бесплатно рефераты

бесплатно рефераты

 
 
бесплатно рефераты бесплатно рефераты

Меню

Характерные черты третьего периода истории русской педагогики бесплатно рефераты

Характерные черты третьего периода истории русской педагогики

Характерные черты третьего периода истории русской педагогики

Значительные черты третьего периода истории русской педагогики по сравнению со вторым совершенно ясны.

1. В третий период замечается относительно широкое развитие теоретической педагогики. Конечно, начало ее относится ко второму периоду, но в третий период возникает довольно значительная педагогическая литература, педагогическая журналистика, по данным педагогическим вопросам образуются различные направления, возникают разные педагогические течения и партии. Создается масса методов по всевозможным предметам учебных курсов, составляются учебники, издаются учебные пособия. Словом, русский народ вступает полноправным членом в семью педагогически просвещенных народов, оказывается имеющим не только поэзию, школу, но и педагогику.

Число всякого рода школ в третий период довольно возрастает, оставаясь все же недостаточным; возникает и несколько развивается школьное образование разнообразного вида.

2. Характерная черта, весьма определенно обнаружившаяся в третий период, — это борьба общества за непосредственное участие в устройстве народного образования, вместе с государственной властью, и действительное участие в этом деле. Во второй период в системе народного образования государство шло впереди, ему принадлежали инициатива и организаторская деятельность, общество же шло позади, мало сочувствовало просветительным намерениям государственной власти, старалось и даже прямо противодействовало, низко ценя образование; в третий период общество пошло впереди в деле народного образования, а государственная власть позади.

Инициативы, творчества в деле просвещения в третий период государственной властью проявлено мало. Общество настаивало на распространении просвещения, а государственная власть настаивала на его полной политической благонадежности, определяя последнюю с точки зрения современной политики и устраняя такие просветительные начинания и учреждения, политическая благонадежность которых казалась ей сомнительной, не совсем сообразной с господствующим политическим настроением. Отсюда весь третий период был полон для общественной педагогики борьбы по самым разнообразным образовательным вопросам. Многие общественные просветительные учреждения казались власти подозрительными: воскресные школы, учительские съезды и курсы, народные университеты и библиотеки, педагогические журналы и книги, даже самые школы — земские. Каждый педагогический успех давался обществу только с боем, весьма многого из своих просветительных начинаний оно не в силах было отстоять, и то погибло для народа, а многое оно сделало, даже выиграло в конце концов в знаменитой тяжбе между классической и реальной системами среднего образования. Вообще можно сказать, что то, что в третий период было сделано для народного образования, в широком смысле этого слова было сделано, в сущности, с идейной стороны, обществом, даже государственные школы питались идеями, выработанными педагогами-общественниками, усваивали их методы, учебники и т. п. Правительство учреждало государственные школы, содержало их и управляло ими, но организовывало их с педагогической стороны обыкновенно общество — так силен был напор общественно-политического мнения на государственные школы.

3. Совершилась демократизация образования: устранена сословность образования, в средние и высшие школы допускаются все, хотя некоторые сословные учебные заведения еще остались, правда, немногие; но зато в этот период введено ограничение по образованию для евреев. Серьезно поставлен вопрос о введении всеобщего обучения народа, и мы подвигаемся в этом деле непрерывно вперед. Внешкольное образование народа пока еще слабо.

4. Утверждена основная идея всего образования и воспитания — нужно прежде всего и больше всего воспитывать и образовывать человека, общее образование должно предшествовать специальному. При этом больше и больше на первый план двигается личность образуемого и воспитываемого.

П. Ф. Каптерев и достояние русской педагогической мысли. (Необходимое послесловие)1

Итак, завершена публикация одного из фундаментальных произведений отечественной педагогической науки — "Истории русской педагогии" П. Ф. Каптерева (1849–1922). Приступая к ней в 1992 г. (см.: Педагогика. 1992. № 3–4), мы отмечали на страницах нашего журнала обширность и многогранность творческого наследия этого самого выдающегося русского педагога конца XIX—начала XX в., в трудах которого освещаются практически все принципиальные вопросы дидактики, общей и педагогической психологии, возрастной физиологии, семейного воспитания, педагогического образования, истории русской и зарубежной школы.

Долгое время и работы, и имя П. Ф. Каптерева оставались почти неизвестными массовому советскому читателю. Если не считать единичных публикаций о нем (см.: Кузьмин П. М. К вопросу о педагогических идеях П. Ф. Каптерева // Советская педагогика. 1940. № 4—5) и посвященных ему буквально несколько страниц в книгах Ф. Ф. Королева и Г. С. Костюка, то не будет преувеличением утверждать, что вплоть до начала 60-х гг. идеи и труды П. Ф. Каптерева находились вне научного оборота на его родине. Но и после того, как стараниями журнала "Советская педагогика" и исследователя-энтузиаста П. А. Лебедева имя П.Ф.Каптерева было возвращено из забвения, а статьи о нем были включены в "Педагогический словарь" и "Педагогическую энциклопедию" (1965), отношение к нему самому и его творческому наследию еще в течение длительного времени определялось отнюдь не научными, а преимущественно политическими критериями. Так, в посвященной ему статье в "Педагогической энциклопедии" говорится, что он "относился к той части либерально-буржуазной интеллигенции, которая хотя и выступала с критикой царского самодержавия, осуждая его крайности, но была противником революционного преобразования общества. Вследствие этого К. (Каптерев. — В.Б.) вначале не понял всемирно-исторического значения Великой Октябрьской социалистической революции и отрицательно относился к коренным преобразованиям в области народного просвещения" (Педагогическая энциклопедия. М., 1965. Т. 2. С. 358). Понятно, что такого рода заключения — дань прежнему классовому принципу рассмотрения и оценки явлений, события личностей. Тем не менее не приходится удивляться, что прошло еще почти 20 лет, прежде чем в 1982 г. в серии "Педагогическая библиотека" вышел однотомник избранных сочинений П. Ф. Каптерева (под редакцией А. М. Арсеньева, составитель П. А. Лебедев). В него вошли "Дидактические очерки", "Педагогический процесс" и некоторые другие произведения, но большая часть огромного творческого наследия ученого в области педагогики, педагогической психологии, семейной педагогики, истории школы и педагогики осталась непереизданной с дореволюционных времен, хотя, по нашему глубокому убеждению, многие его идеи, касающиеся, например, решения проблемы дифференциации обучения в школе, не только не утратили своего знания, но и приобрели именно сегодня особую актуальность.

Из "Истории русской педагогии" в упомянутый однотомник избранных произведений вошло лишь введение. Оно дает представление об авторском видении общего хода развития русской педагогики, основных периодов ее теории, но оставляет за кадром многие крупные сквозные историко-педагогические проблемы, конкретные события и факты, характеризующие процессы реформирования образования в России, личности и взгляды мыслителей, деятелей просвещения, ученых, оказавших бесспорное влияние на становление отечественного образования и педагогической науки. Не только этим очевидным обстоятельством и стремлением познакомить российского читателя с огромным массивом содержащегося в сочинении П. Ф. Каптерева историко-педагогического материала определялось принятие решения о публикации в журнале под рубрикой "Наше наследие" полного текста "Истории русской педагогии".

На наш взгляд, сам подход автора к описанию и анализу историко-педагогических явлений, тональнось его книги, стиль общения с читателем оказались созвучными веяниям времени. Несмотря на то что эта работа в последний раз издавалась в России в 1915 году, т. е. более 80 лет назад, она и сегодня выглядит более свежей и современной, чем появившиеся много лет спустя, уже в советское время, работы, посвященные историко-педагогической проблематике.

Сопоставление последних с трудом П. Ф. Каптерева невольно наводит на аналогию: черно-белая фотография в сравнении с картиной художника. Стремление втиснуть выдающихся педагогов и мыслителей, общественно-педагогические движения и реформы образования в прокрустово ложе партийно-классовых принципов и схем нанесло огромный вред советской историко-педагогической науке. Оно неизбежно порождало бело-черное видение и событий, и фактов, и личностей, что, в свою очередь, закономерно предопределяло тенденцию к упрощению явлений исторической действительности. Именно в этом отношении книга П. Ф. Каптерева разительно контрастирует с последующими историко-педагогическими изданиями советского периода. Автор не только не навязывает читателю готовых и пререкаемых истин, но как бы признается в том, что он и сам их не знает, ибо речь идет о чрезвычайно обширном круге сложных вопросов и изменчивых явлений, связанных с развитием "одной стороны народной души — педагогического народного самосознания" (Общий ход развития русской педагогии и ее главные периоды Педагогика. 1992. № 3–4. С. 67). Не только отдельный человек, рассматривающий все в мире субъективно, с точки зрения своего личного "я", но и целые сословия, такие, например, как духовенство и дворянство, не могут претендовать на то, чтобы быть выразителями педагогического самосознания своего народа. "Если духовенство и дворянство данного народа, — пишет П. Ф. Каптерев, — примется за выработку педагогических идеалов, то это будут идеалы духовенства и дворянства, например, русского духовенства и дворянства, идеалы до известной степени в связи с народной жизнью и народным характером, но все же идеалы ограниченные, односторонние, с весьма значительной примесью сословности" (Там же. С. 66). Мысль о том, что за народ его педагогическое дело не может творить никто другой, проходит красной нитью через труд П. Ф. Каптерева, включая заключение, с которым читатель только что познакомился, и, по нашему мнению, остается чрезвычайно актуальной и сегодня.

Итак, не претендуя на знание истины в последней инстанции, свою главную задачу автор видит в том, чтобы познакомить читателя с огромным массивом фактологических данных, характеризующих развитие образования в России, с историей его реформирования, с педагогическими взглядами известных русских деятелей образования, ученых и мыслителей. При этом он показывает педагогическую жизнь России во всей ее сложности, противоречивости, многоцветии красок и нюансов. Ему чужды упрощенные представления и оценки. Вот, скажем, пишет он о реформе образования, проводившейся при Петре I, говорит о созданных им школах и училищах, готовивших людей для "государевой службы", рассказывает о проникновении в Россию западноевропейских педагогических идей и общем усилении культурного влияния Запада. Но автор отнюдь не склонен к однозначной оценке петровских преобразований в данной области как безусловно прогрессивных. Он обращает внимание на судьбу церковных школ, преследовавшихся властями и прекративших свое существование, на вызванное этим падение уровня грамотности народа, на опасности, связанные с крутой и резкой ломкой устоявшихся институтов и традиций, особенно когда речь идет о такой тонкой сфере общественной жизни, как образование.

С огромным уважением пишет П. Ф. Каптерев о достоянии русской национальной педагогической мысли. Он подвергает тщательному анализу и критическому разбору взгляды практически всех известных ее представителей. Но и здесь для автора нет непререкаемых авторитетов и заданных на все времена универсальных оценок. Он мягко и в высшей степени интеллигентно полемизирует с Н. И. Пироговым, с К. Д. Ушинским, с Л. Н. Толстым, с К. Н. Вентцелем, раскрывает противоречия в их взглядах, побуждая читателя сохранить критический настрой ума, вырабатывать в себе способность и умение критически оценивать мнения самых выдающихся авторитетов.

И наконец, несколько слов об общей тональности книги. В сущности, это собственные ненавязчивые размышления автора, а главное — приглашение к читателю поразмышлять с ним вместе. Не это ли и есть сущностный признак того самого нового педагогического мышления, о котором так много говорят сегодня? Ну а новое, как всегда, оказывается хорошо забытым старым, и книга Петра Федоровича Каптерева — лучший тому пример.

Борисенков В. П. (академик, вице-президент Российской Академии образования, доктор педагогических наук, профессор.)

Примечания

1. В качестве послесловия использована статья академика РАО В. П. Борисенкова в журнале "Педагогика".

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/