Рыцарская этика 
p align="left">Турниры также способствовали совершенствованию воинского искусства рыцаря, не говоря уже о том, что создавали благоприятную возможность блеснуть личной отвагой, быть замеченными и помимо всего прочего добиться материального вознаграждения, подтверждающего рыцарскую доблесть. Изначально это были полувоенные поединки. В них четко прослеживались основные цели такого состязания: самоутверждение воина и захват добычи. Схватка велась, как правило, оружием, не отличавшимся от боевого, причем допускались практически любые виды вооружения, вплоть до луков и арбалетов. Господствовала массовая схватка. Побежденный лишался всего вооружения и коня в пользу победителя. Нередко побежденный на турнире становился пленником своего удачливого соперника и, как в условиях настоящей феодальной войны, обязан был заплатить выкуп.К XIII веку турнир начал приобретать более символико-ритуализированный, игровой характер. Это выражалось, прежде всего, в попытках регламентировать сражение. Вокруг четырехугольного ристалища возводился двойной деревянный барьер, рядом воздвигали помосты, где сидели судьи и зрители, среди которых было немало дам, охочих до подобного рода кровавых развлечений. Герольды провозглашали имена участвовавших в турнире рыцарей, перечисляли подвиги, прославившие их ранее. Условия турниров были разнообразными. Как правило, в классическую эпоху они начинались с поединка отдельных рыцарей, получивших во Франции название "жюте". Задача могла заключаться в нанесении противнику удара копьем в определенное место (в грудь или центр щита) или в том, чтобы повергнуть противника на землю, выбить его из седла. В XIII веке создается Status Armarium - свод турнирных правил. В нем запрещается направлять удар копья в ноги или в правую руку противника. Тем не менее, турниры продолжали оставаться опасным мероприятием, дававшим выход природной агрессии воинов. Импульсивный характер человека той эпохи нередко приводил к тому, что разгоряченные противоборством рыцари забывали о том, что это всего лишь праздничная имитация военной авантюры. Нередко такие турниры оборачивались жертвами. Бывали случаи, когда в ход турнирного сражения вмешивались вооруженные слуги и оруженосцы участников. Поэтому со временем мечи и копья для турниров стали притуплять и появился запрет зрителям и слугам участников турнира появляться возле поля в доспехах и с оружием. Ограничивается время проведения турниров - нельзя преломлять копья с пятницы по понедельник и в большие церковные праздники. Символической стала и награда победителю - теперь он получал лишь часть доспеха своего неудачливого соперника - шпору или плюмаж со шлема. Благородное происхождение участника поединка также превратилось в необходимое условие. Одновременно турниры стали ярче и зрелищнее. Большую роль начали играть дамы - иногда они определяли победителя турнира (кон. XIV в.). С XIII века в среде рыцарства появилась традиция носить цвета своей дамы и прикреплять к шлему или копью вещицы дам, дарованные как знак расположения - это могли быть вуаль, рукав, платок. Со временем пышность, церемониальность рыцарских поединков начали подвергаться осмеянию. Несмотря на осмеяние и трансформацию обычая, он продолжал жить и в более поздние эпохи. Живучесть традиции придавало и придает одно - желание утвердить свое "Я" в прямом и честном противоборстве с противником. Неудивительно, что бюргерская среда, отринувшая многие ценности рыцарской культуры, тем не менее, позаимствовала культурную символику рыцарских поединков. Так, в Магдебурге на протяжении XIII-XV веков в последнюю субботу накануне Великого поста неженатые "дети" богатейших бюргеров - так называемые кунстабелен, "имели обычай" организовывать рыцарскую игру, "как это делал Роланд". В зените средневековья стремление к самоутверждению, лежавшее в основании традиции турнирных сражений дает о себе знать постоянно, в том числе и в повседневной жизни, будь то будни мирного времени, будь то военные действия. Обычай устраивать личные поединки накануне сражения перед строем двух войск сохранился вплоть до конца средневековья. Нередко на месте памятного поединка ставился камень, к которому рыцари совершали своеобразные паломничества. Подобного рода поединки - явление, известное многим культурным мирам. Однако европейская средневековая цивилизация являет их в своеобразии собственного социокультурного ландшафта. Такого рода событие как поединок правителя и поданного, пусть рыцаря, пусть дворянина, но человека, стоявшего в системе иерархических отношений безусловно ниже властителя - явление достаточно органичное на европейской почве. Рыхлость европейской средневековой государственности, относительная сила феодальной элиты во взаимоотношениях с королевской властью, породившая идею рыцарей круглого стола, создавали особую атмосферу эгалитаризма, в которой и возможен был поединок между королем и дворянином как символически равными фигурами на игровом поле европейской культурной традиции. Этот эгалитарный дух отражают и рыцарские праздники. Пример тому - празднества Артурова цикла в английском королевстве (сочетание пиршеств за круглым столом с рыцарскими поединками), в ходе которых утверждался союз между королем и его рыцарями. 2.2.4 Воинские ценности и культурные идеалыРыцарство жило войной и неудивительно, что в культурных текстах эпохи война предстает в качестве самоценности.Рыцарь сражается ради славы, но не всегда ее приносила только победа. Героическая смерть в честном бою считалась достойным завершением его жизни. Рыцарские идеалы отчасти противостояли этическим принципам, диктовавшимся христианством. Гордыня, провозглашенная церковью главнейшим из смертных грехов, считалась важнейшим достоинством рыцаря. Месть за оскорбление (нередко мнимое) была законом его этики, в которой не оказалось места для христианского всепрощения. Рыцари мало ценили человеческую жизнь, свою и особенно чужую. Они привыкли проливать кровь, и война казалась им естественным делом. Пренебрежение к чужой жизни усугублялось тем, что свой этический кодекс рыцари считали необходимым выполнять только в рамках своей социальной группы. По отношению к другим - крестьянам, горожанам, купцам и им подобным - не было и речи о каком-то "рыцарском" отношении, напротив, грубость, пренебрежение, даже грабеж в таком случае считались у рыцарей "хорошим тоном".Воспевание войны обнаруживают многие культурные феномены средневековой Европы. Характерная деталь - именно в литературной и поэтической лексике рыцарства, принадлежащего к той категории, что называлась вальвассорами и шателенами (представителями мелкого рыцарства), но никак не грандами, самоценность войны была исполнена очевидного и непреходящего смысла.Но по мере того как в Европе росли города, развивалась торговля, укреплялись позиции королевской власти, все чаще и целенаправленнее прибегавшей к политическим, а не только силовым способам отстаивания своих интересов, идеалы воинственности начали утрачивать былую силу, как, впрочем, и весь комплекс рыцарских ценностей, с ними связанных.Однако в среде мелкого, небогатого рыцарства война как таковая представляла особую ценность не только в ранний период средневековья, но и значительно позже. Только благодаря войне эта категория рыцарей могла пополнить свое состояние. Но, что не менее важно, именно во время военных действий эта часть рыцарства имела особый шанс самоутвердиться.Идеал отношений взаимопомощи и взаимоуважения, которые в реалии имели шанс дать о себе знать именно на бранном поприще, имел вполне определенную социально-психологическую почву. Именно война позволяла рыцарской молодежи и мелкому, небогатому рыцарству не только подтвердить свою воинскую удаль, но и оправдать свое социальное призвание, наконец, отстоять свое личное достоинство, доказать магнатам, что они люди "одной крови", равной смелости, отстоять свою независимость.И здесь мы видим опять-таки явление специфически европейского происхождения. Своеобразие социальной почвы средневекового Запада, характерной чертой которого был определенный эгалитаризм как в отношениях правителей и тех, кого принято именовать великими герцогами Запада, так и в отношениях магнатов и рядового рыцарства, дало жизнь тем культурным смыслам, ведущим к воспеванию войны.Одно из неписаных правил рыцарского кодекса чести подразумевало, что рыцарь должен быть мужественным. В идеале рыцарь не рыцарь, если он лишен этой родовой черты сословия, если он не готов к геройскому подвигу. Обращает на себя внимание тот факт, что этот идеал, особенно на заре становления рыцарского сословия имел специфически избыточный характер. Любой ценой рыцарь должен был доказать свою силу и мужество, даже ценой жизни.Этот комплекс установок, лежащий в основе рыцарского идеала, имел под собой "варварскую" составляющую - самоутверждение силы, закреплявшейся в качестве ценностного императива поведения, так как социум мог оградить себя от врагов лишь при наличии того профессионального слоя военников, готовых, по крайней мере, в идеале, пожертвовать всем, даже жизнью, ради его благополучия. Данный идеал некоего избыточного мужества, доблести, героизма транслировался во многих других поведенческих императивах рыцарского поведения. Зазорно было сражаться со слабым или плохо вооруженным противником. И, напротив, особую честь можно было стяжать, выбирая заведомо сильного противника. Отсюда многочисленные обычаи рыцарского сословия - обычай обязательности равенства вооружения во время турнира, равенства вспомогательных сил во время поединка.Демонстрация того, что может быть названо избыточным героизмом и без чего невозможно представить рыцарский идеал, чем ближе к закату средневековья, тем явственнее обнаруживает свою неадекватность реалиям времени.Идеалы рыцарской героики, замешанные на необходимости постоянного подтверждения рыцарем собственной силы и мужества, имели смысловую параллель с традициями того, что именуется рыцарской авантюрой.Рыцарь постоянно должен был следить за своим положением в обществе, это требовало от него все новых и новых побед, доказательств того, что он по праву принадлежит к этому сословию.Говоря о комплексе рыцарских идеалов, связанных с функциональным предназначением рыцарей как людей военного сословия и подчеркивая генетическое родство этих идеалов со многими ценностями варварского мира, следует отметить, что их отличало новое религиозное наполнение. Средневековая эпоха свидетельствует, насколько упорядочился, оцивилизовался европейский мир, сумевший укротить яростную воинственность бывшего варвара, ограничить ее, подчинив новым религиозным ценностям. Благодаря христианству в центре внимания окажется духовное борение, претворение в жизнь христианских добродетелей.Церковь, не принимавшая насилия и человекоубийства была вынуждена считаться с природой мира, в который она пришла. Религиозно-политическая атмосфера, в которой ей приходилось действовать: непрерывные войны, нашествия, раздоры, создали условия для переосмысления войны. Многое в этом смысле сделали отцы церкви, в частности Августин Блаженный, сформулировав понятия праведной и неправедной войны. Война оправдана, если она направлена на восстановление мира и обеспечение безопасности.Главное предназначение воина-христианина, каковым мыслился рыцарь, и заключалось в восстановлении попранной справедливости, в торжестве заповедей Христа. Неслучайно родоначальником рыцарства многие его идеологи считали архангела Михаила - земной образец ангельского воинства, окружавшего престол Господень. Неслучайно один из основных элементов ритуала посвящения в рыцари содержал в себе провозглашение рыцаря "поборником мира". Неслучайно в эпоху классического средневековья в ритуале посвящения большую роль начинает играть символика цвета и предметов. На посвящаемого надевали белую рубаху - символ его чистоты, сверху - алое сюрко в знак крови, которую он готов пролить за христово дело. Штаны - шосс - были коричневого цвета, ибо человеку суждено было вернуться в землю, а пояс - белого, подчеркивавшего "незапятнанность чресел". Навершие меча начинает украшаться крестом, который нередко служит хранилищем для реликвий. Обоюдоострый клинок считался символом стойкости и верности в защите слабого против сильного, праведного против неправедного.Безусловно, как и всякий идеал, идея допустимости лишь справедливой войны имела далеко не безграничный ресурс. Стремление рыцаря к самоутверждению, богатству, обладанию женщиной сплошь и рядом вступало в противоречие с христианской идеей. И, тем не менее, значимость этой регулятивной идеи сложно переоценить. Ей суждено было сыграть весьма значимую роль в трансформации культурного универсума рыцарства, изменении его установок на поведенческом уровне. Ментальный склад рыцаря претерпевал при этом весьма серьезные изменения. Это можно обнаружить в тех подвижках, которые произошли на уровне обыденного сознания и запечатлелись в легендах.Тот комплекс установок, который современное сознание склонно приписывать рыцарству в качестве неотъемлемого ментального атрибута - помощь слабому, милосердие - имел сложную природу. На уровне обыденного поведения рыцаря в силу ориентированности его сознания и поведения на поддержание чести формировался устойчивый, фиксируемый неписаным кодексом правил запрет на насилие в отношении более слабого. Ведь доблесть могла быть добыта лишь в состязании с сильным противником. Дополнительную подпитку этот запрет получил благодаря христианству, которое, как путем проповеди, так и путем культурного насилия, напоминания о Страшном Суде, способствовало закреплению данных культурных ценностей в духовном универсуме общества, обеспечив им большую будущность в смысловом поле гуманистических традиций европейской культуры.Да, конечно, и в Новое время и в современную эпоху человечество сплошь и рядом сталкивается с такими формами проявления жестокости воюющих, что рыцарская жестокость темных веков может показаться отнюдь не исполненной той брутальной силы, которой она обладала. Однако совершенно очевидно и то, что эту неконтролируемую природную данность, начиная со средневековой эпохи, человек пытается поставить под контроль культурных ценностей, начала которым было положено в том числе и кодексом рыцарской чести.2.3 Культ Прекрасной Дамы как выражение менталитета свободного рыцарстваПриродная данность вкупе с духовной ограниченностью социокультурной среды раннего средневековья отчетливо проявляют себя в отношении к женщине в этот период. Как и в древнегерманской поэзии, в литературе раннего средневековья женщина занимает чрезвычайно малое место. В этой литературе отсутствует всяческая куртуазность, авантюрность, сколько-нибудь внятный интерес к "жизни сердца". В chansons de gestes (героических поэмах) женщина еще не играет заметной роли. Лишь с куртуазным романом XII века приходит воспевание женщины. Это явление тем любопытнее, что в культурах, где человек прокладывает себе путь мечом, женщины обычно ценятся не слишком высоко. В кодексе самураев, который часто сравнивают с кодексом европейского рыцарства, женщина вообще не берется в расчет. К рыцарскому кодексу обычно возводят понятие галантности. Монтескьё определяет галантность как любовь, связанную с понятием опеки и силы, точнее не столько любовь, сколько "нежную, утонченную и постоянную видимость любви".В эпоху классического средневековья ситуация меняется. Именно в рыцарской среде формируется культ Прекрасной Дамы, составляющий самую сердцевину так называемой куртуазной любви, под которой понимается новая форма отношений между мужчиной и женщиной. Современниками тогдашней эпохи куртуазная любовь называлась "fine amour", то есть утонченной любовью.Любовь, воспеваемая провансальскими поэтами XII и начала XIII века уже носит индивидуальный характер: поэту дорога лишь одна женщина, и он не променяет ее ни на какую другую. Не знатность происхождения и богатство, а красота и куртуазность дамы вызывают чувства трубадура. Понятия благородства рождения и благородства внутреннего мира начинают расходиться в этих произведениях. Прекрасная дама должна обладать тактом, любезностью, умением со вкусом одеваться, благородством, способностью вести светскую беседу - иначе говоря, набором тех признаков, которые в совокупностью и называются куртуазностью. Отношения между возлюбленными, судя по песням трубадуров, были различны: от платонического "служения" неприступной даме, до весьма интимных отношений, нередко рисуемых трубадурами с натуралистической прямотой. Вскоре выработался определенный ритуал ухаживания и любовных отношений, которому должны были следовать все изысканные люди, дорожившие своей репутацией. Дама была обязана иметь возлюбленного и соответственно с ним обращаться, ее рыцарь должен был хранить тайну "сокровенной любви" и служить даме сердца точно так же, как вассал служит сеньору: феодальная терминология легко распространялась и на интимные отношения. Присущая сознанию эпохи страсть к классификации выразилась в создании своего рода "схоластики любви", канонов любовного поведения и выражения чувств.По мнению средневековых авторов, любви между супругами быть не может, ибо любовь требует тайны и поцелуев украдкой; любовь к тому же не возможна без ревности, то есть без состояния тревоги о том, как бы не потерять возлюбленную, а в браке ничего подобного нет.Куртуазная любовь носила социально-знаковый характер, символизировала престиж мужчины в рыцарском сообществе. Впоследствии неписаный кодекс чести закрепит в качестве обязательного условия - рыцарь не рыцарь, если он не имеет дамы сердца. К XII веку во Франции сложился обычай майората, согласно которому наследственный надел, феод доставался одному, преимущественно старшему сыну. Остальные благородные члены семьи мужского пола обречены были остаться неженатыми. Простолюдинки, были готовы одарить молодого благородного рыцаря своим вниманием. Но, само собой разумеется, успех у них не поднимал престиж рыцаря в глазах общества. Иное дело знатная дама. Достоин зависти и восхищения был тот, кто сумел добиться внимания дамы. Нелишне заметить, что ею нередко становилась жена дядюшки, брата или сеньора. Чаще всего именно эти женщины были для молодых юношей объектом мечтаний, поскольку их школой нередко был двор сеньора их отца или дяди по материнской линии.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
|
|
