бесплатно рефераты

бесплатно рефераты

 
 
бесплатно рефераты бесплатно рефераты

Меню

Йохан Хейзинга бесплатно рефераты

Йохан Хейзинга

Министерство общего и профессионального образования РФ

Обнинский институт атомной энергетики

Кафедра философии и социальных наук

Реферат по культорологии

Йохан Хейзинга "Homo Ludens"

Обнинск 2002

Содержание.

|Введение |2 |

|Природа и значение игры как явления культуры |3 |

|Признаки игры |4 |

|Культуры и эпохи |5 |

|4.1 Культура Римской империи |5 |

|4.2 Культура Средневековья |6 |

|4.3 Эпоха Возрождения |6 |

|4.4 Культура 17 века |7 |

|4.5 Культура 19 века |8 |

|4.6 Современность |10 |

|Заключение |13 |

1. Введение

Когда мы, люди, оказались не столь разумными, как внушал нам 18 век в

своём почитании Разума, для именования нашего вида рядом с Homo Sapiens

поставили ещё Homo Faber (человек-созидатель). Второй термин был менее

удачен, ибо Faberi, созидатели, суть и некоторые животные. Но, что

справедливо для созидания справедливо и для игры: многие животные любят

играть. Поэтому всё же представляется, что Homo Ludens, человек играющий,

выражает такую же существенную функцию, как человек созидающий, и должен

занять своё место рядом с Homo Faber.

Отголоски этой концепции встречаються в работах Хейзинга уже с 1903г.

Основная проблема его работ заключалась не в том, какое место занимает игра

среди прочих явлений культуры, но в том, насколько сама культура носит

игровой характер. Игра рассматривается здесь как явление культуры, не как -

или не в первую очередь как - биологическая функция, и анализируется

средствами культурологического мышления.

2. Природа и значение игры как явления культуры.

Игра старше культуры, ибо понятие культуры, как бы несовершенно его ни

определяли, в любом случае предполагает человеческое сообщество, а животные

вовсе не ждали появления человека, чтобы он научил их играть.

Можно с уверенностью заявить, что человеческая цивилизация не добавила

никакого существенного признака общему понятию игры. Животные играют точно

так же, как люди. Все основные черты игры уже присутствуют в игре животных.

Достаточно понаблюдать игру щенят, чтобы в их весёлой возне без труда

обнаружить все эти черты. Они приглашают друг друга поиграть неким подобием

церемониальных поз и жестов. Они соблюдают правило, что нельзя, например,

прокусывать партнёру по игре ухо. Они притворяются ужасно злыми. И что

совершенно очевидно они испытывают при этом огромную радость. Подобная игра

- лишь одна из форм игр животных. Существуют много более высокие, развитые

формы.

Здесь необходимо сразу же выделить один весьма важный пункт. Уже в

своих простейших формах игра представляет собой нечто большее, чем чисто

физиологическое явление. Игра это функция со многими гранями смысла и

всякая игра что-то значит.

Психология и физиология давно занимаются наблюдением, описанием и

объяснением игры животных, детей и взрослых. Они пытаются установить

природу и значение игры и отнести игре подобающее место в плане бытия.

Многочисленные попытки определения функции игры расходятся весьма

значительно. Одним казалось, что они нашли источник и основу игры в

потребности дать выход избыточной жизненной силе. По мнению других, живое

существо, играя, подчиняется врождённому инстинкту подражания.

Полагают, что игра удовлетворяет потребность в отдыхе и разрядке. Некоторые

видят в игре своеобразную предварительную тренировку перед серьёзным делом,

которого может потребовать жизнь, или рассматривают игру как упражнение в

самообладании.

Во всех этих толкованиях общим является то, что они исходят из

посылки, что игра совершается ради чего-то иного, служащего в свою очередь

некой биологической целесообразности. Они ставят вопрос: почему и для чего

происходит игра? Вполне допустимо принять все перечисленные толкования.

Отсюда вытекает, что все эти объяснения верны лишь отчасти. Будь хотя бы

одно из них достаточным, оно бы исключало все остальные или же вбирало их в

некое единство более высокого порядка. Авторы этих определений подходят к

игре с точки зрения экспериментальной науки, не проявляя при этом интереса

к глубокому эстетическому содержанию игры. Ни одно из приведённых

объяснений не отвечает прямо на вопрос: " В чём же всё-таки "соль" игры?

Почему младенец визжит от восторга? Почему игрок, увлекаясь, забывает всё

на свете, почему публичное состязание повергает в неистовство многотысячную

толпу?" Интенсивность игры не объяснить никаким биологическим анализом. И

всё же как раз в этой интенсивности кроется сущность игры, её исконное

качество.

Игра в нашем сознании противостоит серьёзному. Истоки этого

противопоставления пока что выявить так же трудно, как и происхождение

самого понятия игры. Мы можем сказать: игра есть несерьёзное. Но помимо

того, что эта формула ничего не говорит о положительных качествах игры, её

чрезвычайно легко опровергнуть. Стоит вместо "игра есть несерьёзное"

произнести "игра несерьёзна", как данное противопоставление теряет силу,

так как игра может быть по-настоящему серьёзной. Смех тоже в известном

смысле противостоит серьёзному, однако, между ним и игрой никоим образом

нет необходимой связи. Дети, футболисты, шахматисты играют со всей

серьёзностью, без малейшей склонности смеяться.

Что справедливо для смеха, справедливо и для комического. Комическое

также попадает под "несерьёзное", оно определённым образом связано со

смехом, оно возбуждает смех. Комическое, в свою очередь, тесно связано с

глупостью. Игра, однако, вовсе не глупа. Она живёт вне рамок

противоположности "мудрость-глупость". Но чем больше пытаемся мы

отграничить форму игры от других по видимости родственных форм жизни, тем

ярче выступает её далеко идущая самостоятельность.

3. Признаки игры.

Всякая Игра есть, прежде всего, и в первую очередь свободная

деятельность. Игра по приказу уже больше не игра. В крайнем случае, она

может быть некой навязанной имитацией, воспроизведением игры. Разумеется,

свободу тут следует понимать в более широком смысле слова, при котором не

затронуты проблемы детерминизма. Ребёнок и животное играют, потому что

испытывают удовольствие от игры, и в этом заключается их свобода.

Как бы то ни было, для человека взрослого и дееспособного игра есть

функция, без которой он мог бы и обойтись. Игра есть некое излишество.

Потребность в ней лишь тогда бывает насущной, когда возникает желание

играть. Во всякое время игра может быть отложена или же не состояться

вообще. Игра не диктуется физической необходимостью, тем более моральной

обязанностью. Игра не есть задание. Она протекает "в свободное время".

Таким образом, налицо первый из главных признаков игры: она есть

свобода. Непосредственно с этим связан второй признак.

Игра не есть "обыденная" жизнь и жизнь как таковая. Она украшает

жизнь, она дополняет её и вследствие этого является необходимой. Она

необходима индивидууму как биологическая функция, и она необходима обществу

в силу заключённого в ней смысла, в силу своего значения, своей

выразительной ценности.

Игра обособляется от "обыденной" жизни местом действия и

продолжительностью. Изолированность составляет третий отличительный признак

игры. Она "разыгрывается" в определённых рамках пространства и времени.

Здесь перед нами ещё один новый и позитивный момент признак игры. Игра

начинается и в определённый момент заканчивается. Пока она происходит, в

ней царит движение, подъём, спад, чередование, завязка и развязка. Ещё

замечательнее временного ограничения пространственное ограничение игры.

Любая игра протекает внутри своего игрового пространства, которое заранее

обозначается. Арена цирка, игральный стол, волшебный круг, сцена - все они

по форме и функции игровые пространства. Внутри игрового пространства царит

собственный, безусловный порядок. И это ещё одна новая положительная черта

игры - творить порядок. Игра есть порядок.

У каждой игры свои правила. Они диктуют, что будет иметь силу

внутри ограниченного игрой временного мирка. Правила игры безусловно

обязательны и не подлежат сомнению. Стоит нарушить правила и игра

становиться невозможной, она перестаёт существовать.

Исключительность и обособленность игры проявляются самым характерным

образом в таинственности, которой игра любит себя окружать. Уже маленькие

дети повышают заманчивость своих игр, делая из них "секрет". Это игра для

нас, а не для других. Что делают эти другие за пределами нашей игры, нас

временно не интересует.

Инобытие и тайна игры вместе наглядно выражаются в переодевании.

Здесь достигает законченности "необычность" игры. Переодеваясь или надевая

маску, человек "играет" другое существо.

Суммируя эти наблюдения с точки зрения формы, мы можем теперь назвать

игру свободной деятельностью, которая осознаётся как "невзаправду" и вне

повседневной жизни выполняемое занятие, однако она может целиком овладевать

играющим, не преследуя при этом никакого прямого материального интереса.

4. Культуры и эпохи

4.1 Культура Римской империи

Прежде чем перейти к сегодняшней эпохе, сделаем несколько отступлений

в историю отдельных, знакомых нам периодов.

Культура Римской империи заслуживает здесь особого внимания уже в силу

её контраста с эллинской. На первый взгляд кажется, что древнеримское

общество выказывает гораздо меньше игровых признаков, чем эллинское.

Характер древних латинян кажется нам определяемым такими качествами, как

трезвость, строгость, скупая фантазия и грубое, лишённое стиля суеверие. В

преобладающем сакральном характере древнеримского сообщества заключено его

глубоко игровое качество, хотя игровой фактор и выражается здесь гораздо

меньше в цветущей, красочной, живой образности, нежели в греческой или

китайской культуре. Игровой элемент Римского государства наиболее ярко

предстаёт в лозунге "Хлеба и зрелищ" (Panem et circenses) как выражение

того, чего народ требовал от государства. Современное ухо способно слышать

в этих словах не более чем требование безработных о пособии и билетах в

кино. Поддержание жизни и развлечение народ. Слова эти означали нечто

большее. Римская публика не могла жить без игр. Для неё они были такой же

основой существования, как и хлеб. Ведь это были священные игры, и народ

имел на них священное право. В их начальную функцию входило не только

торжественное празднование завоёванного общественного блага, но и

одновременно усиление и укрепление будущего блага через священнодействие.

Красноречиво говорит о значении игры как функции римской культуры тот факт,

что в каждом городе амфитеатр занимал весьма важное место, о чём

свидетельствуют руины. Игровой элемент римской культуры отчётливо

выявляется, наконец, в формах литературы и искусства. Литературу отличают

высокопарный панегеризм и выхолощенная риторика.

В изобразительном искусстве - поверхностная декоративность, скрывающая

тяжёлую структуру, стенные росписи, в которых довольствуются легковесными

жанровыми картинами или впадают в расслабленную элегантность. Характерные

черты, подобные этим, накладывают на последнюю фазу античного величия Рима

печать неподлинной серьёзности.

4.2 Культура Средневековья

Средневековая жизнь полна игры, движения, буйных народных игр, полна

языческих элементов, которые утратили своё сакральное значение и

преобразовались в чистую шутку, в пышную и чинную игру рыцарства и целого

ряда других форм. Средневековая культура уже не была архаической. Ей

предстояло большей частью заново переработать предшествующий материал, будь

то классический или христианский. Только там, где она не питалась от

античных корней, не дышала церковным или греко-римским воздухом, оставалось

ещё место для творческого влияния игрового фактора, то есть там, где

средневековая цивилизация развивалась на базе кельто-германского или более

древнего автохтонного прошлого. Так обстояло дело с происхождением

рыцарства и отчасти феодальных форм вообще. Игровой фактор сохраняет полную

силу и ещё значительный творческий потенциал в посвящении в рыцари, в

награждении лентами, в турнирах, геральдике, рыцарских орденах и обетах -

во всех тех вещах,

которые непосредственно соприкасаются с архаическим, хотя в них могут

иметь место и непрямые античные влияния.

4.3 Эпоха Возрождения

Бросим теперь беглый взгляд на эпоху Возрождения и гуманизма.

Дух Ренессанса был далёк от фривольного. Следование древности было для него

святым и серьёзным делом. Преданность идеалу пластического творчества и

изобретательного разума отличалась небывалой интенсивностью, глубиной и

чистотой. Вряд ли можно представить себе фигуры более серьезные, чем

Леонардо и Микеланджело. И всё-таки духовная ситуация в целом в эпоху

Ренессанса есть ситуация игры. Всё великолепие Ренессанса - это весёлый или

праздничный маскарад, переодевание в наряд фантастического и идеального

прошлого. Ренессанс пробуждает две в высшей степени игровые системы

воплощения мира в образах - пастораль и рыцарство - к новой жизни, а именно

к жизни в литературе и в празднике.

С понятием гуманизма мы обычно связываем менее красочные и более

серьёзные значения, нежели с термином "Ренессанс". Однако при ближайшем

рассмотрении многое из сказанного по поводу игрового характера Ренессанса

оказывается справедливым и для гуманизма.

Кто захочет мысленным взором окинуть сонм ренессансных поэтов, ещё

бургундсгого толка - таких как Молине и Жанн Лемер де Бельж, - будет всякий

раз поражаться игровой сущности их духа. Коснёмся ли мы творчества Рабле,

или поэтов новой пасторали, Саннадзаро и Гуарини, или цикла об Амадисе

Галльском, в котором героическая романтика достигла крайних пределов, где и

поразила её насмешка Сервантеса - всюду налицо элемент игры, который

кажется нередко самой солью произведения.

4.4 Культура 17 века

Если перейти теперь к выявлению игрового элемента в культуре 17 века,

то в качестве предмета исследования естественным образом сразу же

напрашивается понятие барокко. Нельзя, кажется, назвать почти ни одного

другого века, атмосфера которого была бы также глубоко отмечена стилем

своего времени как 17-ый. Это всеобщее моделирование жизни, духа и

внешнего облика по выкройке барокко, находит себе самую точную иллюстрацию

в одежде. Мода в парадном мужском костюме - а именно здесь надо искать

стиль - на протяжении всего 17 века совершает целый ряд резких скачков.

Около 1665 года отход от простоты, естественности, практичности достигает

своей высшей точки. Формы платья гипертрофируются до крайности: плотно

облегающий камзол спускается чуть ниже подмышек, рубашка на три четверти

вылезает наружу между камзолом и панталонами; эти последние стали настолько

широки и коротки, что их больше нельзя узнать. До самых туфель

перегруженный украшениями: бантами, лентами, кружевами, - этот игривый

Страницы: 1, 2