Культура московской Руси
Коломенском с Лефортовским дворцом в Москве. Дворцы церковных владык
включали церковь, а иногда, состоя из ряда зданий, окружались стеной с
башнями и имели вид кремля или монастыря. Монастырские кельи часто состояли
из трехчастных секций, образующих длинные корпуса. Административные здания
XVII в. походили на жилые дома.
IV.Изобразительное искусство.
В первые десятилетия после монголо-татарского нашествия возрождается
живопись. В условиях сильно сократившихся международных и межобластных
связей во 2-ой половине XIII века и в начале XIV в. окончательно
кристаллизуются старые школы живописи и образуются новые.
В иконах и в миниатюрах рукописей Новгорода уже со 2-ой половины XIII
в. определяются чисто местные черты, сложившиеся здесь в росписях XII в.:
ясный образ не осложненный аллегориями, несколько элементарный крупный
рисунок, декоративная яркость цвета.
Художественные мастерские были сосредоточены на архиерейских и
княжеских дворах, и их произведения имеют церковный, либо кастовый
княжеский характер.
В 70-80-х годах XIII в. возникла тверская школа живописи. Росписи Спасо-
Преображенского собора в Твери, исполненные местными мастерами, были первой
попыткой обращения к монументальной живописи после татарского нашествия.
Для не очень высоких по качеству тверских икон и рукописей характерны
белесые высветления и декоративные сочетания белого, красного, голубого.
Несколько позже тверской возникла московская школа, ранние памятники
которой свидетельствуют о тесных ее связях с Ростовом и Ярославлем.
В XIV в. с началом широкого строительства каменных храмов возрождается
фресковая живопись. Фрески собора Снетогорского монастыря близ Пскова по
стилю еще близки к росписям Новгорода типа нередицких. Новгородские росписи
2-й половины XIV в. более свободны по характеру. Одни из них исполнены
выходцами из Византии: фрески церквей Спаса на Ильине улице и Успения на
Волотовом поле. Другие написаны южными славянами: фрески церквей Спаса на
Ковалеве и Рождества на кладбище и церкви Михаила Архангела Сковородского
монастыря.
Наиболее впечатляющи фрески церкви Спаса на Ильине улице, исполненные
Феофаном Греком, а так же фрески Волотова, поразительные по одухотворенной
патетике образов и артистизму. Росписи Феофана по их суровой
выразительности, исключительной свободе композиции и письма не имеют себе
равных не только на Руси, но и в Византии. Хорошо сохранились фрески
угловой камеры на хорах: образы, воплощающие аскетические идеалы,
отличаются психологической напряженностью, техника письма – динамикой и
оригинальностью приемов, колорит предельной сдержанностью. Божество и
святые предстают у Феофана в виде грозной силы, предназначенной управлять
человеком и напоминать ему о подвигах во имя высшей идеи. Их темные лики с
бегло положенными белыми бликами, по контрасту с которыми приобретают
особую звучность разбеленные желтые, малиновые, синие тона одежд, оказывают
на зрителя непосредственное и глубокое воздействие. Фрески церкви Федора
Стратилата стилистически близки к росписям Спаса на Ильине улице. Возможно,
что в их исполнении участвовали русские мастера, учившиеся у греков.
Фреска повлияла и на стиль новгородских икон XIV в., сделавшийся более
свободным и живописным. Произведения Псковских иконописцев XIV в.
выделяются смелой цветовой лепкой и необычным колоритом, основанным на
сочетании оранжево-красных, зеленых, коричневых и желтых тонов. Сумрачная
выразительность образов святых не псковских иконах обнаруживает их
известную близость к работам Феофана Грека.
На севере в XIV в. сложилась вологодская школа живописи. Ее известный
представитель – иконописец Дионисий Глушицкий. В вологодских иконах
преобладают темные, несколько приглушенные тона. Стойкие на севере
архаические традиции делают иконы северного письма XIV-XV вв. нередко
похожими по стилю на памятники более раннего периода.
Расцвет новгородской живописи произошел в XV в. На новгородских иконах
– специфический подбор святых: Илья, Василий, Флор и Лавр, Параскева
Пятница, Анастасия, Никола, Георгий. Они ассоциировались в народном
сознании с силами природы и были призваны охранять человека, его дом и
хозяйство. Иконография обнаруживает следы воздействия языческих пережитков,
фольклора, местных исторических событий, быта. Необычайная активность и
известный демократизм общественной жизни Новгорода способствовали сложению
в местной живописи особого идеала человека – решительного, энергичного,
сильного. Новгородским иконам свойственны уверенный жестковатый рисунок,
симметрические композиции, яркие холодные тона.
С конца XIV – начала XV вв. усиливается художественная роль Москвы.
Здесь работали Феофан Грек, Прохор с Городца, Андрей Рублев, Даниил Черный.
В иконостасе Благовещенского собора Московского Кремля, Феофан немного
увеличил размеры икон Христа, богоматери и святых и достиг четкой
выразительности силуэта («деисусный чин»). Этот чин имел большое значение
для последующего развития русского высокого иконостаса. Созданная Феофаном
в Москве школа стимулировала развитие местных мастеров, выработавших,
однако, отличный от феофановского стиль. В 1408 году Андрей Рублев и Даниил
Черный исполнили новую роспись Успенского собора во Владимире. Эти фрески в
традиционных иконографических образах раскрывают глубокий духовный мир и
мысли современников. Просветленные благожелательные лица апостолов, ведущих
за собой народ, мягкие гармоничные тона живописи пронизаны чувством
умиротворения. Написанные несколько позже Рублевым иконы звенигородского
чина – чисто русская интерпретация темы деисуса. Образ благословляющего
Христа полон внутренней силы и мудрого спокойствия. Рублев обладал редким
даром воплощать в искусстве светлые стороны жизни и душевного состояния
человека. В его работах не смену внутреннему смятению аскетической
отрешенности образов Феофана приходят красота душевного равновесия и сила
осознанной нравственной правоты. Произведения Рублева, являясь вершиной
московской школы живописи, выражают идеи более широкого, общенационального
характера. В замечательной иконе «Троица», написанной для собора Троице-
Сергиева монастыря, Рублев создал образы, далеко перерастающие узкие рамки
разработанного им богословского сюжета, воплотив идеи любви и духовного
единства. Фигуры ангелов, сидящих, склонив головы друг к другу в безмолвной
беседе, образуют круг – символ вечности, а плавные, гармоничные линии
навевают настроение светлой сосредоточенной задумчивости. Нежные, тонко
согласованные тона, среди которых преобладают золотистый и звонкий голубой,
внутренняя свобода точно найденной композиции с ее выразительным ритмом
находятся в тесной взаимосвязи с глубоко человечным замыслом этого
гениального произведения.
В последней трети XV в. начинает свою художественную деятельность
Дионисий. В иконах и фресках Дионисия и его школы, создававшихся в период
образования русского централизованного государства во главе с Москвой,
возрастают известное единообразие приемов, внимание мастеров к
художественной форме, черты праздничности и декоративности. Тонкий рисунок
и изысканный колорит икон Дионисия, с сильно вытянутыми грациозными
фигурами, полны нарядной торжественности. Но в психологическом плане его
образы уступают Рублевским. Созданные Дионисием и его сыновьями Феодосием и
Владимиром росписи собора Ферапонтова монастыря близ Кириллова отмечены
особой мягкостью колорита, красотой подчиненных плоскости стены композиций
с как бы скользящими изящными фигурами. Многочисленные работы Дионисия и
художников его школы вызвали повсеместные раздражения им. В конце XV в.
московские художники выезжают в Новгород, Псков, на Север, в города
Поволжья, а лучшие мастера этих художественных центров выезжают для работы
в Москву, где они знакомятся с творческими приемами столичных живописцев.
Московское искусство постепенно нивелирует местные школы и подчиняет их
общему образцу.
В XVI в. укрепление государства и церкви сопровождалось теоретической
разработкой вопросов о царской власти, об отношении к ней церкви, о роли
искусства в богослужении, о способах воплощения церковных сюжетов.
Искусство под воздействием начетнической богословской литературы становится
надуманно сложным, схоластически отвлеченным. Многочисленные умозрительные
аллегории и символы нередко затемняют содержание и перегружают композицию.
Письмо мельчает, стиль теряет монументальность и ясность. Несохранившаяся
роспись Золотой палаты московского Кремля, исполненная на основе «Сказания
о князьях Владимирских», наглядно иллюстрировала идею преемственности
власти московских самодержцев. Написанная по случаю взятия Казани икона-
картина «Церковь воинствующая», представляющая апофеоз Ивана Грозного,
наполнена аллегориями и историческими параллелями. В такого рода
произведениях политические, светские тенденции становились преобладающими.
Еще сильнее эти тенденции выступали в миниатюре ряда рукописных книг.
Крупнейшие книгописные мастерские находились в Новгороде, Москве и Троице-
Сергиевой лавре. Фундаментальный «Лицевой свод» содержит около 16 тысяч
миниатюр. Военные и жанровые сцены с почерпнутыми из жизни бытовыми
деталями выполнены в графической манере и подцвечены акварелью. В них
появляются многоплановые построения пространства, реальный пейзаж.
Книгопечатание, первые опыты которого в 50-х гг. XVI в., положило начало
русской гравюре. Иван Федоров нашел для нее художественное решение,
независимое от иконной и миниатюрной живописи.
На рубеже XVI-XVII вв. в Москве формировались два течения в живописи,
условно называемые по фамилиям их ревностных сторонников «годуновским» и
«строгановским», первая из них тяготела к строгому стилю икон и
монументальной росписи XV-XVI вв., но обнаруживала так же типичную для
мастеров XVI в. любовь к царственной пышности, а при иллюстрировании
псалтырей возрождало старую традицию оформления рукописей рисунками на
полях. Строгановская школа культивировала мелкое, щегольски-утонченное
письмо, сочетая краски с золотом и серебром; иконы писались для домашних
молелен богатых феодалов - ценителей изощренного мастерства. Несколько
изнеженная красота и беззащитная слабость святых в расцвеченных одеждах,
фон со сложным фантастическим пейзажем характерны для работ мастеров этой
школы – Емельяна Москвитина, Стефана Пахири, царских иконописцев Прокопия
Чирина, семьи Савиных и др.
В середине XVII в. центром художественной живописи становится Оружейная
палата Московского Кремля, сильно влиявшая на русское искусство в целом. Ее
живописцы были мастерами широчайшего диапазона: они выполняли стенные
росписи, иконы и миниатюры, раскрашивали мебель и домашнюю утварь, писали
царские портреты, оформляли церковные и светские праздники и т. д. И хотя
частая смена занятий вырабатывала у мастеров шаблонные приемы, Оружейная
палата поддерживала искусство на очень высоком профессиональном уровне.
Здесь возникли первые в истории русского искусства специальные трактаты о
живописи, написанные Иосифом Владимировым и Симоном Ушаковым, ставившие
проблему жизненного правдоподобия иконных изображений. В живописи Ушаков
главное внимание уделял светотеневой лепке формы, достигая мягкости
переходов, объемности изображения, настойчиво добиваясь впечатления их
реальности.
В XVII в. в русском искусстве появился новый для него жанр – портрет.
До середины XVII в. авторы портретов еще следуют иконописным принципам, и
их работы мало отличаются от икон. Позднее, не без влияния работавших в
России иностранцев, в портрете появляются приемы западноевропейской
живописи, точно фиксируются черты лица, выявляется объемность фигуры, хотя
трактовка одежд остается плоскостной, а изображение в целом – застыло
неподвижным.
Искусство XVII в., преимущественно повествовательное и декоративное,
стремилось к литературности и внешней выразительности, достигавшейся часто
за счет весьма свободного истолкования иконографических сцен и насыщения их
бытовыми деталями. Это, а также постоянный интерес художников к портрету и
к изображению реальных построек и пейзажа подготовили русское искусство к
переходу на путь светского развития. Этот переход был невозможен, однако,
без решительного освобождения искусства от влияния церкви, без внедрения в
культуру светского начала, которое несли с собой реформы Петра I.
Скульптура занимала особое место в художественной жизни русского
средневековья. Официальная церковь относилась к ней отрицательно как к
пережитку идолопоклонства, но не могла не считаться с ее популярностью в
народной среде. В те моменты истории, когда объединение всех сил народа
было особенно важно, скульптура получала доступ в храм, служа действенным
проводником актуальных идей. Поэтому в ней преобладают сюжеты, которые в
народном сознании связывались с героическим или высоким нравственно-
эстетическим началом.
В течении XIV - XVII вв. скульптура проделала в общих чертах ту же
эволюцию, что и живопись, от лапидарной, обобщенной трактовки статических
фигур к большей повествовательности и свободе в передаче движения. Не
связанные непосредственно с византийской традицией, скульптура была
свободнее в воплощении местного понимания идеалов нравственной красоты и
силы. В отдельных местных школах ощущаются отзвуки дохристианских традиций.
Эти традиции, хотя и вызывали решительные меры со стороны церкви по их
искоренению, нашли свое прямое развитие в народной скульптуре XVIII – XIX
вв.
V. Декоративно – прикладное искусство.
Возрождение декоративно-прикладного искусства в послемонгольское время
было осложнено тем, что многие мастера были угнаны в плен и ряд навыков
ремесла утрачен. С середины XIV в. оживляется ювелирное искусство. Оклад
«Евангелия боярина Федора Кошки» с чеканными рельефными фигурами в
многолопастных обрамленьях и с тончайшей сканью, яшмовый потир работы Ивана
Фомина с чеканкой и сканью, чеканные кадила, «сионы», воспроизводящие формы
шатровых и купольных храмов, братины, ковши, чаши, литой с чеканкой
панагиар новгородского мастера Ивана сохраняют тектоническую ясность формы
и орнамента, подчеркивающего строение предмета. В XVI в. чеканка и скань
дополняются финифтью. В XVII в. развивается растительная орнаментация,
сплошь оплетающая изделия. Московская и сольвычегодская финифть, теряя в
тонкости исполнения и цельности колористической гаммы, выигрывает в яркости
и богатстве оттенков, соперничая с блеском драгоценных камней. Появляются
сюжетные изображения, носящие отпечаток западноевропейского воздействия. С
XVI в. применяется чернь с ясным красивым рисунком, соответствующим форме
изделий. Со 2-й половины XVII в. и в черни нарастает узорчатость,
распространяются восточные мотивы. Лишь к концу столетия возрождается более
строгий орнамент. Большое распространение получает басма, покрывающая
изделия из дерева, украшающая фоны икон. В XIV – начале XV вв. в ней
используется орнамент в виде цветов в кругах, заимствованный из
византийских и балканских рукописей. В XVII в. ее причудливые растительные
узоры приобретают чисто русский характер. Увлечение в XVII в. пышной
орнаментикой приводит к утрате художественной меры, в особенности при
украшении предметов драгоценными камнями и жемчугом, из которых компонуются
узоры, прежде выполнявшиеся из золота. Ту же эволюцию испытало литье из
цветных металлов – от Царь-пушки Андрея Чохова до бронзовой сени Дмитрия
Сверчкова в московском Успенском соборе и до оловянных ажурных литых рам к
киотам XVII в. Даже в изделиях из железа наблюдается увлечение узорностью
форм: кованые решетки московской церкви Георгия Неокесарийского, врата из
просеченного железа в рязанском Успенском соборе, петли и дверные ручки
рядовых зданий.
В памятниках резьбы по кости XV в. видны неизжитые формы «звериного
стиля» в ажурном орнаменте. В «Распятии» XVI в. Угличского историко-
художественного музея сказались удлиненно-изящные пропорции фигур Дионисия.
В XVII в. искусство резчиков из Холмогор ценится высоко в Москве, где они
работают, украшая свои изделия птицами и зверями «в травах». Особенно
хороши многочисленные ларцы с крупным сквозным растительным орнаментом.
До нас дошли немногие крупные образцы резьбы по дереву XIV-XVI вв. Трон
Ивана Грозного с шатром и резными историческими сценами и святительские
места XVI-XVII вв. при относительно дробном узоре отличаются архитектурной
четкостью сложно скомпонованных завершений. Изощренная ярославская ажурная
резьба напоминает четкостью форм металл. С середины XVII в. в Москву
приезжает ряд белорусских резчиков во главе с Климом Михайловым, которые
вводили западноевропейские барочные формы.
Бытовая керамика XIV-XV вв. груба и примитивна по форме. Лишь с XVI в.
применяются «морение» и лощение. На флягах XVII в. появляется
геометрическая орнаментация, а затем плоскорельефные изображения фигур.
Многие изделия воспроизводят металлические формы, в орнаментации видно
влияние деревянной резьбы. С конца XV в. фигурные балясины и красные
терракотовые плитки, украшенные пальметтами, а порой покрытые светло-
охряной глазурью, включаются в декор фасадов. В XVII в. изготовляются для
убранства зданий зеленые изразцы с рельефными бытовыми и военными сценами.
Шитье имело много общего с живописью. Лучшие мастерские шитья были в
XVI в. сосредоточены в Москве при царском дворе. Из мастерской Старицких
вышли две большие плащаницы, отличающиеся глубинно психологической
характеристики персонажей и безупречной артистической техникой.
Набойки XVI-XVII вв. наряду с геометрическими и растительными мотивами,
восходящими, возможно, к домонгольским образцам, воспроизводят восточные и
западные орнаменты привозных шелковых тканей. В конце XVII в. появляется
трех- и четырехцветная набойка. В течение XIV-XVII вв. существовало
высокоразвитое узорное ткачество, о чем свидетельствует паволока иконы
«Звенигородского чина» Андрея Рублева. В XVII в. получает распространение
золотное кружево с геометрическими сетчатыми мотивами либо с растительными
элементами. Иногда в узоры вводится жемчуг, серебряные бляшки, цветной
просверленный камень. Некоторые узоры XVII в. дожили в нитяном льняном
кружеве до XX в.
VI. Одежда, быт и устои россиян.
Характерными чертами русского быта XVI века оставались
консервативность и дифференцированность: разница в быте между
господствующим классом и черными людьми по-прежнему была скорее
количественной, чем качественной. Мало отличались друг от друга в это время
городские и сельские жилища. Город был комплексом усадеб, на улицы и
переулки выходили не дома, а высокие глухие заборы. В каждой усадьбе были
изба, хозяйственные постройки, небольшой огород с садом. Боярская усадьба
имела большие размеры, разнообразнее были хозяйственные постройки, кроме
господского дома, стояли людские избы, в которых жили холопы. Горожане
держали также домашний скот, а потому за городской чертой обязательно
устраивались выгоны.
Жилища и представителей высших сословий, и рядовых горожан, и крестьян
были, за редким исключением ( у самых богатых бояр изредка встречались
каменные хоромы ), срубными, из сосновых бревен, топились чаще всего по-
черному, дым выходил через специальное дымовое отверствие. Каменные печи с
дымоходами встречались в самых богатых домах, «белая изба», «белая горница»
обычно специально отмечались. Избы феодалов состояли из нескольких срубов,
иногда на высоких подклетях, бывали двух- и трехэтажными. На дворе могла
стоять и башня - «повалуша» или «терем». Дома украшались
высокохудожественной затейливой резьбой. Окна были большими, в богатых
домах – слюдяные, в бедных – закрытые всего лишь бычьим пузырем.
Больше различий было в одежде. Крестьянское платье этого периода не
отличалось от одежды предыдущего времени. Зато знать одевалась богато и
разнообразно. Среди боярства были распространены одеяния из дорогих
привозных тканей – фландрского сукна и венецианского бархата, из восточного
«рытого» бархата и из атласа, из тафты и парчи. Если простые люди носили
шубы из дешевых мехов – овчины и белки, то на боярские шел соболь, а то и
одни брюшка собольи, встречались даже горностаевые шубы. Шуба беличья или
даже кунья была недостаточно престижна для знатного боярина. Цена шубы
зависела не только от стоимости меха: серебряные или даже золотые пуговицы
могли стоить столько же, а то и еще дороже, чем сама шуба.
Одежда и украшения знатных женщин стоили не меньше. К платьям боярынь
пришивали куски цветной ткани или кожи, часто с вышивками, с драгоценными
камнями.
Отличались и головные уборы. У крестьян – дешевые войлочные шляпы,
зимой – шапки из недорогих мехов, у горожан – разнообразные колпаки.
Колпаки для знати изготовляли из тонкого фетра с оторочкой из дорогого
меха, украшали драгоценными камнями. При дворе в моде были восточные
головные уборы – «тафьи», тюбетейки. Иной раз их даже не снимали, входя в
церковь, например, Иван Грозный и его опричники входили в церковь в тафьях.
Военное снаряжение так же отличалось. Рядовой сын боярина выходил на
службу в стеганом «тегиляе» с нашитыми на него кольчужными кольцами, со
старой дедовской саблей, в простом металлическом шлеме. Боярское снаряжение
состояло из дорогих привозных вещей, украшенных золотом и серебром.
Различалась и утварь богатых и бедных людей. В боярских домах парадная
посуда была из серебра, повседневная – из олова, в домах среднего достатка
« суды оловянные» были посудой для гостей, а ежедневно пользовались
глиняной и деревянной, у большинства населения парадной посуды не было
вовсе.
Пища даже простого населения в это время была достаточно обильна и
разнообразна. Хлеб ели в основном ржаной, из ржаной же муки пекли блины, из
пшеничной – разнообразные пироги и караваи. Ели каши и кисели, из овощей
самой распространенной была репа. Сравнительно не дорого было мясо, чаще
употребляли баранину. Мясо солили впрок. Распространенными прохладительными
напитками были квас и морс. Очень разнообразна была рыбная пища. Рыба
употреблялась соленой, свежей, сушено и вяленой.
Резко различалась пища скоромная и постная. Посты продолжались долго, к
тому же на каждой неделе были постными среда и пятница, когда запрещалось
употреблять мясо, коровье масло и молоко. Пищевой рацион бояр был более
изысканным , кулинарно изощренным.
Семейный быт строился на основе безоговорочного подчинения главе семьи
всех домочадцев – жены и детей. За непослушание следовало телесное
наказание. Это и неудивительно: телесные наказания применялись широко, им
подвергали даже бояр, они не считались позорящими. И все же было бы
неверным считать русскую женщину XV – XVI века абсолютно бесправной.
Разумеется, браки совершались по воле родителей, «сговорные» и «рядные»
записи о будущем браке заключали не жених и невеста, а их родители или
старшие родственники. Но соображения материальные и престижные преобладали
в знатных семьях, где выгодный брак сулил приращение вотчин или
установление добрых отношений с влиятельными лицами. Среди крестьян и
посадских людей, где к тому же ранняя трудовая деятельность помогала
общению юношей и девушек, основы брака бывали иными.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Таким образом, период XIV – XVII веков – это время складывания
великорусского этноса и его основных стереотипов в сознании,
самоопределения русской церкви, обретения ею своего места на культурной
карте мира. В эти века окончательно сформировался «слободской» тип русского
города и маргинальный, полукрестьянский тип культуры городских слоев
населения. Все это наложило серьезный отпечаток на последующее развитие
культуры России.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Искусство стран и народов мира. Художественная энциклопедия.
2. Н.Г.Грибушина «История мировой художественной культуры».
3. Т.В.Ильина «История Искусств».
4. В.В.Мавродин «Образование Русского национального государства».
Страницы: 1, 2
|