавляли особые широкие рукава из богатой материи или дорогого меха.

Верхнее платье делалось не такое узкое и закрытое, как испанское, а

имело широкую юбку, распашную от талии вниз и с низким лифом, верхний край

которого полукругло вырезался. В таком, несколько измененном виде испанский

костюм был принят Клавдией, первой супругой Франциска I, вступившей с ним в

брак в 1514 г. и умершей в 1524 г., и он не изменялся до середины столетия.

Такой костюм носила и сестра короля, Маргарита Валуа (1492—1549 гг.),

довольно долго жившая с ним в Мадриде во время его плена, и Элинор

Австрийская (умерла в 1558 г.), его вторая супруга.

Соединение испанского покроя с прежним, более свободным и полным,

породило новый фасон, занимавший как бы промежуточное положение между ними.

Верхнее платье, распашное или закрытое, стало гораздо свободнее в лифе и

шире в юбке, которая нередко бывала настолько длинна, что образовывала

шлейф. Рукава умеренной ширины и длины оканчивались на плечах высокими

буфами. В таком платье изображена на одной современной картине Маргарита

Французская, младшая дочь Франциска I.

Особенно требовательны были французские дамы в отношении убранства

головы. Они по-прежнему носили волосы локонами, а иногда, по испанской

моде, с пробором посредине головы, гладко расчесанные или спущенные вдоль

щек и сзади поднятые. Головные уборы состояли из шапочек разной формы,

иногда из небольшого берета или круглых и твердых, покрывавших только

заднюю часть головы низких шляп с узкими полями и вуалью. Все они

отделывались золотыми украшениями, жемчугом, драгоценными камнями и даже

перьями. Сама отделка изменялась по временам года: зимой носили шапочки «а-

ля франсе», весной «а-л'эспаньоль», летом «а-ля тюрк». Очень полюбился

введенный Элинор Австрийской в 1553 г. простой головной убор, названный «а-

ля ферроньер». Он состоял из золотого обруча, украшенного спереди замком из

драгоценных камней в богатой золотой оправе. Такие уборы носили и в Англии,

но вместе с ними там еще долго, до конца 40-х годов, продолжали

использовать старинный треугольный наголовник с длинной вуалью,

прикрепленной к нему сзади.

В фасонах обуви, употреблении перчаток, вееров и прочих деталей

туалета, а также и в щегольстве золотыми и другими украшениями и дорогими

тканями полностью придерживались испанских обычаев. Одним из самых любимых

украшений были богатые пояса и длинные цепочки или шнурки из жемчуга и

драгоценных камней; их обвивали вокруг шеи и распускали по плечам и на

груди.

Смерть Франциска I (1547 г.) почти не повлияла на привычки и быт

французского двора. Генрих II (1547—1559 гг.) и его супруга Екатерина

Медичи не только не ограничивали вошедшую в обычай роскошь, но и сами

содействовали ее росту. Екатерина, поначалу из личного честолюбия, а

впоследствии из политических соображений, сама поощряла распущенность

придворных нравов и даже возвела ее в ранг хорошего тона. Во время своих

путешествий она постоянно окружала себя свитой из нескольких сот дам и

девиц знатнейших фамилий и настаивала на том, чтобы придворные господа

имели в любое время свободный доступ к ней самой и в комнаты ее дам.

Придворные распутничали и называли свои двор настоящим раем, в котором дамы

были богинями.

Поощряемая ею придворная роскошь, а вскоре и роскошь во всех слоях

общества непомерно развились во время царствования Карла IX. Сама

Екатерина, овдовев, не носила ни цветных платьев, ни дорогих нарядов, а

одевалась в черное, следуя испанской моде, но дамы ее свиты обязаны были

блистать самыми роскошными туалетами. Эти верные орудия интриг Екатерины и

были распространительницами роскоши, вовлекая в нее и знатных мужчин,

желавших им понравиться. Все наперебой старались перещеголять друг друга

богатством костюма. Теперь не носили никаких других материй, кроме самых

дорогих, пышность нарядов усиливалась дорогой отделкой и множеством

украшений искуснейшей работы, которыми придворные и богатые люди просто

обременяли себя, особенно дамы. Во время церковных смут возвращались к

более простому костюму, выбирая для него материи скромных цветов — белого,

черного, коричневого и т. д. Однако это бывало только временным

отклонением, которое не распространялось за пределы протестантской среды,

старавшейся отличаться большей простотой в жизни и обстановке. Католики, а

соответственно двор и все к нему принадлежавшие не отступали от привычного

порядка или очень быстро возвращались к нему.

При Генрихе III придворная жизнь и обстановка приняли совершенно

особый характер. От природы слабый, безмерно тщеславный и бессильно

сластолюбивый, он заставил своих придворных кавалеров и дам как бы

поменяться ролями. Самым любимым его занятием было завивать волосы себе и

королеве, гладить и гофрировать свои и ее воротнички. Он это делал с такой

тщательностью, что в день своей коронации и бракосочетания пропустил по

этой причине час, назначенный для церковного торжества, так что обедня была

начата позже и вследствие этой задержки во время нее забыли пропеть «Те

Deum». He меньшее удовольствие ему доставляло разглядывание своих

драгоценностей, которые он любил часто менять и переделывать. На

празднествах он появлялся одетым почти по-женски, иногда даже в костюме

амазонки, с открытой грудью и шеей, обвитой длинным жемчужным ожерельем;

впрочем, и в будние дни он всегда ходил разряженный, как кокетливая

женщина. Ему подражали и его фавориты (миньоны). Их расточительность не

знала границ, и король в результате нередко был вынужден до такой степени

ограничивать затраты на стол, что придворные просто голодали. Его

противоестественная привязанность к своим миньонам была так сильна, что с

одним из них, Мотироном, он даже хотел сочетаться формальным браком.

От всех принадлежавших ко двору или имевших доступ на его

беспрерывные увеселения постоянно требовалось, чтобы они являлись в

особенно дорогих костюмах, которые бы при этом ежедневно меняли. Это

разорительное требование придворного этикета привлекло внимание секретаря

венецианского посольства в бытность его в Париже (1577г.), и он постигал

необходимым упомянуть о нем, как и о некоторых других особенностях костюма,

в своем донесении синьории. «В Париже, — пишет он, — не только беспрестанно

меняют покрой платья, но и носят его не менее странно и причудливо. На

придворного не обращают внимания, если у него нет по меньшей мере двадцати

пяти или тридцати различных костюмов и если он не меняет их ежедневно». Эта

мода на постоянное переодевание была отражена в сатирических изображениях,

подобных тем, что существовали в Англии.

Вступление на престол Генриха IV (1589 г.) положило конец открытому

придворному беспутству. Хотя новый король и не разделял позорных слабостей

и противоестественных вкусов своего предшественника, он в не меньшей

степени поддавался естественному влечению к женскому полу и был одержим

личным тщеславием. Одаренный превосходными качествами — храбрый, с добрым

сердцем, справедливый и человечный, он открыто и без стеснения обзаводился

любовницами и часто менял, их, так что господство фавориток при дворе

усилилось еще больше. Нравственность ничуть не выиграла, скорее наоборот,

каждый настоящий придворный считал для себя делом чести добиться

благосклонности самых красивых дам. Одновременно затраты на удовольствия и

наряды скорее увеличились, нежели уменьшились. Однако по сравнению с тем,

что происходило при Генрихе III, все приняло более свободный, подвижный и

привлекательный, хотя бы внешне, характер.

Знатные дамы блистали роскошными нарядами, а также те из мужчин, кто

желал приобрести их благосклонность. Генрих IV любил, чтобы его любовницы

одевались роскошно и изящно, другие дамы старались подражать им в этом,

поэтому женские костюмы становились все богаче. Пьер дель Этуаль видел в

Париже у одного золотошвея ткань, которую мадам де Лианкур приобрела за 1

900 ливров, но это было ничто по сравнению с той суммой, которую маршал де

Бассомпиер выложил за костюм, заказанный им по случаю крестин дофина.

Костюм был из лиловой парчи с золотыми пальмовыми ветвями и вышит 50

фунтами жемчуга. Только шитье стоило 600 ливров, а весь костюм —

шестнадцать тысяч. Сам король одевался со вкусом, но просто. Если он и

надевал богатый наряд, то лишь по какому-нибудь особому случаю или чтобы

угодить своим фавориткам. Когда после сражения при Кутра (1587 г.) ему

принесли богатый костюм убитого в этой битве его противника герцога

Жуайеза, он заметил, что одним только комедиантам позволительно чваниться

богатством своего наряда.

Правительство между тем не прекращало свои бесплодные усилия,

(Направленные на ограничение роскоши. После вступления на престол в 1566

году Карл IX, издал постановление, запрещавшее всем его подданным

использовать для чего бы то ни было позолоченное железо, свинец и дерево, а

также покупать иностранные благовония. Вслед за этим постановлением он

издал целый ряд ему подобных, но более строгих указаний (в 1561, 1563, 1565

и 1573 гг.), которые впоследствии были подтверждены и возобновлены Генрихом

Ш (в 1576, 1577 и 1583 гг.). Они касались всех сословий, в том числе и

духовенства. Ремесленникам и купцам запрещалось изготавливать и продавать

запрещенные вещи и материи, ослушавшимся грозила высокая пеня.

Постановления не исполнялись, иначе не издавались бы так часто.

В Англии подражание французским традициям (за исключением

сумасбродств, заведенных Генрихом III) продолжалось и после смерти Генриха

VIII. По-прежнему сохранялось непомерное представление о величии особы

государя. Взаимоотношения придворных дам и кавалеров здесь были гораздо

нравственнее, ничто не способствовало развитию отношений, даже отдаленно

напоминавших тот явный разврат, который господствовал при французском

дворе. Однако щегольство и здесь процветало в такой степени, что об

английском дворянстве можно было сказать, как и о французском, что оно

носит на себе все свое имущество. При Эдуарде VI (до 1553 г.), когда все

были заняты осуществлением реформации, отвлечены различными бедствиями,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11