Фразеологические единицы, характеризующие человека - (реферат)

Пародист даёт возможность читателю сравнить оба контекста. Эффект возникает за счёт совмещения в нашем сознании восприятия оригинала и пародии. Подобным же образом выстраивается пародия А. Мурая.

    А. Мурай.
    Уснул, а проснулся … от скуки
    От нечего делать во сне.
    Какие-то лёгкие руки
    Как дождик, бродили по мне.
    Глеб Горбовский.
    На лавке вокзальной, скучая,
    Я спать захотел и прилёг.
    Спросонок решил выпить чая
    И начал искать кошелёк.
    Обшарив и куртку, и брюки,
    Я вспомнил о том, что во сне
    Какие-то лёгкие руки
    Как дождик, бродили по мне …

В пародии А. Мурая обыгрывается образная игра автора. Образ из стихотворения–оригинала “Какие-то лёгкие руки как дождик бродили по мне” вписывается в другой контекст, в котором он приобретает иную мотивировку, в результате чего возникает комический эффект.

    А. Иванов.
    Разговор.
    Бесконечными веками –
    есть на то причина –
    разговаривал руками
    любящий мужчина.
    Римма Казакова.
    Повстречался мне нежданно
    И лишил покоя.
    И что я ему желанна
    Показал рукою.
    Молча я взглянула страстно,
    Слово не сказала
    И рукой, что я согласна,
    Тут же показала.

Метафора Риммы Казаковой “разговаривал руками” окарикатуривается в пародии А. Иванова. Образ принимает буквальное наполнение, в результате чего возникает комический эффект. А. Иванов перефразирует фразу, многократно её повторяет: “показал рукою”, “развести руками”, “поговорили”. Через тиражирование образа оригинала реализуется принцип его окарикатуривания.

    Анатолий Парпара.
    Не надо.
    Рай ты мой адский, прощай и прости!
    Хватит и мёда и яда.
    Опыт – как надо, смогла обрести,
    Только узнав, как не надо.
    Римма Казакова.
    Муза, неисповедимы пути
    Горечи и отрады.
    Опыт – как надо, смогу обрести,
    Только узнав, как не надо.
    Вот заграница прошла, словно миг:
    Франция, Рим и Канада …
    Разве смогла б описать, как не мил
    Мир, где бывать мне не надо.
    Муза, ты знаешь ведь, как тяжело
    Сознанью от скорбного взгляда,
    Когда от тебя отделяет стекло
    Вещи, которых не надо.
    Если б не сумочка, что так пуста –
    Не то чтоб франка –сантима,
    Разве б я знала, что блузка вон та
    Мне
    Не
    Необходима.
    Муза, неисповедимы пути
    Страдания и услады.
    Опыт – как надо, смогла обрести,
    Только узнав, как не надо.
    Вот и стихи принесла я в печать.
    Печать же печатать рада.
    Муза, ну что б догадалась сказать:
    “Римма, печатать не надо”.

ЯИ Р. Казаковой служит объектом для пародирования и другому автору, Анатолию Парпаре.

В пародии сохраняется стиль поэтессы и её образная игра, но меняется содержательная сторона стихотворения. Пародист имитирует философскую направленность стиха–оригинала, но в пародии размышление лирической героини приобретают меркантильный, бытовой характер:

    “Если б не сумочка, что так пуста –
    Не то чтоб франка –сантима,
    Разве б я знала, что блузка вон та
    Мне
    Не
    Необходима.
    Муза, неисповедимы пути
    Страдания и услады.
    Опыт – как надо, смогла обрести,
    Только узнав, как не надо. ”

Т. е. в пародии присутствуют два семантических пласта: философский и бытовой, в результате чего возникает смысловой оксюморон. Имитируя авторское произведение, пародист использует приём прямой цитации неудачного приёма поэтессы. В результате совмещения всех этих приёмов возникает комический эффект. М. Владимов.

    Ещё раз про любовь…
    Я вас люблю ветвями.
    Я вас люблю пешком.
    И теми горбылями,
    Что живы под снежком.
    Я вас люблю трамваем,
    Идущим не туда.
    Владимир Соколов.
    Я очень энергичен.
    И, как дитя искусств,
    Ужасно экзотичен
    По части нежных чувств.
    В любви неподражаем,
    Признаюсь без стыда:
    Могу любить трамваем,
    Запутав провода.
    Могу любить машиной,
    Могу любить пешком,
    Могу любить рейсшиной,
    Отбойным молотком…
    И все сначала вроде
    Довольны. Но затем
    Мне говорят: “Володя,
    Вы любите не тем! ”

Пародист подвергает осмеянию образную систему стихотворения. По предложенной автором модели пародист продолжает образовывать подобные конструкции: “любить машиной..., рейсшиной..., отбойным молотком”. Тиражирование авторского образа приводит к созданию комического эффекта.

    Семён Оркин.
    Балконный романтик.
    С утра до ночи долгими часами
    сквозь городской неугомонный гуд
    под простынями, как под парусами,
    балконы по – над городом плывут.
    Иван Бурсов.
    С утра до ночи долгими часами
    Глаза мои смотреть не устают:
    Эскадры бригантин под парусами,
    Фрегаты по—над городом плывут …
    Но женщины того не понимают,
    Романтику калечат на корню:
    Выходят на балконы – и снимают
    Наполненную ветром простыню.
    Я с каждим днём гляжу на это строже
    И лично обязательство беру:
    Настанет день – и, как весёлый Роджер,
    Мои штаны взовьются на ветру!

В данной пародии осмеивается ЯИ автора, основанная на ненормативном образовании предлога “по—над” и неудачное сравнение “под простынями, как под парусами”. В тексте пародии имитируется образная игра автора, причём первые две строфы как бы продолжают авторский стих. Создать такое ощущение пародисту удаётся за счёт прямого цитирования строк оригинала. Снижение, осмеяние объекта происходит в последней строке пародии, когда пародист вводит свой образ, который по своей уместности в поэтическом произведении адекватен авторскому: “штаны взовьются на ветру” (в оригинале– “над простынями как под парусами,

балконы по—над городом плывут”). Происходит резкое разоблачение оригинала, и как следствие этого возникает комический эффект.

    М. Владимов.
    Падеж слов.
    Лишь двое ладят с той судьбою,
    Что снится одному –
    Но ты со мной и я с тобою
    Спешим к чему или к кому?
    Владимир Савельев.
    Все падежи перебирая,
    Как этажи, – по одному,
    Вчера разгадывал тебя я:
    Идешь к чему? Или к кому?
    Что напишу я, то и тисну, –
    Всё будет хейя, до то-го!
    Пусть только нечто – в смысле смысла,
    Но в смысле формы – ничего!
    Твердят: бумагу зря, мол, портит! ..
    А я своей работой горд:
    Когда в газете нет кроссворда,
    Мой стих заменит вам кроссворд!

Разоблачение бессодержательности стиха – оригинала –цель пародии М. Владимова. Пародист сохраняет форму стиха, но утрирует содержание. Абстрактные вопросы, которые задаёт поэт, обретают у М. Владимова конкретное падежное значение, в результате чего стихотворение В. Савельева лишается всякого смысла.

    М. Владимов.
    Наломала…
    Уронила стеклянную вазу,
    а она превратилась в ручей…
    ……………………………….
    Голубое разбила я блюдце,
    вдруг гляжу – незабудки у ног…
    Светлана Соложенкина.
    Все – в леса по грибы спозаранку…
    Я – с авоськой – в “Дары”, на проспект.
    Притащила с маслятами банку,
    Развернулась и – бац! – об паркет!
    Собрала.
    По малину сходила:
    Три компота раскокала вдрызг!
    Мужу летний букет подарила,
    Незабудковый грохнув сервиз!
    Холодало.
    Сервант стукнув об стол,
    Гарнитур превратила в дрова! ..
    Впрочем, я и пишу так же просто:
    Рву стихи – собираю…слова!

Автор пародии имитирует стихотворение при помощи следующих средств: Имитация синтаксических конструкций объекта (отношения противопоставления между частями сложного предложения: “Рву стихи– собираю…слова”).

Варьирование авторскими образными средствами, включёнными в травестийный сюжет, насыщенный разговорно– просторечной лексикой: “грохнула вдрызг”, “бац”, “притащила…”. Комический эффект достигается при сопоставлении в нашем сознании плана объекта и плана пародии, которая построена в данном случае по принципу стилевого контраста по отношению к исходному тексту.

    А. Иванов.
    О пользе скандалов.
    Что делать со стихами о любви,
    Закончившейся пошленьким скандалом?
    Не перечитывая, разорви,
    Отдай на растерзание шакалам.
    Евгений Долматовский.
    Ни разу малодушно не винил
    Я жизнь свою за горькие уроки…
    Я был влюблён и как – то сочинил
    Избраннице лирические строки.
    Скользнула по лицу любимой тень,
    И вспыхнул взгляд, такой обычно кроткий…
    Последнее, что видел я в тот день,
    Был черный диск чугунной сковородки.
    Скандал? Увы! Но я привык страдать,
    Поэтам ли робеть перед скандалом!
    А как же со стихами быть? Отдать
    На растерзанье критикам – шакалам?
    Насмешек не боюсь, я не такой;
    Быть может, притворится альтруистом,
    Свои стихи своею же рукой
    Взять и швырнуть гиенам – пародистам?
    Но я мудрей и дальновидней был,
    Я сохранил их! И в тайник не спрятал.
    Не разорвал, не сжёг, не утопил,
    Не обольщайтесь – я их напечатал!

А. Иванов обыгрывает содержательную сторону стиха, а также авторскую метафору– “шакалы…”. Пародист воссоздает свой сюжет стихотворения, в котором снижается образ лирического героя за счёт контраста между тем, что он описывает и между тем, какон это делает. Возвышенные интонации героя сопоставляются читателем с фразой “Последнее, что видел я в тот день,

    Был черный диск чугунной сковородки”.

Комический эффект возникает и при восприятии растиражированного пародистом сравнения (по аналогии с авторским образом) “критики– шакалы”, “гиены – пародисты”. Владимир Прудовский.

    Себе, любимой.
    Ещё меня никто на белом свете,
    как я, неудержимо, не любил.
    Людмила Кудрявская.
    Хотела быть в любви альтруистичной,
    Однако выпал жребий мне иной:
    Ко всем я оставалась безразличной,
    Испытывая страсть к себе одной.
    Смотрела на себя влюбленным взглядом,
    Была с собою счастлива вполне.
    Любовь ко мне других бледнела рядом
    С моей любовью собственной ко мне.
    Не выдержу с собой ни дня разлуки,
    Одной собой живу я и дышу…
    Свяжите мне скорей покрепче руки,
    Не то себя в объятьях задушу!

Образная система поэтессы находит отражение в пародии Вл. Прудовского. Он утрирует, доводит до абсурда её строки, образовывая аналогичные по своей семантике и форме конструкции: “испытывая страсть к себе одной”, “смотрела на себя влюбленным взглядом”, “с любовью собственной ко мне” и т. п. Содержание стиха поэтессы приобретает абсурдную форму, полностью обессмысливается, в результате чего возникает комический эффект. Принцип ассоциативной интеграции реализуется в гибриде, основанном на парадоксальной контаминации ассоциантов “никто…как я…не любил”. Александр Бобров.

    Цыганка с чудовищем.
    От судьбы изнуряющей, ноющей,
    От утрат, и от ран, и от бед
    Прижималась душою к чудовищу
    Сколько нищих и каторжных лет.
    Умирать от любимой руки –
    Это высшая доблесть цыганок.
    Раиса Романова.
    От судьбы изнуряющей, ноющей
    Я в кино уходила, скорбя.
    Вдруг афиша с названьем “Чудовище”.
    Вот, подумалось фильм про тебя!
    И пошла на него, как наметила,
    Разглядеть крупным планом бельмо.
    Оказалось, что это – комедия,
    И не ты в ней герой – Бельмондо.
    Обстановка французская – та ещё.
    Я ушла, я покинула зал
    От ликующих, праздно болтающих,
    Как великий поэт призывал.
    И пошла по дороге накатанной,
    По цыганской дороге большой,
    Нищетою стращая и каторгой,
    Чтоб опять прижиматься душой.
    Приготовилась я к высшей доблести –
    Кто полюбит Раису Ромэн?
    Но в ответ пригрозило чудовище:
    Не устраивай таборных сцен.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8